Ещё один вопрос, связанный с новой квартирой, который срочно пришлось решать — перенос телефонной очереди по новому адресу. В главной телефонной конторе чуть в обморок не попадали, когда выяснилось, что вместо одного телефона нам теперь нужно три! Но Женя, которого мы в этот раз отправили перед собой в качестве главного щита (а, может даже, и тарана) показал телефонным бюрократам газеты с бабушкой и толсто намекнул, что если они будут и дальше упираться и задвигать нас в очереди, про них тоже напишут статью в газете. Только ругательскую.
Начальство (до которого Женя дошёл) сделало лицо независимое и принялось рыться в документах — и (надо же!) внезапно «выяснило», что вот эти-то как раз новые дома подлежат телефонизации в первую очередь. И вообще не надо было так кричать, в вашем доме телефоны будут устанавливать уже ближайшей осенью. Вот буквально в сентябре.
Прямо волшебная газета, я хочу сказать.
А в остальном все летние события крутились вокруг дач.
С первого июля Женя пошёл в отпуск, и мы первым делом направились на строительный рынок. Паровоз желающих растянулся уже настолько, что заказывать стройматериалы нужно было как раз дней за десять, а то и за двенадцать. Мы по сравнению с большинством граждан были в выгодном положении, потому как могли приехать часам к пяти и поочерёдно подремать в машине, меняя друг друга в очереди у ворот. Рынок открывался уже не в десять, и даже не в девять — в восемь часов, и всё равно к открытию выстраивался огромный хвост. И даже приехав к шести утра мы оказались шестые в очереди, хотя, грех жаловаться — у самых ворот.
Иногда заказов накапливалось так много, что грузовики с городских автоколонн мобилизовали по выходным на сверхурочку. Дядь Рашиду пришлось несколько раз выходить. Оплачивали в двойном размере! Подозреваю, что на кирзаводе и лесозаготовках-лесопилках такая же запара была.
Мы приехали вчетвером: Женя, Наиль, бабушка и я, потому как стройматериалов надо было много — и на дом, и на всякие юннатские постройки (к десятому июля я ждала большую плотницкую бригаду, которую обещали привести мне заборостроители). А на одного человека, даже с предъявлением документов на землю, могли столько и не выписать.
На крыше у нас громоздилось малышовое барахло, притянутое бельевыми верёвками: во-первых, Федькина коляска, в которой он должен был в ближайшее время всеми днями спать, а во-вторых, дивное приспособление для сдерживания душевных порывов подросших двойняшек — манеж детский (две штуки). Да, сперва Наиль купил один и даже попробовал его дома — и правильно сделал, потому что, оказывается, пацаны ловко работают в паре, и как минимум одному удаётся сбежать. Выглядела конструкция как прямоугольный сачок на человеческих детёнышей и при этом ловко складывалась для транспортировки.
Всё это (включая пассажиров) мы планировали выгрузить, после чего Женя собирался метнуться за мамашами и малышнёй.
У нас уже имелся подходящий сарайчик, в который можно было на ночь прятать детское барахло, плюс навес от дождя и «кухня» из буржуйки, и мы планировали провести этот месяц с полудиким комфортом, пусть даже и уезжая каждый вечер ночевать домой.
И, кстати! Со мной ехала моя новенькая печатная машинка. Буду, как настоящий богемный[42] писатель, творить на природе.
Первую часть «деревянного» заказа привезли гораздо раньше, чем мы даже надеялись — уже шестого июля, и наш участок мгновенно превратился в склад пиломатериалов. Поскольку дом наш был в том числе и бабушкин, нам понемногу помогали все, и сруб, несмотря на свои приличные размеры, поднимался довольно быстро.
Бабушка приезжала помочь с малышами (и, конечно, поглядеть на строительство) и говорила:
— Крышу бы, да хоть в одной комнате полы сделать — и уже как порядошные[43] люди, в дом могли бы зайти.
На самом деле, можно было и не вздыхать. По моим прикидкам, с такой скоростью к концу июля как минимум балки и стропила крыши стоять будут. На счёт шифера имелись определённые сложности — тут мы тоже стояли в очереди, и очередь эта была куда длиннее, чем за брусом.
