С этого момента я начала умирать от страха. Ждала, что придут за нами.
Тридцатого было девять дней. Сходили на кладбище, помянули очень скромно: бабушка блинов напекла, сварила киселя. Она металась между дедом и домом — там Даша со дня на день родить должна была, бабушкинский инстинкт гнал её в гнездо, помогать. А тут деда страшно оставить было.
Но дед бодрился (его, по правде говоря, после моей выходки с «подслушанным разговором», как будто заново включили), да и Ира обещалась недели три с ним пожить, специально оформила отпуск без содержания, всё-таки она считала его отцом, переживала тоже.
В конце концов бабушка решилась ехать домой, но всю дорогу до вокзала то и дело принималась плакать.
Изначально, когда баба Рая заартачилась и отказалась лететь на самолёте, у нас сложился план отправить с ней поездом основную часть багажа. В обратную сторону чемоданы поехали набитые, да и помимо них несколько кульков и свёртков. Дед, узнав, что сестра поедет назад в общем спальном вагоне, забрал её документы и ушёл. Вернулся с билетом в СВ! Вагон меня впечатлил. В «Байкале» вообще чисто, он же фирменный, а в СВ народу в два раза меньше, чем даже в купе — тихо, спокойно, красота! Под багаж специальная ниша над входом (получается, над коридором) — обычно-то чемоданы на третью полку приходится складывать, и думаешь потом, как бы в случае чего они на головы не полетели.
Устроили мы бабушку, дождались, пока поезд отъедет. Подозреваю, что сейчас суета отправки окончится, и она снова будет плакать, за деда переживать…
На следующий день улетали уже мы. Квартиру, на которой жили, привели в образцовый порядок, в последний раз накормили Ваську. Я присела перед ним на корточки, обняла:
— Будь здоров, шикарный зверь! Я бы тебя похитила, но без паспорта тебя в самолёт всё равно не пустят.
Васька щурился и сыто урчал.
С дедом Али и Ириной мы попрощались в Солнечногорске, добираться до аэропорта долго и неудобно (это не как у нас в Иркутске: сел на троллейбус/автобус, да и доехал), а обняться на дорогу что там, что здесь можно.
В обратную сторону лететь мне почему-то всегда тяжелее, и больше хочется спать. Но мысли бродили всякие неприятные. Например, что возьмёт сейчас самолёт да и рухнет. Чтобы я, понимаешь ли, поменьше бабочек топтала. Или выйдем мы из аэропорта — а там машина из-за угла вылетит. Такие, в общем, нерадостные фантазии. Да и вообще, идиотский это бабы Люсин полёт как будто смазал ощущение триумфа от удачно проведённой операции — с книгой, я имею в виду. Вторая моя выходка неизвестно ещё, удачной ли была.
Немножко утешали восемь упаковок плавленого сыра «Сильва» и ещё столько же стаканчиков шоколадного, плотно уложенные в мой ранец. Буду ностальгировать.
В Иркутск мы прилетели вечером. Женин жигулёнок благополучно ждал нас на диспетчерской стоянке у аэропорта. Красота. Квартира встретила слегка застоявшимся воздухом — месяц, считайте, никого в ней не было. Мы даже чай пить не стали, быстренько в ванную и завалились спать. А утром приехал Наиль! И сразу всё задвигалось, закипело. Женя свозил его за Дашей. Приехала она совершенно круглая, как шар земной.
Из московских гостинцев у нас были с собой конфеты вафельные и мой сыр. Сели мы чай попить, и тут меня вдруг пронзила мысль. Я аж подскочила:
— Ребята, мы с вами всё неправильно делаем!
Они все на меня уставились, привыкли немножко за два-то года к моим закидонам — а вдруг, и правда, что дельное?
— Мы с вами где живём? — я посмотрела на всех по очереди. — В советской стране! Вы знаете, что новый жилищный кодекс приняли? Я в газете видела. Теперь норма площади двенадцать квадратов на человека.
— Да ты что?! Общей?! — оживилась Даша.
— Нет, жилой! А у нас жилой всего тридцать три с половиной.
— А прописано-то нас… — начала мама.
