Харлоу
Следующие несколько дней проходят довольно спокойно. В большинство мест он ходит пешком, что облегчает слежку. А у меня все лучше получается оставаться незаметной. В течение дня я меняю очки, шляпу или свитер. То укладываю волосы, то убираю их. Иногда надеваю громоздкие наушники, и даже начала менять чехол для телефона
Хотя я уверена, что он меня не видел, менее уверена, что запомнил. Я следую за ним от его квартиры до сапожной мастерской и магазина сэндвичей. Он останавливается, чтобы поболтать с владельцем буфета, и, кажется, дружит с каждым бариста и барменом в городе. Но даже когда я провожу двенадцать часов, наблюдая за каждым его движением, я не узнаю о нем ничего, кроме того, что он пьет только эспрессо, как напыщенный мудак.
Не то чтобы он гулял весь день. Большую часть времени он находится внутри здания, и только однажды мне хватило смелости последовать за ним внутрь. В книжный магазин, и то, лишь из уверенности, что там хватит полок, за которыми можно остаться незамеченной.
Я жую соломинку от смузи, который взяла в качестве обеда на ходу. Не знаю, чего я ожидала. Что он совершит убийство средь бела дня? Смешно.
Даже окурок сигареты, которому я так радовалась, бесполезен. Мало того, что его достали незаконно, Лео отказывается говорить, была ли вообще обнаружена ДНК убийцы на Бет или на месте преступления. И даже если он был настолько безрассуден, что оставил хоть что-то — а это большое «если» — что мне делать? Стать биохимиком в одночасье? Я ни хрена не могу сделать с окурком, кроме как выбросить его в мусорку.
Сейчас Кэш ждет возле кафе-мороженого уже пять минут. Он не курит и не разговаривает, так что я не знаю, зачем. Его темные солнцезащитные очки скрывают глаза, заставляя гадать, куда он смотрит. Рукава его облегающей белой рубашки закатаны до локтей, а татуировка на руке смотрит на меня, дразня. Его декольте распахнуто, несколько верхних пуговиц расстегнуты, там еще татуировки на груди. Если мне повезет, он отравит себя всеми этими чернилами.
Не думаю, что это возможно, но мысль приятная. Особенно когда абсолютно жестоко и несправедливо, что, пока он не закалывает людей до смерти, он объективно и неоспоримо очень привлекателен. Мне хочется ударить его в челюсть за то, что он смеет выглядеть таким красивым и невозмутимым, когда мой мир перевернулся с ног на голову, жестоко разорвался на части, а затем сгорел. И это сделал он.
Подъезжает старинный «Маслкар», и из него выходят трое белых мужчин. Не знаю, чего я ожидала. Перестрелки на дороге? Доставка наркотиков? Но точно не этого.
Я узнаю одного из них с первого дня возле квартиры. Судя по фамильярному виду, двое других — его братья. И вот они вчетвером, болтая и смеясь, заходят в магазин…
День семейного веселья в магазине с мороженным?
Когда я поднимаю челюсть с пола, мне требуется всего две секунды, чтобы решить идти туда. Это глупо, рискованно и, скорее всего, мой смертный приговор, но шанс подслушать всех четырех братьев Фокс? Я не могу его упустить.
Надеваю одну из трех бейсболок, которые принесла с собой сегодня, и мурашки бегут по моим рукам, когда я вхожу в магазин, дверь звенит, как жуткая музыка в фильмах ужасов перед тем, как глупая девчонка спускается в подвал.
Мне приходится сознательно напоминать себе о необходимости дышать, пока я притворяюсь, что рассматриваю холодильник с мороженым. Это противоречит всем инстинктам выживания, кричащим внутри меня, — повернуться спиной к стае волков — Лисов.
Все мои чувства настолько адаптированы на них, что я не помню свой заказ, и понимаю, что это ванильное, только когда пробую. Черт, я хотела клубничный.
Я не поднимаю головы, пока ем мороженое, но постоянно наблюдаю за их столиком. Пытаюсь разобрать их слова сквозь басовитую попсу, играющую в магазине. Напрягаю слух, чтобы услышать, как они говорят о футболе, машинах и сериале «Офис». Не может быть такого. А если, они говорят на кодовом языке, а Майкл Скотт — это уличное название нового наркотика?
Сомнительно.
