Кэш
Я снова проверяю часы, Харлоу все еще нет. У нас повторное открытие «Лисьего логова», и я на улице с прессой, важными шишками города и давними членами нашего сообщества. Для этого мероприятия установил сценические занавесы, как тент. Они свисают на тротуар, а уличные фонари придают красному бархату янтарный оттенок.
Наконец, я вижу, как Стелла выходит из Убера. Они с Харлоу вместе ходили делать прическу для мероприятия. Когда машина отъезжает, а Харлоу все еще не вышла, я прикусываю щеку и машу Стелле рукой.
— Эй, босс, отлично выглядишь, — она поправляет мой галстук-бабочку. — Так много людей.
— А где Харлоу?
Она выглядит ошеломленной моим резким тоном, поэтому я пытаюсь снова.
— Она взяла отдельную машину?
— Я думала, она была с тобой? — черт.
Мой желудок бурлит.
— Ты не собиралась с ней?
— Нет, она написала мне…
— Дай мне свой телефон, — рычу я и оттаскиваю ее за руку в сторону от толпы, собравшейся у входа в ожидании большого разоблачения. Не спрашивая, она открывает диалог с Харлоу и протягивает мне свой телефон.
— Что происходит, Кэш? Ты меня пугаешь, и я не знаю, то ли это ты просто типичная сумасшедшая задница, то ли что-то правда не так.
Извини. Не могу приехать.
Я перечитывал сообщение от Харлоу снова и снова. Она не отправляла его. Эта девушка не только никогда в жизни не писала смс, она никогда бы не отменила планы в последнюю минуту с полупустым извинением и без объяснений.
— Что-то не так. Действительно, блять, что-то не так, — в груди такое чувство, будто на меня наступил чертов слон. Я едва слышу, как мой организатор мероприятия произносит вступительное слово из-за гула в голове.
— И добро пожаловать в «Лисье логово»! — говорит Мелисса, взмахнув руками, и люди возбужденно хлопают.
Аплодисменты стихают, чем выше поднимается занавес, пока резко не затихают, когда открывается полная сцена.
Огонь проносится сквозь меня, когда я вижу кровавые буквы, написанные на окнах:
Убийца был здесь.
Люди задыхаются, поворачивают головы. Буквы еще влажные, и по вязкости я могу сказать, что это настоящая кровь, а не краска. Локлан и Роан подбегают ко мне, спрашивая, что делать. Раздаются вспышки, пресса голодно делает фотографии, как гребаные стервятники.
— Уберите этих людей отсюда, — рявкаю я на них. Замечаю Финна и сую ему в руку телефон Стеллы. — Узнай, откуда было отправлено это сообщение, и едь в мою квартиру. Жди там вестей.
Мы с Романом встречаемся взглядами, и я киваю головой в сторону двери. Он занимает свое место рядом со мной, и мы работаем вместе, как хорошо смазанная машина. Синхронно достаем пистолеты и открываем двери.
То, что встречает нас внутри, еще хуже. Старинное зеркало, которое мы только что кропотливо отреставрировали, снова разбито. Я даже не знаю, сколько галлонов крови разбрызгано по всем поверхностям. Белые скатерти залиты красным. Мы ступаем осторожно, чтобы не поскользнуться в лужах. Это кровавая баня в самом буквальном смысле.
— Что за черт… — бормочет Роман, и я впервые вижу, как он чем-то шокирован. Я видел его выходящим из перестрелок и горящих зданий с таким видом, будто он только что посетил занятие по йоге.
Слежу за его взглядом, и мое собственное потрясение увеличивается.
На барной стойке лежит свинья. Целая, блять, выпотрошенная свинья. Должно быть, это прямо с крюков из нашей мясной камеры, потому что я узнаю зеленый штамп скотобойни, у которой мы покупаем мясо. Роман прикрывает мне спину, непрерывно сканируя место, жутко тихое, если не считать гула людей, все еще находящихся на тротуаре и жаждущих взглянуть на новейшее место преступления Убийцы из Джун-Харбор.
Кожа свиньи бледно-серого цвета и кажется холодной на ощупь, ее рот застыл открытым. Из бока что-то торчит, и мой пульс учащается, когда я понимаю, что это рукоятка ножа. Для человека, который был свидетелем и совершал преступления гораздо более ужасные, мой желудок все еще вздрагивает, когда я вижу фотографию, прикрепленную лезвием к трупу свиньи.