— Вот и именно! — возопила я. — На очередь вставать — надо, чтоб мы все здесь прописаны были! Тогда мы будем остро нуждающиеся. С Дашей надо вообще торопиться, пока она не родила, а то ребёнка автоматически по месту прописки матери оформят, это потом столько мороки будет с перерегистрацией!
— Ой! А как же… — запереживала Даша.
— Тихо-тихо, не нервничай, родишь раньше времени! — мама похлопала её по руке. — Мама приедет — пойдём.
Бабушка приехала в среду вечером. А в четверг мы пошли. Паспортистки смотрели на нас криво, но мама с Наилем оба были в ордере, и отказать в прописке супругов оснований не нашлось. А десятого августа, за день до бабушкиного дня рождения, Даша родила. Двойню! Вот что у неё такой огромный живот был. А по УЗИ не увидели, сказали, как-то один за другим прятались. Двойняшки у нас в родне встречались, так что особенной сенсацией это не стало. Но двое пацанов… Первый год будет тяжеловат. А потом вообще вешалки настанут, ха! Как они станут подрастать да везде лезть, мама моя…
Одиннадцатого у нас гуляла родня, Наиля поздравляли, и все говорили: эх, жаль — вот бы на день попозже, в один день бы… Но я-то знала, как это неудобно, когда в родне два дня рождения в один день. А друг за дружкой — вообще отлично!
Дашу продержали в роддоме десять дней (так полагалось), и выписка пришлась на двадцатое. По случаю субботы собрался здоровенный комитет встречающих родственников. На двух машинах — Женя и дядя Саша. Крутизна! Кто смог, влезли в машины, остальные на автобусах своим ходом прибыли, снова отмечали рождение новых людей. Два советских гражданина, не хухры-мухры! Приданого навезли целый шкаф — всяких пелёнок-распашонок, кружевных конвертов, чтоб в поликлинику с шиком ходить.
И как-то тревоги потихоньку отступили, и за всеми радостными событиями я забыла, что бояться надо.
По новому кодексу мы должны были попасть не в общую очередь на жильё, а в какую-то льготную. И двойняшки у нас родились, и бабушка — мать-героиня, и мама — учительница. Но это, понимаете ли, как очередь в поликлинике: основная по записи, сбоку по живой «через одного», а вокруг ещё человек пять переминаются «просто спросить». И когда ты до цели дойдёшь — писями на воде виляно. Но встать надо было. Заявления написали сразу три: по Наилькиному ведомству (у него там уже стаж приличный), по аэропортовскому и в исполком (это исполнительный комитет местного совета народных депутатов). В исполкоме сразу сделали грустный вид. Очередь большая, жилищный фонд прирастает медленно, и ждать можно до морковкина заговенья. Мужикам сказали, что тоже, конечно, ждать. Но хоть обнадёжили, что, может быть, года через три-четыре по льготной что-то и получится.
С понедельника, двадцать второго, мама вышла на работу. В новых адидасах! Это было просто «ва-а-ау!» Неимоверная крутизна, одним словом. До этого-то она всё в кедах ходила. Да все почти в кедах ходили! Кроссовки купить — это только втридорога на барахолке можно было, а они тогда в Москве всё-таки отстояли четырёхчасовую очередь и купили по паре. Эх, много ли человеку нужно для счастья, что называется.
С трудовой дисциплиной всё было теперь супер-жёстко, так что есть ученики — нет учеников, изволь рабочее время проводить на работе. Бабушка, как бывшая учительница, посоветовала маме дурака не валять, а написать побольше планов (это типа, краткое содержание уроков с целями и задачами — на все классы сделать надо было, на год вперёд). Или конспекты физкультурных мероприятий. Мероприятия всё равно будут, а даты можно и позже вписать.
В общем, матушка работала. Мужики тоже. Бабушка с Дашей хозяйствовали, благо пацаны оказались спокойными (какое счастье!) и много дрыхли. Назвали близнецов Димка и Лёнька, и на руках у них по-прежнему висели роддомовские клеёнчатые бирочки, чтобы ненароком не перепутать.
