Харлоу
Я подумываю не идти на работу на следующий день. По болезни. Семейные дела. Какая-нибудь другая дебильная отговорка. Потом вспоминаю, что говорила себе вчера: встать, дать отпор, не показывать слабость.
Вот только он видел, как я слабею. Хуже того, он видел, как я извиваюсь.
От одной мысли о прошлой ночи у меня горят щеки и сжимается горло. Я влипла по уши. Такое ощущение, что я сама вырыла себе могилу, а меня уже начинает засыпать землей.
Когда я вернулась домой вчера вечером, не знала, что делать. Не знала, с кем поговорить. Что вообще говорить? Привет, я Харлоу, и я позволила убийце-психопату подрочить мне пальцем. И мне понравилось. О, а моя лучшая подруга? Да, она одна из его жертв.
Я много чего чувствовала после смерти Бет, но это первый раз, когда я действительно ощущала себя наполовину убитой. Я была зла, грустна, потеряна, подавлена, напугана и испытывала все остальные эмоции. Но только вчера вечером, когда вошла в квартиру, я почувствовала отсутствие своей второй половины так же точно, как воздух в легких или кровь в венах. Она была частью меня, а теперь ее нет.
Она была единственным человеком, с которым я могла поговорить, которому могла полностью довериться и знала, что она всегда будет рядом. Пока ее не стало.
Желая почувствовать близость с ней, я взломала дверь в ее комнату и проскользнула внутрь. Мне казалось, что я должна ходить на цыпочках и не шуметь, как будто я вторглась в священное пространство.
Все разбросано и перетасовано с тех пор, как полиция проводила обыск, ища хоть что-то, что могло бы указать на убийцу. Семейный портрет, который она хранила на тумбочке, лежал на полу лицом вниз. Ящики опустошены, обысканы, а ранее аккуратно сложенная одежда кое-как запихнута обратно.
Мое сердце чуть не разорвалось, когда я увидела, что ее любимый с детства плюшевый зайчик разорван сзади, а наполнитель высыпался через шов. Я подавила всхлип, и взяла швейный набор, чтобы зашить его.
Хотела привести в порядок остальную часть ее комнаты, чтобы все было так, как до прихода полиции, но к тому времени, как я закончила с зайчиком, слишком устала.
Чертовски устала.
Я прихожу на смену с крашеными волосами, зачесанными назад в тугой пучок. Не могу смотреть на свой новый цвет. От него чувствую себя грязной и дешевой. Убеждаюсь, что каждая прядь волос надежно закреплена. Я не дам этому ублюдку возможности играть со мной, мягко заправляю упавшую прядь за ухо.
Прежде чем вернусь в логово льва, я хочу сделать одну вещь. Моя убежденность растет с каждым звонком телефона.
— Саксон.
— Привет, это Харлоу, — как только мое имя прозвучало, я хочу выстрелить себе в ногу. Оглядываюсь вокруг. Стою через дорогу от кафе, и повезло, что я не вижу никого, кто знает меня как Аманду.
— Мисс Харгрейв, — его тон смягчается, я слышу улыбку в его голосе.
— Поможет ли признание? Чтобы опровергнуть ложное алиби.
— Мисс Харгрейв… Харлоу, — когда он переходит на имя, я уже знаю, что мне не понравится то, что он собирается сказать. Жалею, что вообще позвонила ему. — Если ты что-то знаешь, приходи и расскажи полиции. А если ничего не знаешь, не делай глупостей, чтобы узнать. Пожалуйста, — это искренняя мольба, но он говорит медленно и спокойно, как будто думает, что я сошла с ума. И я не уверена, что он ошибается.
— Просто скажи, Лео. Признания будет достаточно?
— Позволь нам делать свою работу. Что бы ты ни придумала, ничем хорошим это не закончится. Это опасные люди, Харлоу, — я скрежещу зубами, сдерживая свой ответ. Я преподнесла им Кэша на блюдечке с голубой каемочкой, а они ни хрена не сделали. Я единственный человек, который видел убийцу и осталась в живых, и могу опознать Кэша как этого убийцу.
— Признание. Этого будет достаточно?
— Теоретически да, но… — это все, что мне нужно услышать. Я прерываю звонок и засовываю телефон в карман, переходя улицу с новым огнем в груди и целью.
Когда вхожу, все четыре брата Фокс сидят в угловой кабинке — их кабинке. Холодность, витающая вокруг них, когда те по одиночке, исчезает, когда они собираются вместе. Это странная вещь. Они смеются, прикалываются и оживленно разговаривают. Все эти выводы приходят в голову из-за сцены передо мной, когда один передает другому остатки бургера в обмен на оставшуюся картошку фри.
И это чертовски бесит.
Когда Кэш замечает меня, он замирает, но лишь на мгновение. Затем откидывается назад в кабинке, раскинув руки по спинке и оглядывая злобным взглядом мое тело. Не лучше, чем тот курьер с пивом. Его братья замолкают, дабы посмотреть, что вдруг привлекло внимание Кэша. Все их взгляды устремлены на меня — я физически ощущаю их тяжесть, и мне кажется, что я вот-вот расколюсь на две части.