Это та же самая фотография, которую Харлоу получила от убийцы, только теперь ее лицо выцарапано, а нож вонзился в тело. Я вдыхаю и выдыхаю горячий воздух через нос, пока вытаскиваю лезвие. Переворачиваю фотографию и вижу, что предыдущее сообщение зачеркнуто, а под ним напечатано новое.
Хрю, хрю. Найди своего поросенка.
И номер телефона.
Тут же набираю цифры. Ярость бурлит под кожей, мне становится жарко, все чешется, и я хочу, черт возьми, закричать. Особенно когда после двух гудков звонок переключается на голосовую почту. Мгновенно на мой телефон приходит новое сообщение.
Там указан адрес в складском районе на периметре города. И простая инструкция:
Приходи один.
— Повара были заперты на кухне, а я нашел за дверью вот это, — Роман протягивает черную коробку с несколькими антеннами.
— Глушилка, — я вгрызаюсь ногтями в руки, сжимая кулаки. — Мне нужно идти, но проверь записи с камер наблюдения, хотя я сомневаюсь, что там что-то будет. Этот ублюдок дотошный. Мне также нужны все фотографии от всех людей, которые были на том тротуаре. Может, кто-то что-то заснял на заднем плане.
— Договорились. Могу попросить Альфи сделать это. Пойду с тобой.
— Нет. Я должен один…
— Я не могу позволить тебе сделать это, Кэш, — глубокие карие глаза Романа встречаются с моими, пронизанными суровостью. Он настолько же верен, насколько упрям, и это невозможно не ценить.
— Отлично. Отгони мою машину, встретимся там, — он кивает, довольный, и выходит через парадную дверь в толпу людей.
Я пробираюсь назад, но у меня нет намерения ждать его.
***
Урчу «Харлеем», прежде чем заглушить двигатель. Осматриваю заброшенный участок, трава и сорняки прорастают сквозь трещины в старом цементе. Других машин нет, только фонарь на боку здания. Он тускло мерцает.
Убедившись, что здесь нет никого, кто ждал бы меня в засаде, я паркуюсь и иду внутрь здания. Это простая конструкция из листового металла с широкой откатной дверью, которая сейчас задраена. Фундамент — тот же устаревший бетон, что и на стоянке, и, кроме разбросанного мусора, во всем помещении есть только одна примечательная вещь.
Простой деревянный обеденный стул стоит рядом с походным фонарем, освещающим небольшой радиус сумрачно-оранжевым светом. В углах комнаты кромешная тьма, и у меня по спине ползет лед от осознания того, что здесь много слепых зон.
Мой телефон оповещает о новом сообщении.
Оружие на пол. Пристегни себя наручниками к стулу.
Я не роняю пистолет. Нет, крепче сжимаю.
— Я пришел сюда, но мне надоело выполнять приказы гребаного труса. Выходи и встреться со мной лицом к лицу, — они должны быть где-то близко, если не в самом здании. Достаточно близко, чтобы знать о моем прибытии, и не важно, подыграю я их игре или нет.
Приходит еще одно сообщение, и на этот раз просто аудиофайл. Сердце уходит в пятки, как только я нажимаю кнопку воспроизведения. Голос Харлоу захлебывается рыданиями, она умоляет кого-то. Раздается резкий звук шлепка, и я слышу ее крик, прежде чем аудиозапись заканчивается.
Скрежещу зубами, когда ее крики эхом отдаются у меня в голове. Я рычу, но кладу пистолет на цементный пол и иду к стулу. С каждым шагом моя кровь бурлит, как паровоз. На сиденье лежит набор наручников. Я просовываю руки через прутья в спинке кресла и застегиваю наручники, надеясь, что Финн узнает что-нибудь полезное из телефона Стеллы.
— Какая послушная маленькая шлюшка, — ее голос режет воздух, как удар хлыста. Я мотаю головой туда-сюда, пытаясь увидеть, где она.
Она выходит из тени прямо передо мной.
— Куишле, — вздыхаю я, когда мои глаза скачут, проверяя каждый видимый дюйм ее тела на наличие признаков вреда. — Ты ранена? Где он?
— Прямо напротив меня, — она подходит ближе, в глазах тьма, я обдумываю ее слова, как сейчас, так и несколько секунд назад. Она останавливается в нескольких футах передо мной и вертит на пальце кончик лезвия.
— Такой хороший мальчик, следующий указаниям. Как думаешь, ты заслуживаешь награды?
Я проглатываю свое замешательство, пытаясь понять, что, черт возьми, происходит, и одновременно радуясь, что она, похоже, цела и невредима.
