ГЛАВА 7
11 лет назад
— Мне не нужна няня.
— Она не няня, — терпеливо сказал профессор Эрлих. — Она репетитор. На самом деле, одна из наших лучших. Она работала с несколькими студентами с дислексией…
— Мне и репетитор не нужен, — от мысли, что каждую неделю ко мне будет снисходительно относиться какая-то всезнайка, мне хотелось вылезти из кожи. Я ведь добился этого всего сам, не так ли?
В детстве у меня не было наставников, и мои учителя были в лучшем случае посредственными, в худшем — разрушительными. И вот я сижу в кабинете ведущего экономиста в престижном Университете Тайера, и менее чему за год до получения двойной степени по экономике и бизнесу. Я уже практически ощущал вкус денег и свободы.
Профессор Эрлих вздохнул. Он привык к моему упрямству, но что-то в его тоне заставило меня напрячься.
— Тебе это нужно, — сказал он мягким голосом. — Английская литература и сочинение являются основными требованиями. Ты уже провалил его один раз, а он проводится только осенью. Если снова не сдашься экзамен и в этом семестре, то не сможешь получить диплом.
Мой пульс участился, но я сохранил нейтральное выражение лица.
— Я не допущу провала. Я извлек урок из своих ошибок.
Не понимаю, зачем мне вообще нужно сдавать английский. Я собирался заниматься финансами, а не чертовым издательством. У меня были отличные успехи по экономике, и это было действительно важно.
— Возможно, но я бы предпочел не рисковать, — профессор Эрлих снова вздохнул. — У тебя блестящий ум, Доминик. Я никогда не встречал никого с таким природным даром к числам, а я преподаю уже несколько десятилетий. Но талант поможет тебе продвинуться только до этого момента. Степень Тайера открывает двери, но чтобы получить ее, нужно играть по правилам. Ты хочешь добиться успеха на Уолл-стрит? Сначала ты должен окончить учебу, а ты не сможешь этого сделать, если будешь настаивать на том, что твоя гордость важнее твоего будущего.
Костяшки моих пальцев, вцепившихся в подлокотники, побелели.
Возможно, это был страх проиграть, когда я был так близок к финишу, а может быть, это было потому, что профессор Эрлих был единственным учителем, которому было на меня не наплевать.
Что бы это ни было, это заставило меня подавить внезапное отвращение к его предложению и ответить, по крайней мере частично, сквозь стиснутые зубы.
— Отлично. Я встречусь с ней один раз, — сказал я. — Но если она мне не понравится, то больше я с ней не увижусь.
В следующий понедельник я пришел в главную библиотеку Тайера, готовый поскорее закончить встречу. В начале семестра там было почти пусто, так что поиск моего репетитора среди стеллажей не займет много времени.
Профессор Эрлих дал нам контакты друг друга, и в то утро она оставила мне голосовое сообщение с подтверждением встречи.
Я буду на втором этаже в желтом платье. До скорой встречи.
В ее голосе не было той нервозности, которой я опасался. На самом деле, ее голос был странно успокаивающим. Приятный и мягкий, с мягким спокойствием, которое было бы уместно в студии йоги или кабинете психотерапевта.
И все же я был склонен к тому, чтобы она мне не понравится. Если не считать профессора Эрлиха, у меня были не самые лучшие отношения с кем-либо из преподавателей.
Мой взгляд упал на цветную вспышку возле окна.
Желтое платье. Кофе и знакомый синий учебник английского языка. Это, должно быть, Алессандра.
Она склонила голову над чем-то на столе и не подняла глаз, даже когда я выдвинул стул напротив нее. Типично. В старших классах я пробовал работать с несколькими преподавателями и быстро отказался от них, когда стало ясно, что они больше заинтересованы в проверке своих сообщений.
Я открыл рот, но раздражение застряло у меня в горле, когда Алессандра наконец подняла голову и наши глаза встретились.
Ее голос был создан для радио, но ее лицо было создано для чертового киноэкрана. Полные губы, высокие скулы, кожа, сияющая на солнце, как жидкий шелк. Каштановые волосы густыми шелковистыми волнами рассыпались по ее загорелым плечам, а серо-голубые глаза искрились теплотой, когда она встала и протянула руку.
В Университете Тайер было много красивых девушек, но никто не мог справится с Аллесандрой.
— Ты, должно быть, Доминик, — сказала она. Каким-то образом, вживую ее голос казался еще приятнее. — Я Алессандра, но мои друзья зовут меня А́ле.
Наконец-то я нашел в себе смелость заговорить.
— Привет, Алессандра, — я сделал особый акцент на ее полном имени. Мы не были друзьями. Мы только что познакомились, и моя реакция на нее была чисто физической. Это ничего не значило.
— Приятно познакомиться, — если ее и смутило то, что я подчеркнуто назвал ее полным именем, она этого не показала.
— Поскольку это наша первая встреча, а семестр еще не начался, я не подготовила никаких учебных материалов, — сказала она после того, как мы заняли свои места. — Я уверена, у тебя разбито сердце.
