Лео
Три недели спустя
Я делаю глоток кофе и раскладываю «Хроники Харбор» на своем столе. Заголовок на первой полосе — это все, что меня волнует:
«Убийца из Джун Харбор признает себя виновным, правление террора окончено».
Там фотография Фокса в костюме, стоящего рядом со своим адвокатом в зале суда. Он выглядит как дерьмо, и правильно, что сдался, а не убил тупую суку.
Не могу сказать, что я не был немного разочарован. Несмотря на нашу историю, я думаю, мы могли бы стать хорошими партнерами. Ну что ж, перейдем к следующему.
Кстати говоря, мне стало неспокойно. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я убил стриптизершу, и зуд пролить кровь снова дает о себе знать. У меня есть несколько идей теперь, когда Фокс больше не является надежным прикрытием, но ничего страшного, я всегда готовился к такой возможности.
Видите, в этом разница между нами. Я готов ко всему, и не позволяю ничему и никому встать на моем пути. Вместо этого он запал на цыпочку и получил пожизненное без права досрочного освобождения.
Я неодобрительно покачиваю остывший кофе в своей кружке. Хотя наша игра в кошки-мышки была забавной. Теперь мне приходится иметь дело с Харлоу, которая все больше выходит из себя после его ухода. Это так жалко.
Каждую неделю она приходит в участок с криками и воплями, как после убийства подружки. Она плачет о подставах и настаивает на том, что я настоящий убийца. Это довольно забавно. Все думают, что она сошла с ума, и, возможно, так оно и есть, но в этой части она права. Идеальное преступление, — с гордостью думаю я.
Я дочитываю статью и выбрасываю газету в мусорное ведро. Было весело.
В дверь моего кабинета стучат, и Куинси просовывает голову внутрь.
— Она вернулась.
— Хорошо, иду, — вздыхаю я, допиваю кофе и выхожу.
— Надо быть совсем ненормальным, чтобы влюбиться в серийного убийцу, который убил твою лучшую подругу, — Куинси хихикает.
— Не говори. Она с ума сошла, — притворно смеюсь в ответ.
— Мы отправили ее на допрос, решили, что ты сможешь напугать ее откровенным разговором и наконец-то положить конец этой ерунде, — он вводит меня в курс дела, пока мы идем.
Боже, надо было убить ее, когда у меня был шанс.
Мы останавливаемся перед комнатой для допросов. Поэтично, это та же самая, в которой я впервые встретил ее… Сразу после того, как зарезал ее подругу до смерти. Ах, хорошие времена.
— Прикроешь меня? — спрашиваю я.
— Конечно, — он кивает, и я вхожу в комнату, пока он ждет снаружи.
— Привет, Харлоу, — она дерьмово выглядит. Как будто не спала несколько дней и потеряла расческу. У нее маниакальный взгляд в глазах, когда я приветствую ее.
— Ты знаешь, что сделал, — вырывается у нее, ее голос хриплый — возможно, от всех тех воплей, которые она устраивала в нашем холле.
Я выключаю камеру в углу и убеждаюсь, что диктофон на столе тоже выключен.
— Ты должна прекратить это, уже неловко, — я сажусь напротив нее и откидываюсь назад, скрестив ноги.
— Просто признай, что ты сделал, — ее голос дрожит, и клянусь богом, если она начнет плакать, я правда ее урою.
— Думаешь, твои приходы чем-то помогут? Ты правда думаешь, что, если будешь кричать и вопить, я сяду в тюрьму за преступление, за которое взял вину другой? — я фыркаю.
— Он сделал это только потому, что ты собирался убить меня.
— Начинаю жалеть об этом, — закатываю глаза.
Она опускает голову, а затем медленно поднимает свои призрачно-голубые. — Она что-нибудь сказала? Бет, когда ты убил ее, у нее были какие-нибудь последние слова?
— Они все говорили одно и то же: нет, пожалуйста, не надо. Вы, женщины, такие нытики. Так что обычно я сначала беру за горло, чтобы не слушать их, — у нее отпадает челюсть от моего откровенного ответа. Тогда я указываю на камеру в углу. — Выключил, помнишь?
— Почему не ударил, как меня? — ее губы дрожат, и я могу сказать, что эти воспоминания для нее болезненны.
— Нет никакого удовольствия в убийстве бессознательной жертвы, — насмехаюсь я. — У них такое выражение глаз в тот момент, когда они понимают, что собираются умереть, это просто… замечательно. Ни с чем другим не сравнится, и у всех взгляд тоже разный, — моя грудь вздымается, когда я понимаю, как приятно делиться с кем-то такими вещами.
Мои убийства — это всегда личное дело, и по понятным причинам это ужасный разговор на свиданиях. Я провожу дни, сосредоточившись на том, как не попасться, так что есть определенная радость в признании этих вещей, даже если сумасшедшей девушке.
Харлоу смотрит на меня с диким выражением в глазах, потом на мои руки, сцепленные на коленях.
— После того, как мы выяснили, что ты и есть Убийца из Джун-Харбор, я задумалась, не упустила ли чего-нибудь. И знаешь, что вспомнила?
— Просвети меня.
— Ты ударил кулаком по этому столу, — она также ударяет по металлу, звук холодный и звонкий. — И мне показалось, что я заметила синяки на твоих костяшках. Но это были не синяки, да? Это были чернила от фальшивой татуировки, не так ли?
— Эту татуировку было трудно смыть.
Она кивает, как будто ей все понятно, и садится обратно.
— Думаешь, этого достаточно?
— Достаточно чего? Убийств? — идея смехотворна, но даже сейчас зуд горит в моей крови.
— Достаточно признаний? — она садится прямее, ошеломленный, дикий взгляд ее глаз исчезает, и на его место приходит острота. Она тянется под стол и достает записывающее устройство. Мои легкие перестают работать, когда я понимаю, что все, что сказанное, на самом деле является признанием.
— Ага, сойдет, — говорит Куинси, входя в комнату и беря в руки устройство с самодовольной улыбкой на лице. Я вскакиваю со своего места.
— Удали это. Удали быстро. Как твой начальник, я приказываю тебе уничтожить эту запись, — твержу я, мой худший кошмар оживает.
— Извини, парень. Я тебе не подчиняюсь, — он пожимает плечами и достает из кармана единственную вещь, которая меня уничтожит.
— Он подчиняется своей королеве, — Харлоу грациозно встает. — И эта королева придет за твоей башкой.