— Харлоу, в чем дело? — натягиваю наручники, когда сажусь, чтобы наклониться ближе к ней.
Она держит нож так, что он сверкает в свете фонаря, и смотрит на него с благоговением.
— Я хотела использовать пистолет — спасибо за уроки. Теперь буду уверена, что не промахнусь. Нож поэтичнее, нет?
— Что за херню ты несешь? Ты на что-то подсела?
— Нет, милый. Я как всегда в ясном уме, — в ее тоне сквозит яд, и когда она называет меня милым, это холодно и горько. Она вытаскивает золотую цепочку из декольте своего красного атласного платья.
— Ожерелье? Думаешь, я тебе тайно изменяю или еще какая-нибудь хрень?
— Пошел ты, Кэш, — огрызается она и делает выпад вперед, поддевая мой подбородок плоской стороной ножа. — Еще раз будешь обращаться со мной как с тупой дурой, и, клянусь богом, я перережу тебе глотку и буду наслаждаться каждой гребаной секундой. — господи.
Ничего не имеет смысла. Гнев и ненависть в глазах Харлоу чисты и без примесей. Это по-настоящему.
Она упирается острием лезвия в мое адамово яблоко, и я чувствую, как ей хочется резать глубже. Я был рядом с достаточным количеством убийц, чтобы узнать жажду крови. И сейчас она хочет убить меня всеми фибрами своего существа.
Она встает прямо, размахивая ножом.
— Мне понравилось украшать Логово, и я рада этому, потому что, если бы не выплеснула ярость раньше, не уверена, что смогла бы удержаться от того, чтобы не убить тебя на месте, — такое ощущение, что меня ударили.
— Это… сделала… ты? — мои слова застыли, голос дрожит от эмоций.
— Враги всегда близко, разве не этому ты меня учил? — тошнотворное ликование в ее голосе посылает мурашки по моему позвоночнику. — Должна отдать тебе должное, Кэш, ты был очень убедителен.
— Харлоу…
— Меня стошнило, знаешь ли. Когда я нашла ожерелье Бет в твоем маленьком тайнике. От мысли, что я недавно трахнула тебя, мне стало физически плохо.
Я смеюсь, когда звучат эти слова. Где он? Прямо передо мной.
— О, так мы снова вернулись к этому дерьму, да?
***
Харлоу
Опять эта хрень.
Я не думала, что мое тело способно вместить еще больше ярости. Похоже, ошибалась.
— Что сделало тебя сильнее? Убийство Бет или мое утешение, пока я оплакивала ее?
Он проводит языком по внутренней стороне нижней губы.
— Ни то, ни другое. Потому что я не убивал ее, черт побери.
Снова приставляю нож к его горлу и наблюдаю, как пульс остается невероятно стабильным. Он выглядит… скучающим. Я не могу угрожать ему болью или даже смертью. Он не боится смертных вещей. Что, если я дам ему то, чего он хочет больше всего, а потом пригрожу отнять это? Ради меня он почти вступил в войну с Братвой. Что еще он сделает для меня?
Поднимаю платье, и его взгляд прослеживает движение темно-красного материала вверх по бедру, туда, где я прячу нож в набедренной кобуре. Я подхожу к нему и не могу отрицать силу, которую чувствую, заставляя его смотреть. Испытываю отвращение, но не удивление, когда вижу, как он напрягается в штанах.
— Последний секс перед тем, как ты убьешь меня? — спрашивает он, когда я сажусь к нему на колени, приподняв одну бровь.
Я не отвечаю на его вопрос и с каменным выражением лица начинаю расстегивать пуговицы на его рубашке. Его глаза темнеют, и он не отрывает взгляда от моего лица. Расстегиваю рубашку и провожу ладонью по его груди над бьющимся органом.
— Стелла предупреждала меня об этом. Сказала, что у тебя нет сердца.
— Есть. Это ты. Куишле моу кхри, — пульс моего сердца.
— Не знаю, что хуже, — говорю я, расстегивая его брюки удивительно твердыми пальцами. — То, что я влюбилась в убийцу лучшей подруги, или то, что ты искренне считаешь себя способным любить меня после всего, что ты сделал, — потому что в том-то и дело, что я знаю, Кэш думает, что любит меня. Может быть, в каком-то извращенном виде. Но для него это реально.
— Я действительно люблю тебя, куишле, — его слова — стрела в мое сердце. Острая. Болезненная. Смертельная. Потому что я хочу верить им, а не его лжи. Хочу, чтобы было объяснение ожерелью, но этого нет. И если я позволю себе поддаться мыслям, это убьет и меня.