Но к сентябрю дом вчерне должен был быть готов (коробка сруба, крыша, черновой пол). Дальше — вряд ли. Ветку подачи воды в эту сторону мы предполагали на ближайшую зиму законсервировать, но те, которые шли к сараям, в конце лета должны были запуститься уже в готовом виде.
На самом деле, вода — это наименьшее из того, что меня волновало. Вся матчасть в виде строений, сантехники, электрики и канализации, далась дорого, но сравнительно беспроблемно. Что же касалось остального…
Много тяжких дум у меня оказалось связано с «юннатским» участком. Вот я размахнулась на постройку всех этих свинарников-козлятников — а дальше-то что? Допустим, я знаю, где можно купить поросят, и даже породистых, на расплод. А где купить зерно для них? Нет, на худой конец, можно будет засадить всю оставшуюся землю картошкой, но ведь в отличие от зерновой дроблёнки, картошку надо варить. А, если вы не в курсе, свино́ты, которые кушают варёное, какают (простите) настолько вонюче, что хоть беги. И кто это чистить будет? Тут и без того стоит вопрос: кто чистить будет? Можно было бы пригласить желающих за денежку — так нельзя! Наёмный рабочий труд — прерогатива государства! Все прочие наниматели считались эксплуататорами. Я до сих пор не совсем понимаю, почему, если я приглашаю бригаду сделать мне, например, ремонт — я не эксплуататор, а если на постоянной основе навоз чистить — всё, эксплуататор. Для обоснования этих хитроумных измышлений нужно быть спецом в марксисткой экономике, а это совсем не про меня.
А сама я при всём желании у хрюнделей чистить не смогу. Там мужик должен заходить или хотя бы парень, иначе — опасно. Я серьёзно говорю, свиньи домашние от своих диких собратьев отличаются ускоренным набором массы и меньшей заросшестью, так скажем, — щетина у них сильно реже растёт. А вот что там в башке делается… Точно знаю, что ребёнка взрослые свиньи могут сожрать запросто. И даже, если верить страшным фильмам про бандитов, — связанного взрослого. Такие фокусы мне были совершенно не нужны.
Дальше. В плане еды попроще было с козами. Где-то можно сена подкосить или прикупить, летом — выпас в соседнем лесочке, прямо напротив участка, опять же — веники козам идут на ура, можно хоть на всю зиму наготовить.
Только где самих коз-то взять???
Деревенские лупоглазки, выдавливающие из себя полтора-два литра в сутки, меня не устраивали категорически. Я привыкла к хорошим козам, породным, с продлённым сроком лактации, с молоком, вкусным, как пломбир. И-и-и? А нету таких коз! Возможно, в европейской части СССР где-то. Как их искать? Хоть в газету запрос пиши…
С кролями то же самое — только «колхозных подзаборных» брать.
На счёт куриц был шанс что-то поискать на окрестных птицефабриках или в колхозах, благо их пока ещё вокруг было много (и, надеюсь, так и останется).
Хорошо, хоть с грядками особенных проблем не возникало. Правда, мои разнорабочие страшно удивлялись всяческим закидонам типа уложить на дно высоких гряд (или траншей под малину) рубленные ветки или накосить травы и оформить её на горячее компостирование. Но на все их вопросительные взгляды я всё время говорила: это нужно для эксперимента — и всё записывала в толстый гроссбух с указанием точных дат.
Этих работников мы не видели где-то с середины июня, когда завершились последние мои «странные» заказы, и заборостроители временно отбыли на другие заработки с условием появиться десятого июля (когда фундаменты дозреют) с бригадой. Я даже договор подряда с ними заключила от имени «Шаман-камня», и мужики не подвели, явились в срок и строили на совесть.
И вот я смотрела на смонтированный курятник с дополнительными переносными секциями и думала, что вопросы поголовья и кормов надо решать как-то кардинально. На самом деле, был у меня знакомый человек, который имел выходы на зерносклад и хлебные базы. Кто? Да Вовка же, муж мой. Родня у него там работала, и в свете «новых тенденций, определяемых партией и правительством» они вполне могли бы мне аккуратненько что-нибудь продавать. Если захотят.
А они могут захотеть, и даже очень сильно, если Вовка приложит к этому руку.