В последних числах августа пришло извещение на денежки от «Советской России». Я так поняла, у них вообще такие правила: заключается договор на книгу, в котором прописана тема и объём, и исходя из этого автор получает вроде как авансом. В нашем случае все данные вписали, исходя из имеющегося готового текста — дальше набор, и это может занять довольно много времени, где-то около года.
Словно подтверждая мои догадки, спустя пару дней посылкой пришли авторские экземпляры книги про спорт от нашего «Восточно-Сибирского издательства». Как хорошо, что мы после свадьбы догадались бумажку о смене фамилии туда отнести! На титульнике мама значилась уже как Тимшина.
Надеюсь, книга будет хорошим бонусом всем авторам (включая меня, да!).
Сумма за «Председательницу» для нас, простых смертных, была такая большая, что страшно было говорить вслух. Чтоб понять — машину можно было купить, если бы талончик на приобретение автомобиля был. Но у меня ведь был план, помните? Ни в какие фонды ничего я пока вносить не стала, решила подождать с началом выхода публикации в журнале, а уж потом выступить с собственной пиар-компанией в советском стиле. Деньжищи припрятала к предыдущей заначке, несколько похудевшей за наш отпуск. По советским меркам, гульнули мы очень широко, но я (а обычно я куркуль) в этот раз денег почему-то совсем не жалела. Чего их жалеть-то? Я почему-то была уверена, что ещё заработаю.
Новости я смотрела. Очень мне хотелось понять — пошли мои слова в дело или нет? Стронулось ли что-нибудь? Занятие это, по большому счёту, было крайне малопродуктивное, потому что никогда я не была заядлым любителем истории вообще и позднего СССР в частности, и опираться могла разве что на свои смутные воспоминания (преимущественно детские, что превращало процесс сравнения той и этой реальности вообще в гадание на кофейной гуще). Но если не смотреть, нервов уходило ещё больше, так что к вечерней программе «Время» я стала выходить вместе с бабушкой.
А у нас, оказывается, вовсю идёт афганская война! Называлось всё это конечно, по-другому, более распространённо и завуалированно, но суть не в этом. Я связанные с этим военным конфликтом даты вообще никакие назвать не смогу, так что для меня любые новости про Афган звучали откровением. Хотя, не так и много их было. Однако, через некоторое время из скупых и сугубо подчёркивающих правильность действий СССР новостей у меня сложилось чёткое ощущение, что война развивается очень странно. Вроде бы наши всё время молодцы. Это выиграли, тут победили, там заложников освободили, но в целом как-то вязко всё, массовой социалистической афганской революции не происходит, и непонятно вообще, зачем СССР всё это надо.
В августе у нас — вот это поворот! — работала специальная комиссия ООН (ООН пока ещё не совсем скурвилась) по Афганской проблеме, и эта комиссия разработала восьмимесячную программу вывода советских войск из Афганистана. Категорически ничего про это не помню из прошлой жизни, даже не буду угадывать, чем всё закончится. Надежду на положительный исход давали новости, которые совершенно однозначно не звучали в предыдущем варианте истории.
Например.
Двадцать четвёртого августа советским телезрителям сообщили, что в связи с тяжёлой и бурно прогрессирующей болезнью товарищ Черненко покидает свой пост в центральном комитете партии. Кто придёт на его место, пока не говорилось, и меня незамедлительно, как говорится, обнял кондратий. Кого поставят? Хуже бы не стало! Сколько в верхнем эшелоне крыс всяких сидело, это же просто ужас — как они бросились потом СССР рвать, это ж волосы на голове шевелятся…
Наступил сентябрь, и я торжественно пошла во второй класс. Кружевной белый фартук, белоснежные воротнички-манжеты-банты. Октябрятский значок с Лениным на левой стороне груди (ближе к сердцу) не забываем!
Татьяна Геннадьевна встретила меня на подъёме, внезапно спросила про моё отношение к девочке Саманте.
Какая ещё Саманта, блин? — подумала я.
— Пока никакое. Но если вы просветите меня, в чём дело, я, наверное, смогу определиться.
Ёксель-моксель! Какую я пропустила тему, оказывается!