Стягиваю его брюки, и он поднимает бедра, чтобы помочь мне, член стоит между нами.
— Мне не нужно твое признание в любви. Мне нужно твое признание в убийстве.
Он усмехается.
— Кажется, мы уже говорили об этом, нет?
С ненавистью в сердце я поднимаю бедра и скольжу своей киской по его члену.
— Ох, блять, — мямлит он, и мне приходится прикусить язык, чтобы не сказать то же самое. Он меня наполняет. Он такой родной, а мое тело еще не догнало разум.
Я медленно покачиваюсь вверх-вниз, а Кэш лениво улыбается.
— Как всегда, такая влажная для меня. Может, особенно намокла, когда захотела меня убить.
Я продолжаю, пока мышцы его шеи не напрягаются, когда он смотрит в потолок и тяжело дышит.
Останавливаюсь. Он наклоняет голову вперед.
— Признайся, и я продолжу.
— А что мне мешает это сделать? — он поднимает бедра вверх.
— Это, — я снова достаю нож и прижимаю его к коже его горла.
— Убьешь меня — не получишь признания, — он ухмыляется.
— Хорошо, что ты не умеешь говорить ногой, — заношу руку за спину и погружаю лезвие в его бедро. Он рычит сквозь стиснутые зубы, слюна летит, он истекает кровью.
— А теперь расскажи мне еще раз, как ты ее не убил?
— Я не убивал ее, — впервые за сегодняшний вечер в его глазах появляется намек на настоящее отчаяние.
— Неправильный ответ, — я снова скачу на его члене, пока он не задыхается, и смотрю, как напрягается его татуированный пресс.
И снова останавливаюсь.
— Блять, Харлоу, — он злобно сплевывает и извивается в своих путах. Я улыбаюсь в ответ, довольная выбранным методом пытки.
— Ответь на вопрос, как хороший мальчик, и я позволю тебе кончить, — дразню я, и его ноздри раздуваются.
— Неужели ты думаешь, что я такой идиот, буду совершать убийства, когда у меня не закрыта самая заметная татуировка? Скажи мне, тот убийца…
— Это был ты.
— А с другой стороны, на нем была перчатка? А что насчет одежды? У меня татуировки по всему телу. Были видны другие?
— Прекрати пытаться запутать меня, — я не могу удержаться, чтобы не поерзать на его коленях, так много кинетической энергии пульсирует во мне. — Я видела тебя той ночью, и теперь у меня есть доказательство, — я снова прекращаю движение и достаю ожерелье.
— Черт, хорошо. Расскажи мне об этом ожерелье. Где ты его нашла?
— Ты точно знаешь, где я его нашла, — он стонет, и я понимаю, что случайно сжала вагину его, когда кричала.
— Просвети меня.
Я закатываю глаза, но если мне придется ответить на несколько глупых вопросов, чтобы наконец услышать правду из его уст, то так тому и быть.
— В потайном отделении под раковиной в ванной. Я случайно обнаружила его, когда устраняла протечку.
Его лицо теряет цвет. Появляется искреннее беспокойство.
— Очень немногие знают об этом месте… — он смотрит в сторону, медленно покачивая головой. — Я могу пересчитать по пальцам одной руки количество людей, знающих секретные тайники в моей квартире, — такое ощущение, что он больше размышляет вслух, чем говорит со мной.
— Достань мой телефон из кармана, нужно, чтобы ты кое-что поискала, — он весь в размышлениях, как будто я не допрашиваю его с пристрастием и он не внутри меня.
— Нет, пока…
— Ты хочешь гребаную правду или нет, Харлоу? — рявкает он, и я испуганно вздрагиваю от неожиданности. — В кармане пиджака, — хмуро смотрю на него, но поскольку это самое большее, что он дал мне за весь вечер, тянусь к его расстегнутой рубашке и забираюсь в пиджак.
Подношу телефон к его лицу, чтобы разблокировать с помощью FaceID. Он дает мне указания открыть защищенную паролем папку, резко вдыхая, когда я слишком сильно извиваюсь на его члене.
— Прочитай по порядку.
Я мгновенно узнаю имена.
— Ты, сегодня. Роман, сегодня. Ты, сегодня. Ты, сегодня. Локлан, вчера. Роман, вчера… — я продолжаю, пока он не останавливает меня на: — Донна, четверг.
— Что это за список, Кэш?