Но есть одно большое «но».
Для этого Вовка должен меня помнить. Нда.
На самом деле меня немножко пуга́ло и напрягало, что он до сих пор не предпринял попытки меня найти. Попал не сюда? Ужас ужасный.
Или, может, считает, что пока не время? Я изо всех сил старалась думать, что всё обстоит именно так.
Грустно мне без него было — это пипец просто. Вы думаете, если я про него всё время не пишу — не думаю, что ли? Да конечно! Как там пела эта Ваенга: «я дышу тобой». Только мне не жаль. Я люблю и всё. И дышу им — каждый день, каждую минуту, потому что не дышать нельзя — помрёшь ведь. И жду новой встречи. Главное — не заплутать в мирах.
С датами у меня всегда было плохо. Просто вот катастрофически плохо, я тыщу триста восьмидесятый-то запомнила каким-то чудом…
Я точно помнила, что дошкольное детство Вовка провёл в Мегете. Это деревня такая под Иркутском. Там Вовкин дед как раз-таки работал начальником хлебной базы, хотя сам при этом жил в совсем другой деревне, в Пивоварихе. Кататься туда-сюда был, прямо скажем, ближний свет, и для меня загадка, почему всё устроилось именно так, однако дед исправно ежедневно ездил на мотоцикле в любое время года и по любой, естественно, погоде. Но не в этом суть.
Где-то в районе второго или третьего класса Вовка с матерью и сестрой должен был переехать в Иркутск. В школу он пошёл в шесть — значит, и учиться должен был вровень со мной. В третий класс перешёл.
По-любому, уже переехали!
Что ещё я знала о Вовкином детстве? Они с сестрой Наташей (на два года его младше) частенько заезжали в Пивовариху, к бабушке с дедушкой. Там же, кажись, и отец жил — родители к тому времени были уже в разводе. Но не всё лето гостили, точно. Потому что Вова мне рассказывал, что они с Наташкой целыми днями рассекали на великах. Жили в центре, недалеко от рынка, часто бывали в ЦПКиО — это центральный парк культуры и отдыха, про который любили шутить, что он «парк культуры имени отдыха».
А ещё у них деловое начинание было: бутылки собирать. А что, для ребёнка — отличный способ заработать! В центральном парке отдыхающих было море, и далеко не все хотели тащить с собой домой бутылки от лимонада.
А уж, тем более — от пива.
И, чего греха таить, иногда и от водки и прочих градуированных жидкостей вроде какого-нибудь «Агдама» или «плодово-выгодных» вин.
Бутылка от лимонада, пива или водки стоила двадцать копеек. Винная — семнадцать. От шампанского — всего десять, поскольку те шли строго на бой, но десять копеек — тоже деньги.
Бутылки следовало помыть (для этого, как мне муж рассказывал, всегда использовались колонки частного сектора, которого в Иркутском центре — в изобилии), и только потом нести в пункт приёма стеклотары. Сдал десять бутылок — и ты король! Мороженое-пирожное, кино, карусели и всё, что хочешь!
Да сами прикиньте: пломбир (самое-самое дорогое мороженое) — двадцать копеек. Пирожное — двадцать две, почти любое. Билет в кинотеатр на детский утренний или дневной сеанс — десять копеек, также и любая детская карусель, кроме, разве что, машинок — те по двадцать. Ну и лимонад по тридцать пять-сорок копеек — так за бутылку, опять же, двадцать копеек тебе снова вернётся!
В общем, я сделала ставку на розыск Вовки путём зондирования его бизнес-проекта, и в первую же субботу направила стопы свои в упомянутый парк. Почему в субботу? Да потому что у Наиля отпуск хоть и тоже в июле, но с двадцать первого числа, а до тех пор они на дачу выезжали только по выходным. Раз съездив в два приёма, мы решили, что долго это выходит, Женя только и делает, что катается, а надо ведь срочно строить (ну, не поспоришь). Чтоб Наилька с Дашей с коляской через лес черепашились — что-то мне как-то жалко их было. Ну и мы с бабушкой благородно решили по выходным отваливаться. Едут они вчетвером, с ребятишками, а там и коляски-манежи уже наготовлены, и няньки кое-где добровольные найдутся, хотя бы та же Алёнка или старшая Ира. Пусть. А я и в будние дни успею накататься.
