Тут в комнату вошла Катька, поздоровалась, выразительно прошептала:
- Вадик! - и показала глазами.
Я посмотрел, и мне стало нехорошо.
В самом центре комнаты стоял Катькин горшок. Я загородил его и подтянул слегка ногой к дивану. А в горшке лежали какие-то драгоценные камни, которые Катька привезла с дачи. И они грохнули.
Свиридова посмотрела на мои ноги, но, по-моему, горшка не увидела.
- Нина, а ты где была? - спросила Катька елейным голоском у Свиридовой. Видно, она решила её отвлечь.
- В пионерском лагере, - ответила Свиридова. - Жалко, что тебя с нами не было, Вадик.
А я в это время снова двинул горшок к дивану, но не рассчитал: горшок перевернулся, камни посыпались на пол, а моя нога угодила прямо в горшок.
Свиридова громко рассмеялась, и я тоже начал хохотать и ударил по горшку, как по футбольному мячу.
Свиридова совсем закатилась, и Катька тоже начала смеяться. А я на неё разозлился. Её горшок, а она ещё смеётся.
- Вот что, горшечница, - сказал я Катьке, - бери сей предмет и выкатывайся.
Катька вся сжалась, но не уходила.
Теперь это стыдно вспоминать. А тогда я так разозлился, что схватил этот проклятый горшок, стал совать его Катьке в руки и кричал:
- Возьми, возьми и проваливай!
У Катьки задрожали губы, но она сдержалась, не заплакала, взяла у меня горшок и вышла из комнаты.
Свиридова после этого тут же ушла, и я остался один.
Не знаю, сколько я так сидел, но, когда вышел из комнаты, Катьки дома не было. Сначала я решил, что она спряталась, и я позвал её, притворяясь, что ничего такого особенного не случилось:
- Кать, отзовись, а то влетит!
Никто не ответил. В квартире было тихо.
Я вышел на лестничную площадку и снова несколько раз окликнул Катьку. Никакого ответа.
Выбежал во двор и спросил у старушек, которые там сидели, не видели ли они Катьку. Они ответили, что не видели.
Побежал обратно домой, ругая её на ходу: "Ну, попадись мне только, мелюзга, я тебе покажу!" Я всё ещё сам себя обманывал, что ничего особенного не произошло.
Когда я ехал в лифте, то подумал, что сейчас увижу её около наших дверей. Зажмурил глаза, думаю: "Открою, когда Катька меня окликнет". Лифт остановился, но Катьки не было.
Походил по комнате, выглянул в окно, покричал её. "Подумаешь, какая обидчивая, даже пошутить нельзя". Тут мне стало легче: оказывается, я не по злобе на неё кричал, а просто шутил. А она, глупая, не поняла.
Прошёл час. Катька не возвращалась.
Снова выскочил во двор. Обегал все закоулки, бегал, как загнанная лошадь, не переводя дыхания. Наконец наскочил на Яшу.
- А где Катька? - спросил я.
- Не знаю, - неохотно ответил Яша и как-то странно покрутил головой.
- А чего ты головой крутишь?
- Это от волнения, - сказал Яша.
- От волнения? - От страха у меня ноги задрожали. - Где Катька, я спрашиваю?
- Ушла, - прошептал Яша.
- Куда? - спросил я.
- Обиделась она на тебя, - сказал Яша.
- Подумаешь, какая недотрога! - закричал я. - А когда я её в коляске катал, она не обижалась? А когда я её на спине таскал, не обижалась?
- Не знаю, - ответил Яша. - Только она совсем ушла.
- А в какую сторону? - спросил я.
- Не знаю, - неуверенно ответил Яша.
- Яша, - сказал я. - Это не та тайна, которую надо сохранять.
Я боялся, что он не поймёт моих слов, но он понял, что я был прав.
- В ту сторону, - ответил Яша, - где магазин "Детский мир".
Я бросился на улицу, но, не добежав до ворот, вернулся. Надо было срочно позвонить маме, а мамин телефон на работе был, как назло, занят.
И тут раздался звонок в дверь.
Открыл дверь и вижу: стоит моя Катька живёхонькая. Её чужая женщина привела. Я от радости даже "спасибо" ей не сказал.
- Это ваша, такая голубая? - спросила женщина.
У Катьки в косах были голубые ленты, она поэтому и назвала её голубой.
- Моя, - ответил я.
Раньше я никогда не называл Катьку "моей".
- Не твоя, - ответила Катька, - а мамина и папина.