Каждые несколько минут по моей коже пробегает дрожь, и я уверена, если подниму голову, увижу глаза Кэша, буравящие меня. Но вместо этого меня встречает его профиль и чертовы солнцезащитные очки. Я не вижу его глаз, но чувствую их на себе. Наверное.
***
Нужно вернуться к своей чертежной доске. Их посиделки за мороженым стали для меня полным провалом. После еды я последовала за Кэшем и одним из его братьев обратно в «Лисье логово», а двое других уехали вместе. Я не получила абсолютно ничего ценного. Ни единого проблеска.
Уже собираюсь совершить двухмильную прогулку от «Лисьего логова» до своей квартиры, чтобы проветрить голову и начать мыслить здраво, когда замечаю, что кто-то приклеивает бумажку к окну изнутри. Я избегала подходить слишком близко к пабу. В каком-то смысле он больше похож на волчье логово, и я просто напрашиваюсь на неприятности, если забуду об этом и стану слишком смелой. Ближе всего я подошла к тротуару, чтобы подобрать окурок.
Но любопытство и отчаяние берут верх.
Требуется помощь
Ищем официантов, опыт работы не требуется.
Я могу сколько угодно играть в частного детектива, но ничего не добьюсь, если не буду делать то, что и не могут копы: подобраться поближе.
Важные разговоры, важные доказательства находятся за закрытыми дверями. Копам приходится беспокоиться о таких вещах, как «основания и ордер». А мне нет.
И это прекрасная возможность.
Кэш Фокс преподносит мне свою собственную гибель на серебряном блюде.
***
Кэш
3 часа назад
Удивительно, насколько она привержена этой дерьмовой маскировке. На самом деле, восхитительно, что она думает, как бейсболка или пара наушников скроют все, что в ней есть.
Узнав, что она не водит машину, я стал везде ходить пешком. Мне нравится знать, что она идет на цыпочках позади меня. Уверен, ее сердце бешено колотится. Я хочу почувствовать это. Хочу положить руку ей на грудь и узнать, так ли сильно оно бьется, как я себе представляю.
Иногда я резко останавливаюсь, чтобы посмотреть, как она замирает на месте, ныряет за столб или достает свой телефон совершенно без причины. Мой член болит от желания узнать, как она пахнет, какова на вкус. Кричит ли она раскованно и дико, когда трахается, или подавляет сладкие, маленькие стоны, пока не сорвется? Вот о чем я думаю, когда засыпаю и просыпаюсь, и каждую вторую гребаную минуту дня. Она. Везде она.
Я не из тех, кто делает что-то наполовину. Я выполняю все свои дела на полную, всем оружием, которое есть в моем арсенале. Именно поэтому смог занять место отца в двадцать четыре года и за последнее десятилетие увеличить его и без того впечатляющую империю в четыре раза. Когда я на что-то решаюсь, это проникает в мою кровь, становится частью меня.
И сейчас она — всепоглощающий вирус, опустошающий меня изнутри.
И мне нужно чертово облегчение.
— Стелла, — я поворачиваюсь на стуле, чтобы поговорить с девушкой, сидящей на диване в моем кабинете.
Она поднимает глаза от телефона, но остается сидеть, закинув одну руку за голову и положив ноги на подлокотник. Она — единственный человек, кто может с обувью залазить на мой диван.
— Да, босс.
— Почему-то, когда ты так говоришь, кажется, что ты насмехаешься надо мной. Знаешь, большинство людей смотрят на меня с уважением.
— Это потому, что я над тобой насмехаюсь. Так в чем дело?
Я смеюсь, потому что, любому на ее месте, я бы отрезал язык. А она знает, что говорить подобное дерьмо можно только в уединении моего офиса. Стелла была моим первым сотрудником, когда я пришел на работу, и, хотя я не верю в дружбу, в ином случае, она была бы моей лучшей подругой. Мне лишь несколько раз удавалось вытащить ее на стрельбище, и она отказывается носить оружие на работе, но теоретически я доверяю ей свою жизнь.
— Я хочу, чтобы ты наняла новую официантку. Вывеси объявление и принеси мне все заявки до собеседования.
— У нас и так слишком много персонала, — она спускает ноги вниз и опирается локтями на колени. — Люди будут злиться, если их часы еще больше сократят.
— Повысь им почасовую оплату на двадцать процентов, — она делает лицо, которое говорит мне: «Так-то лучше». — Хорошо. Распечатай листовку сейчас, но не вывешивай, пока я тебе не позвоню.