— Безусловно.
От быстрой улыбки Алессандры по моим венам пробежала такая же быстрая волна тепла. Я сдвинулся, наполовину желая, чтобы никогда не появляться здесь, а наполовину — чтобы никогда не уходить.
— Я подумала, что мы обсудим ожидания и немного узнаем друг друга во время сегодняшней встречи, — сказала она. — Несмотря на то, что это официальное взаимодействие репетитора и ученика, будет лучше если мы взаимно понравимся друг другу.
Алессандра одна в своём роде. Я должен был догадаться.
— Только если ты не будешь просить меня заплетать тебе волосы, — сказал я. — Никто из нас не будет счастлив.
От ее смеха у меня на губах почти появилась улыбка. Почти.
— Обещаю, никаких косичек, но я не могу гарантировать, что время от времени не буду появляться с печеньем. Они удивительно вредны для здоровья, и, если дело дойдет до конфликта, они вполне сгодятся в качестве взяток, — еще одна улыбка, еще один прилив тепла. — Не спрашивай меня, откуда я знаю.
В течение следующего часа мы обсуждали наши расписания на семестр, иррациональную любовь профессора Рут к сопоставлению и случайную мелочь вроде любимых музыкальных исполнителей и цветов. Кроме того, Алессандра подробно расспросила меня о моих предпочтениях в обучении: какую обстановку я предпочитаю, что лучше усваиваю — звук, визуальные образы или практические занятия; даже о том, в какое время суток я обычно больше всего устаю.
Раньше я никогда не обращал внимания на половину этих вещей и не хотел отвечать, но для человека, напоминавшего взрослую принцессу Диснея, она была похожа на чертового питбуля с костью.
В конце концов я уступил и ответил после некоторого размышления.
Условия обучения: большой стол, естественное освещение, немного фонового шума вместо полной тишины.
Средство обучения: визуальные образы.
— Отлично. Это было очень полезно, — сказала она в конце нашей встречи. — Думаю, мы прекрасно поладим. Любой, кто является поклонником Garage Sushi, может стать моим другом.
Наш взаимный интерес к местной инди-группе стал приятным сюрпризом, хотя я вряд ли считал его прочной основой для дружбы.
— Тебе подойдет это же время на следующей неделе? — спросила Алессандра. — У меня нет занятий по понедельникам, поэтому я свободна.
— Нет. На следующей неделе я начинаю работать в качестве репетитора по математике, — богатые люди тратили смехотворные суммы денег, чтобы запихнуть в Лигу плюща своих детей, а деньги, которые я заработал на уроках математики, во многом покрыли мои расходы.
— А как насчет утра?
— Работа.
— Вечером?
— Работа.
Алессандра подняла брови.
— Ты будешь работать, затем преподавать, а потом снова вернешься на работу?
— Это две разные работы, — сухо сказал я. — Утром кафе, вечером «У Фрэнки».
Я запланировал все свои занятия по вторникам и четвергам, чтобы иметь возможность работать в остальные дни. Между кафе, закусочной, репетиторством и случайными подработками стрижки газонов по выходным я зарабатывал ровно столько, чтобы хоть как бы вписаться в Тайер.
На самом деле я не заботился о том, чтобы сблизиться со своими сокурсниками, большинство из которых были из богатых семей, к которым я никогда не мог принадлежать, но самым большим преимуществом посещения такой школы, как Тайер, было налаживание деловых связей. Чтобы люди воспринимали меня всерьез, мне нужно было выглядеть соответствующе, а выглядеть соответствующе было чертовски дорого.
Лицо Алессандры смягчилось. Она принадлежала к тому типу студенток, которые принадлежали к этой школе, даже не пытаясь. Она не упомянула, чем занимались ее родители, но я мог сказать, просто взглянув на нее, что она из богатой семьи.
— Во сколько ты заканчиваешь работу? — спросила она. — Тогда мы сможем встретиться. Судя по нашему графику, понедельник — это…
— Я ухожу с работы не раньше одиннадцати, — с холодным взглядом я бросил ей вызов. — Думаю, для тебя это слишком поздно. — Я не стал рассказывать о том, что обычно занимался после работы. Не знаю почему, но я лучше концентрировался, когда был уставшим.
Алессандра мне понравилась больше, чем я думал, но меня не убедила вся эта история с репетиторством. Меньше всего мне было нужно, чтобы она бросила меня в середине семестра, потому что я недостаточно быстро усваивал материал.
— Хорошо, что я сова, — ответила она, окинув меня пристальным взглядом. — Увидимся в следующий понедельник.
Я ни на секунду не поверил, что Алессандра готова выделить свой вечер понедельника — да и вообще любой вечер — для того, чтобы заниматься со мной. Наверняка у нее назначено свидание или вечеринка, что вполне нормально. Если мы не смогли договорится о времени, то уж точно не сможем договорится о чем-то еще. Несмотря на сомнения профессора Эрлиха, я был уверен, что смогу сдать английский самостоятельно. Я просто обязан это сделать. Иначе я не смогу закончить университет.