— Журнал доступа. Каждый, кто входит, имеет персональный код, чтобы попасть внутрь, и таким образом, он отслеживает, кто приходит и уходит. Но, Донна, ты сказала, что она там была в четверг? Это не ее запланированный день.
— Да, я столкнулась с ней, когда она уходила. Она искала браслет, который упал…
Он усмехается.
— Донна, Донна. Во что ты ввязалась? — пытаюсь проследить за ходом его мыслей, но я в растерянности. Конечно, он не думает, что Донна, его шестидесятилетняя экономка, является Убийцей из Джун-Харбор.
— Хорошо, мне нужно, чтобы ты нажала на время рядом с ее именем в журнале, — когда я это делаю, экран меняется на сетку видеозаписей с камер наблюдения, снятых в разных ракурсах квартиры Кэша. В левом верхнем углу мы видим, как Донна входит в внутрь. Когда она поворачивает ручку, мой взгляд останавливается на браслете на ее запястье, и у меня сводит живот.
Он и не пропадал.
Я все больше шокируюсь, наблюдая за тем, как она проходит через всю квартиру и заходит в ванную Кэша. В висках стучит, когда я вижу, как она опускается на колени и возится под шкафом, прежде чем достать из сумочки гаечный ключ. Чтобы ослабить гайку соединения.
— Кэш… — мой рот двигается, но не осознаю, что говорю, мои мысли настолько перепутались, что я не могу мыслить ясно, не говоря уже о том, чтобы говорить.
— Посмотри на меня, — я не могу. Не могу смотреть на него. Смотрю вниз, и он выворачивает шею, пытаясь посмотреть мне в глаза, но он все еще в наручниках и дергается в кресле.
Мои легкие сжимаются и задерживают воздух, пока я думаю, не является ли это очередным тщательно продуманным обманом. В конце концов, его алиби на бейсбольной игре было так тщательно подготовлено… если оно вообще было подготовлено. Может быть, оно было настоящим, но сейчас все именно так: Донна подбрасывает ожерелье Бет.
Я не осознаю, что потерялась в пространстве, пока голос Кэша наконец не прорвется сквозь мою дымку.
— Давай, куишле. Дыши для меня. Дыши для меня, детка, — мои дыхательные пути пытаются открыться, удается сделать огромный вдох и поднять голову.
Его зеленые глаза похожи на лес в этом темном здании, и они впиваются в мои с такой силой, что опять перехватывает дыхание.
— Ты убьешь меня сейчас? — вопрос слетает с моих губ как сухой лед, витая в воздухе между нами.
Его брови сходятся вместе.
— Зачем мне это делать?
— Потому что никто не смеет нарываться на твою семью и потом жить спокойно.
— Сними с меня наручники, — холодно говорит он. Я остаюсь неподвижной, поэтому он повторяет: — Сними с меня наручники, Харлоу.
Я думаю, что неважно, отпущу я его сейчас или позже, он все равно убьет меня, так почему бы не покончить с этим. Чувствую, что потеряла связь со своим телом, когда тянусь к нему и расстегиваю наручники. Он все еще во мне, и когда наклоняюсь вперед, его член прижимается к моей точке джи, и я непроизвольно стону. Он тоже напрягается.
Боже, это полная лажа. Все это. Ради всего святого, из его бедра торчит гребаный нож.
Металлические наручники со звоном падают на пол, и острота его внутри меня рассеивается, когда осознание берет верх. Может быть, смерть не будет мучительной, если я не буду чувствовать себя в своем теле. Может быть, именно это чувствовала Бет. Я надеюсь на это.
Словно испаряюсь из своего тела, пока Кэш не вытаскивает руки через стул и не обнимает меня. Я снова погружаюсь в себя благодаря его хватке. Он кладет голову мне на шею и вдыхает.
Затем откидывается назад и сжимает мое лицо в своих руках, прижимаясь лбами.
— Если бы пришлось убивать тебя, я бы вытащил нож из своей ноги и воткнул себе в шею. Я не боюсь умереть, но боюсь жить без тебя, — эмоции в его голосе захлестывают меня, и я ломаюсь.
Падаю вперед, прижимаюсь щекой к его голой коже, захлебываясь рыданиями от облегчения и горя, безумия и печали. Что за беспорядок я устроила в и без того запутанной ситуации. Я не в состоянии контролировать поток чувств, уносящих меня в море.
С каждым всхлипом он лишь крепче прижимает меня к себе, шепча мне ухо…
— Без тебя мое сердце не будет биться, куишле моу кхри.