Она откидывается назад и сужает свои темно-карие глаза. Я знаю, что буду ненавидеть все, что она скажет дальше.
— Кто она?
Нет смысла отрицать. Стелла понимает меня лучше, чем кто-либо другой. Кроме Финна, у него какие-то странные экстрасенсорные способности, клянусь. И последнее, чего я хочу, это чтобы она начала дразнить о моей влюбленности.
— Без понятия. Думаю, узнаем, когда она подаст заявление.
— Хочешь сказать, ты ее еще не преследовал? — это заставляет меня сухо усмехнуться, меня самого забавляет ирония.
Странное трепещущее чувство внизу живота — которое, как я начинаю понимать, на самом деле является метафорическими бабочками — возникает снова. Я знаю это, потому что погуглил, дабы убедиться, что не заболел.
— Вообще-то, это она меня преследует.
***
— Оставьте себе сдачу, — я кладу купюру на прилавок и наблюдаю, как глаза паренька, работающего в кафе-мороженом, расширяются и нервно мечутся между мной и купюрой, когда он понимает, что это Бенджамин6. — И скажи красотке, которая сейчас зайдет и сделает заказ, что у тебя закончились стаканчики. Проследи, чтобы она заказала рожок.
— Будет сделано, сэр, — он убирает деньги с прилавка в то же время, когда колокольчики над дверью звенят, и она входит. Обычно дверные колокольчики раздражают меня до чертиков, но сегодня это такой прекрасный звук, заставляющий плакать гребаные небеса.
В джинсовой кепке, низко надвинутой на лицо, она рассматривает вкусы, стоя ко мне спиной. Интересно, она вообще читает эти маленькие этикетки? Ее сердце колотится так же, как мое, она тоже слишком отвлечена моей близостью, чтобы нормально читать?
Интересно, чувствует ли она, как мой взгляд пробегает по ее коже так, как я жажду сделать это зубами? Ее бедра выставлены напоказ в джинсовых обрезанных шортах. От целлюлитных ямочек на коже чуть ниже ее задницы, мой член набухает.
— Эй, че творишь, — Роан шлепает меня по руке. Мое клубничное мороженое растеклось по руке и стекает в розовую лужицу на столе.
— Подай гребаную салфетку, — я подталкиваю его в ответ. Он резко вздыхает, но отталкивается от своего места. Я смотрю, как она идет обратно тем же путем, что и пришла, и садится на место у окна. Умно занять столик, ближайший к двери. Глупо, что она сидит спиной к окну. Хотя еще глупее было бы сесть спиной к нам.
Я понял, что она не заинтересована в сексе со мной… пока что. В любом случае, не по этой причине она ходит за мной хвостом. Нет, она хочет держать дистанцию. Ее больше интересует, что я делаю, а не кто я. Мое главное предположение — она думает, что я убил кого-то из ее близких. Отца, брата, парня… праведный гнев обжигает мою кожу при мысли о том, что к ней прикасался другой мужчина. Я радостно надеюсь, что это мертв. Потому что она еще не знает этого, но она стала моей в тот момент, когда пролила кофе.
И я дал ей возможность, перед которой она не смогла устоять. Все четыре брата Фокс. Если она преследует меня ради мести, уверен, что она подумывает о том, как бы напасть на одного из нас. Если люди что-то и знают о Лисах, так это то, что мы чертовски дикие, когда дело касается семьи.
И если честно, я чертовски хотел увидеть, как ее пухлые, розовые губы обхватывают рожок мороженого. Хотел понаблюдать, как двигается ее язык, вылизывая холодное лакомство. Сегодня утром в душе я кончил сильнее, чем за последние месяцы, от одной только фантазии.
И, черт возьми, реальность не разочаровала. У меня чешутся пальцы, чтобы сорвать солнцезащитные очки, дабы получить совершенно беспрепятственный вид.
Когда мы встаем, чтобы уйти, мне приходится почти откусить себе язык, чтобы не встать со стояком.
Часть меня хочет, чтобы она увидела, что делает со мной. Чтобы она представила, как член, стягивающий мои джинсы, натягивает ее киску, растягивает ее, заполняет, трахает так сильно и глубоко, что она никогда не сможет забыть ощущения.
Когда я нахожусь в полуквартале от «Логова», звоню Стелле и говорю, чтобы она вывесила листовку.