Я направила стопы свои в библиотеку, нашла в подшивке «Правды» нужные номера, почитала.
Девочка Саманта Смит (реально, девочка лет десяти-одиннадцати) оказалась политически активной гражданкой СыШыА. В марте месяце наши газеты внезапно опубликовали кусок её письма ажно в газете «Правда» (ого!). Девочка наивно спрашивала, типа: «А что, господин Андропов, ваша страна и впрямь такая ужасная и хочет захватить весь мир?»
В полной версии письма она распространялась на тему, что «Вы, конечно, можете не отвечать, но хотелось бы подготовиться. И на всякий случай поздравляю вас с повышением».
Я, естественно, утрирую, но примерно так всё и было.
Кроме её возгласа публиковались выдержки целой кучи писем встревоженных граждан Пиндосии, взывающих к правительству СССР, мол, «может, не на-а-адо»…
Я читала и офигевала: нет, понятно, холодная война, отношения между странами напряжённые и всё такое, но ни в тот раз ни в этот я не думала (то есть, в принципе — не думала на эту тему), что США начнёт нас завоёвывать. А уж чтоб мы их?.. Бред сивой кобылы.
Да нахер вы нам нужны-то, если так подумать?
А чтоб десятилетняя девочка озаботилась настолько, что начала писать письма руководителю другой страны — это ж, значит, кто-то конкретно и прямым текстом говорил ей (возможно, с голубого экрана), что люто агрессивный СССР вот-вот нападёт и всех прям поработит. Или, как минимум, ка-а-ак жахнет!
Газета снисходительно комментировала, дескать: простительно быть такой тупой (простите, неинформированной), ведь девочке Саманте всего десять лет. А девочка-то тревожилась: дадут ещё пожить или уже запасать белые простыни для обёртывания? Иначе как на кладбище-то ползти[11].
Некоторое время страна переваривала эти заявления, а в апреле вышел ответ (как будто бы от самого́ Андропова). Ответ был прям чёткий. Такой мудрый, взвешенный и доброжелательный — образцовый ответ советского дипломата, как на мой взгляд. Я читала и радовалась. Божечки, неужели кто-то из наших угадал в пиар?! Из письма выходило, что Советский Союз — самая миролюбивая страна в мире, и всё, что мы делаем — исключительно ради предотвращения войны. И вообще, мы хорошие. Можете прям взять и лично убедиться.
И для этой цели Андропов лично приглашал Саманту в гости в СССР. Летом. И она этим летом приезжала! Как раз, когда мы в отпуске были. В Артеке четыре дня побыла, покаталась везде две недели, пофоталась. Поехала домой счастливая, и даже по-русски выучила «будем жить».
Теперь Саманту называли послом доброй воли. А вы говорите, Грета Тумба первая выдумала выбегать к большим дядям с криками в микрофон! Но Грета была с каким-то психо-интеллектуальным отклонением и страшненькая, а Саманта — очень фотогеничная, улыбчивая и совершенно точно неглупая. Засветилась по-крупному во множестве мировых СМИ, пресс-конференции устраивала и даже, если верить Анне Дмитриевне, замыслила написать книгу о путешествии в СССР.
Интересно, сама она такая… непосредственная? Или родители тщательно корректировали её эпистолярные изыски? План у них был или спонтанно всё это получилось? Занятно, что дальше я ничего о Саманте Смит не помню. Исчезла из зоны внимания СМИ? Не была известна в СССР? Хотя, если сейчас о ней так восторженно говорят… Странновато это всё.
Татьяне Геннадьевне я сказала, что Саманта говорит о мире — и это неплохо звучит. И улыбка у неё открытая. Будем надеяться, что ей удастся убедить америкос… американцев, что в СССР живут хорошие, мирные люди.
Хотя, на мо́й вкус, эту послицу доброй воли с улыбкой шире газеты можно было смело записывать в секту сторонников жизнерадостного кретинизма. Это я, конечно, никому говорить не стала. На фиг, на фиг… Мы все за мир, все молодцы, ща я вам голубя нарисую…
Да, это мрачный юмор и стремление к гиперболизации. У вас бы оно тоже возникло, если бы вы такой пурги начитались.