Мне требуются все силы, чтобы отвести плечи назад и выпрямиться под их пристальным взглядом. Я знаю, чего он хочет. Чтобы я покраснела и струсила. Он хочет видеть, как я крепко сжимаюсь под его каблуком. Уже знаю, как твердеет его член при мысли, что он победил меня, сломал.
Чувствуя искру негодования, я пробираюсь к столу, покачивая бедрам чуть больше, чем обычно.
— Мальчики, — я стараюсь смотреть каждому из них в глаза. Всем, кроме Кэша. — Могу я предложить вам что-нибудь еще?
— Аманда… — я притворяюсь, что не слышу его. Он даже не знает моего настоящего имени, хоть что-то я оставила для себя.
— Десерт, пиво? — они все качают головами, ухмыляясь. Я не знаю, что Кэш рассказал им обо мне, и даже не знаю, что они знают о нем. Но судя по самодовольному выражению их лиц, когда Кэш снова произносит мое имя, а я игнорирую его, им нравится смотреть на то, как Кэш бесится, так же, как и мне.
— Знаешь, а я не против. Что посоветуешь? — спрашивает молодой блондин, бросая на Кэша взгляд «и что сделаешь с этим».
— Хм, я люблю все со взбитыми сливками и клубникой — я прикидываюсь и хлопаю ресницами. Один из братьев подавляет смех. Я чувствую напряжение, исходящее от Кэша, как пар. Оно сгущает воздух, образуя бисеринки пота на моей спине. — Так что я бы рекомендовала фруктовый пирог.
— Я больше по соленому, — говорит другой брат с игривым блеском в глазах. — А ты какой тип девушек?
— Я бы сказал, что она чертовски кислая, — ворчит Кэш.
— О, я обожаю мороженое с карамелью, которая капает. Невозможно удержаться, чтобы не слизать.
— Хватит, — рычит Кэш, выскакивая из кабинки и оттаскивая меня за руку.
Мое сердце колотится, но я изо всех сил стараюсь рассмеяться и отвечаю ребятам:
— Тогда фруктовый пирог, — хватка Кэша обхватывает мой бицепс до синяков, и я испытываю такой кайф от того, что наконец-то проникаю под его кожу.
Только когда он затаскивает меня в свой кабинет и захлопывает за нами дверь, я понимаю, что, возможно, здорово облажалась.
Он прижимает меня к стене. Его рука тянется к моему горлу, но останавливается, пальцы сгибаются, а затем крепко сжимаются в кулак.
— Блять, — рычит он и ударяет кулаком в стену рядом с моей головой. — Почему ты провоцируешь меня?
Я слишком ошеломлена, чтобы говорить, вжимаюсь в стену, не зная, был ли этот удар предназначен для меня. Он отталкивается от стены. Мое дыхание учащается, пока я смотрю, как он ходит по кабинету, запустив пальцы в волосы и дергая их за корни.
— Я лучше пойду, — шепчу я медленно, крадучись назад к двери, как будто разговариваю с диким зверем. Ведь он такой и есть, не так ли?
Он смотрит на меня, его насыщенные зеленые глаза похожи на широкие лужицы с мхом, брови сведены вместе.
— Хорошая идея. — произносит он сквозь стиснутые зубы.
***
Кэш
Я не добрый человек.
Я не нежный человек.
Никогда им не был и не хочу быть.
Поэтому меня чертовски смущает, когда я лежу без сна в постели с одной и той же мыслью, повторяющейся в голове: я переборщил?
Она не говорила мне остановиться. Но сказала, что я сумасшедший, ненормальный, и как там еще… ах да, поехавший. Она позволила продолжать, потому что хотела этого, как и ее мокрая киска? Или думала, что я причиню ей боль, если она не сделает этого? От непонятного ощущения внутри, я тру грудь.
Я делал ужасные вещи в своей жизни. И не боюсь, что она узнает об этом и сочтет меня чудовищем. Потому что я такой и есть, и она окажется права. Я с ужасом и восхищением понимаю, что боюсь этого.
Наконец, я засыпаю с обещанием, что завтра покажу ей, что со мной она всегда будет в безопасности.
Просыпаюсь с хорошим самочувствием, даже отдохнувшим. Во мне бурлит энергия «carpe diem8», и я готов сбить эту девушку с ног.
Но потом она приходит, когда я обедаю с братьями, и вытворяет такое дерьмо. И я теряю голову. Я просто, блять, теряю голову. Она устраивает это гребаное шоу дешевой шлюхи, пока запах ее киски все еще ощущается на моих пальцах?
Я не могу это контролировать. Мой кулак врезается в стену, и выражение страха на ее лице хуже, чем выстрел. Намного хуже.
Но она делает это со мной. Она делает меня чертовски сумасшедшим. Это ее вина.
— Я лучше пойду, — ее голос такой мягкий и робкий, что это разбивает мое гребаное сердце. Я погасил ее вспыльчивый огонь, горевший несколько минут назад, превратив в испуганного ангелочка.
— Хорошая идея, — звук закрывающейся за ней двери — как удар в живот.
Чтобы не провести следующие несколько часов в задумчивости, я отвлекаю себя, занимаясь делами, которыми пренебрегал из-за своей новой одержимости. Это продуктивно и напоминает, что я не какой-то там хандрящий, грустный мешок с дерьмом. Я — Лис, вершина гребаной пищевой цепочки. Король.