Итак, в первую же субботу июля — это было седьмое число — я взяла с собой три рубля, чтоб с тоски и голоду не помереть, и поехала в парк. Целый день я нареза́ла круги по парковым дорожкам, забредала даже на дальний край, там, где в больших, огороженных сеткой-рабицей загонах ходили здоровенные лоси. Но всё было напрасно. Я даже ностальгически покаталась на большом «Ветерке», попутно оглядывая окрестности — нет, двух ребятишек на велосипедах не наблюдалось.
То же самое повторилось и в воскресенье. И в следующие выходные.
Ни-че-го.
Я не то что бы начала отчаиваться, но некоторым образом приблизилась к унынию. Я почему-то думала, что всё случится быстро и даже легко: я пришла — бац! — и вот он, Вовка! И мы уже снова счастливы вместе.
Так, вы только в этом месте глупых эротических фантазий не представляйте. Люди, прожившие долгую и непростую жизнь — они, знаете ли, способны осознать детскость собственного тела. Всему своё время. Ягоды зелёные, недозрелые никому ведь не приходит в голову кушать, правильно? Оскомина одна и выраженье на лице. Вот и тут то же самое. Но радоваться друг другу — на это люди в любом возрасте способны, такое моё авторитетное мнение.
А увидеть друг друга в детстве — это даже забавно. Такого с нами точно ещё не было.
Ну, так вот. Надеялась я надеялась, а получила фигу с маслом.
Я уже начала подумывать — а не походить ли мне по дворам, не порасспрашивать ли детвору или бабулек. Я так примерно знала, в каком они доме жили. Эта идея с каждым разом казалась мне всё более привлекательной, и двадцать первого числа я ехала в парк с мыслью, что вот, сегодня в последний раз тут местность посканирую, а завтра…
И тут я увидела их.
Если честно, первой я узнала Наташу, хотя до этого встречала её только на старых фотках. Как Вовка жалел, что мы не успели познакомиться! Однако же, то, что он говорил про её дочку, оказалось чистейшей правдой: Лиска удалась полной Наташиной копией. И вот эти шикарные кудрявые волосы до пояса…
Сегодня они явно приехали «на охоту», на руле у Вовки висела хозяйственная сумка, и в ней побрякивала «добыча».
Они над чем-то смеялись. Вот Вовка поставил на педаль ногу — я поняла, что они сейчас уедут, и заторопилась, почти побежала:
— Вова! Подожди!
Он услышал и обернулся.
И так и стоял, придерживая руль своего велосипеда — весь облитый солнцем, как на картинке из советского детского кино. Смотрел на меня и улыбался.
И этот мальчик совершенно меня не узнавал.
Блин.
Блин-блин-блин!!!
Я подбежала к ним — есть надежда, что он меня маленькую не узнал, не сопоставил с когда-то виденными фотографиями! — остановилась совсем рядом и заглянула ему в лицо:
— Привет! Я — Оля Шаманова, ты меня не помнишь?
Он непонимающе покачал головой:
— Нет. А ты из нашей школы?
— Почти, но это неважно.
Вы думаете, что я вот так посмотрю на него и отступлю? Да щас!
— Пойдём, отойдём на минутку. У меня для тебя личное поручение от пионерской организации нашего района, — это сейчас совсем пурга пошла, конечно, но на восьмилетнего пацана того года должно было сработать. — Ты знаешь, что в Иркутске идёт большая военная игра для детей? — он, естественно, помотал головой. — Отбирают самых способных быть разведчиками. Тебя тоже выбрали, — я вытащила из кармана запечатанный конверт: — Держи, это просили тебе передать. Письмо вскрыть вечером, перед сном. И до следующего утра никому его не показывать, даже сестре. Сможешь выполнить?
Два последних слова были крошечным крючочком с оттенком «на слабо́». И, кажется, крючочек зацепился. Вовка переслал улыбаться и слегка прищурился:
— Смогу.
16.02.2023.
08.07.23.
29.10.2023.
Произносить с аристократичным выразительным «о»
Именно «как порядошные», а не «как порядочные».