Эффект "усиления"
Переход от оригинальной сказки к "сказке-кальке" (см. главу 21) происходит преимущественно путем "амплификации", т.е. усиления, как это описано А.К.Жолковским в его работе "Об усилении"*. Цитирую:
______________
* См. А.К.Жолковский. "Об усилении" в сб. Структурно-типологические исследования. М., 1962.
"Ранее совершенно незаметная или неважная вещь,
рассматриваемая в некотором специфическом контексте, вдруг
приобретает значение и вес. Используется многосторонность и как бы
несимметричность вещей: то, что легко в одном отношении,
прокладывает при определенных условиях путь чему-то трудному или
важному в другом.
Становясь свидетелями развертывания этого процесса, мы
испытываем художественное наслаждение. Этот процесс
рассматривается в физике и кибернетике под названием усиления...
Энергия освобождается. Освободившись, она меняет лицо вещей.
Совершается невиданно быстрое развитие, приравниваются недавно еще
несравнимые состояния".
По мнению А.К.Жолковского, "усиление" можно рассматривать как "структуру" всякого открытия - и в области искусства, и в области науки.
Второстепенный элемент первоначальной сказки "высвобождает" энергию для новой сказки, действуя как "усилитель".
Детский театр
В связи с развитием "детского театра", то есть работой над постановкой детских спектаклей в стенах школы и вне ее, помимо книги Франко Пассаторе и его друзей (см. главу 23), стоит полистать также "Театральную работу в школе" в Тетрадях, издаваемых "Кооперационэ эдукатива" (Il lavoro teatrale nella scuola", La Nuova Italia, Firenze, 1971); "Использование театра в педагогике Френе" Фьоренцо Альфьери ("Le tecniche del teatro nella pedagogia Freinet", "Cooperazione educativa", n. 11-12, 1971); "Давайте устроим театр" Джулиано Паренти ("Facciamo teatro", Paravia, Torino, 1971); "Опыты детской драматургии" Серджо Либеровичи и Ремо Ростаньо ("Un paese Esperienze di drammaturgia infantile", La Nuova Italia, Firenze, 1972); "Детский театр" под редакцией Джузеппе Бартолуччи ("Il teatro dei ragazzi", Guaraldi, Milano, 1972).
Эксперты могут попытаться исключить из серии книг, посвященных опыту и театральной технике ребенка как "продюсера", книгу Джулиано Паренти, которая, хоть и является "пособием по театральному делу", лишь в небольшой мере говорит о ребенке как авторе драматургических текстов: его театр "делается" детьми, но, если говорить точно, "детским театром" не является. Упоминавшаяся выше статья Фьоренцо Альфьери стоит на диаметрально противоположной позиции: описываемые в ней дети экспромтом сочиняют пьесы, своими руками мастерят минимум постановочных средств, сами выступают как актеры - импровизируют на заданную тему, втягивают в представление зрителей. И все это под знаком замечательной "неповторимости"; здесь театр - "момент жизни", а не "воспроизведение пережитого".
Мне лично очень импонирует принцип "Театр - Игра - Жизнь", но не менее ценным кажется мне и предложение Паренти задуматься о "грамматике театра", это помогло бы ребенку-выдумщику расширить свой горизонт. После первых импровизаций, чтобы игра не замерла, надо ее чем-то насытить, обогатить.
Свобода нуждается в поддержке "техники"; обеспечить их равновесие трудно, но необходимо. Это говорил еще Шиллер.
Добавлю, что я сторонник и театра для детей, театра юного зрителя, если бы такой был в Италии, разумеется, он удовлетворял бы другие культурные запросы, не менее насущные.
"Детский театр" и "театр для детей" - театры разные, но одинаково важные, если и тот и другой служит, умеет служить детям.
Фантастическое товароведение
Скромный трактатик по "фантастическому товароведению" (см. главу 26) заключен в моей книжечке "Путешествия Джованнино Пердиджорно" ("Ванечки Бейбаклуши"). Где только не побывал ее герой: у человека из сахара, на планете из шоколада, у людей из мыла, у людей изо льда, у людей из резины, у людей-облаков, на грустной планете, на юной планете, у "самых-самых" (то есть у самого сильного человека, у самого толстого, самого бедного и так далее), у людей из бумаги (в линейку и в клеточку), у людей из табака, в стране без сна (где колыбельную заменяет звон будильника), у людей из ветра, в стране "ни" (где не умеют говорить ни да, ни нет), в стране без единой ошибки (то есть в такой, какой пока нет, но какая, возможно, будет). Я напоминаю здесь об этой книжонке не только для саморекламы, но и потому, что многие дети, едва на нее глянув или просмотрев первые страницы, словом, даже не дочитав до конца, принимались выдумывать страны и людей из самых немыслимых материалов, от алебастра до ваты и... электроэнергии!
Овладев идеей и замыслом, дети стали обращаться с персонажами по-своему, так, как они обычно обращаются с игрушками. Если книга вызывает желание играть - значит, она имеет успех, так мне кажется.
Матерчатый мишка
(см. главу 31)
Существует немало убедительных объяснений, почему в мире игрушек так много мохнатых и матерчатых мишек, резиновых собак, деревянных лошадок и других животных. Каждая игрушка выполняет свою эмоциональную роль, что уже было проиллюстрировано на примерах. Ребенок, прихвативший с собой в кроватку матерчатого или мохнатого мишку, вправе не знать, зачем он это делает. Мы же более или менее знаем. Ребенок получает от игрушки то тепло и покровительство, которые в данную минуту не могут дать ему самим фактом своего физического присутствия отец и мать. Деревянная лошадка-качалка, возможно, как-то связана с восхищением кавалерией и где-то подспудно, по крайней мере в давние времена, с воспитанием в военном духе. Однако для исчерпывающего объяснения отношений, связывающих ребенка с игрушкой в виде животного, наверное, следовало бы заглянуть еще дальше, в глубь веков. В далекие-далекие времена, когда человек приручил первых животных и когда рядом с жильем семьи или племени появились первые детеныши-щенята, которым так хорошо расти вместе с детьми. Или еще дальше, в глубины тотемизма, когда не только малое дитя, но все охотничье племя имело животного покровителя и благодетеля, которого они провозглашали своим предком и именем которого себя называли.
Первый контакт с животными носил магический характер. Теория о том, что ребенок, развиваясь, возможно, переживает эту стадию, в свое время показалась кое-кому заманчивой, но для нас не совсем убедительной. Однако что-то от тотема есть в игрушечном мохнатом медвежонке; да и край, где обитает медведь, в чем-то мифический, хотя он отнюдь не плод фантазии, а вполне доступная реальность.
Ребенок, став взрослым, забудет своего "медведя для игры". Но не совсем. Добродушное животное продолжает нежиться где-то внутри него, как когда-то в теплой постели, и в один прекрасный день нежданно-негаданно выпрыгнет наружу, для незоркого глаза неузнаваемый...
Так, мы с удивлением обнаружили его в книге В.Гордона Чайлда "Человек создает себя сам" ("L'uomo crea se stesso", Einaudi, Torino, 1952). Автор рассуждает совершенно о другом:
"Какая-то степень абстракции присуща любому языку. После того
как мы изъяли понятие медведя из его родной стихии, из реальной
обстановки, и лишили его многих свойственных ему одному атрибутов,
можно сочетать это понятие с другими, столь же абстрактными, и
придать ему иные атрибуты, даже если такого медведя в такой
обстановке и с такими атрибутами вам видеть никогда не доводилось.
Можно, например, говорить о медведе, обладающем даром слова, или
описать его играющим на музыкальном инструменте. Можно прибегнуть
и к игре словами, она будет содействовать появлению мифов или
магии, но может привести и к изобретению, если то, о чем вы
говорите или думаете, реально осуществимо, поддается опробованию.
Сказка о крылатых людях намного опередила изобретение летательного
аппарата, которое оказалось возможным реализовать на практике..."
Прекрасное высказывание! О важности игры со словами в нем говорится даже больше, чем может показаться на первый взгляд. Не один ли и тот же это человек - тот, первобытный, наделявший даром слова медведя, и малыш, заставляющий своего мишку разговаривать во время игры? Можете побиться об заклад - и не проиграете! - что в детстве Гордон Чайлд любил играть с мохнатым медвежонком и что рукой его, когда он писал эти строки, водило подсознательное воспоминание о нем.
Глагол для игры