Я протер стол «У Фрэнки», пытаясь игнорировать нежелательный укол ревности при мысли о том, что Алессандра на свидании. Разумеется, я не претендовал на нее, да и не хотел. Я переспал с несколькими девушками в Тайере, но никогда не пытался встречаться ни с одной из них. И без того было много забот, а мне еще не хватало разбираться с драмой отношений.
— Вау, — Линкольн издал низкий свист из кабинки, где он доедал гамбургер и картошку фри вместо того, чтобы закрывать кафе. Он был племянником владельца и одним из самых ленивых людей, которых я когда-либо встречал. — Кто это?
Я поднял глаза, уже раздраженный тем, что кто-то зашел за пять минут до закрытия, но второй раз за неделю мое раздражение быстро угасло.
Каштановые волосы. Голубые глаза. В руках целая куча книг, и она улыбается полунасмешливо, полупрезрительно, глядя на мое шоковое состояние.
Алессандра. Здесь. В ресторане «У Фрэнки». В одиннадцать, мать его, часов в понедельник вечером.
Какого черта она здесь делала?
— Мы закрыты, — сказал я, хотя мы не должны были отказывать клиентам до последней минуты, и в первую очередь это было не мое дело.
Линкольн перестал пускать слюни и пристально посмотрел на меня.
— Чувак, — прошипел он. — Что ты делаешь?
— Я здесь не ради еды, — спокойно сказала Алессандра. — У нас занятие, помнишь? Поэтому я пришла за тобой, — она села на свободный стул. — Не обращай на меня внимания. Я подожду, пока ты закончишь.
— Она твой репетитор? Черт, надо было остаться в колледже, — Линкольн продолжил глазеть на нее так, что мне захотелось вырвать ему глаза из глазниц.
— Я устал, — я встал перед ним, загораживая обзор. Либо так, либо получить арест за нападение на племянника моего босса. — Мы перенесем наше занятие на другой день.
— Прекрасно, — сказала она, игнорируя возмущенный протест Линкольна. — Ты лучше концентрируешься, когда устаешь, верно?
Как… Профессор Эрлих. Я собираюсь убить его.
По выражению лица Алессандры я понял, что она не намерена сдаваться, поэтому не стал спорить дальше. Я уже давно научился выбирать свои сражения.
В конце концов Линкольну надоело на нее пристально смотреть — либо это, либо его отпугнул мой смертельный взгляд — и он оставил меня закрывать кафе.
— Разве у тебя нет других дел? — спросил я, когда мы с Алессандрой наконец расположились в кабинке. — Уже почти полночь.
— Как и говорила, я сова, — она одарила меня озорной улыбкой. — И я слышала, что молочные коктейли здесь действительно хороши.
Я фыркнул, сдерживая небольшой смех, который едва не вырвался наружу.
— А как же быть с тем, что ты здесь не ради еды?
— Формально это так, но я никогда не откажусь от коктейля, если мне его предложат.
— Ясно, — у нее должен был быть скрытый мотив для того, чтобы прийти сюда. Люди не идут на такие поступки по доброте душевной.
Алессандра, должно быть, уловила мои подозрения, потому что ее дразнящее выражение лица смягчилось.
— Послушай, я знаю, что ты мне пока не доверяешь, и я не виню тебя, но хочу прояснить одну вещь, — сказала она. — Я твой репетитор, а не твоя мать или инспектор. Обещаю, что сделаю все возможное, чтобы помочь тебе сдать английский, но это совместная работа. Тебе нужно работать со мной, и если ты действительно этого не хочешь — если ты чувствуешь, что я трачу твое время зря и ты предпочитаешь никогда больше меня не видеть, — тогда тебе нужно сказать об этом сейчас. Я не отказываюсь от своих учеников, но и не собираюсь заставлять их делать то, чего они не хотят. Поэтому скажи мне. Согласен ты или нет?
Меня пронзило удивление, за которым последовало неохотное уважение и что-то еще более неприятное. Это что-то образовало комок в моем горле и заблокировало мою мгновенную защитную реакцию.
Никто прежде не говорил со мной так свободно и спокойно. Никому раньше не было до меня дела.
— Согласен, — наконец сказал я с немалой долей нежелания. Возможно, это было притворство, и она уйдет, когда ее первоначальный энтузиазм утихнет. Она была не первой. Но что-то в глубине души подсказывало мне, что она останется, и это пугало меня больше всего на свете.
Плечи Алессандры расслабились.
— Хорошо, — ее улыбка вернулась, теплый луч солнца под флуоресцентными отблесками верхнего освещения.
— В таком случае давай скорее начнем, хорошо?
В течение следующих двух часов я понял, почему профессор Эрлих так хвалил ее. Она была чертовски хороша в роли репетитора. Алессандра была терпеливой, ободряющей и чуткой, но не снисходительной. Она также пришла более подготовленной, чем кто-либо, с набором маркеров для выделения, с карточками в форме буквы L для обозначения разделов учебника, и фокусировки моего внимания, а так же диктофоном, чтобы я мог прослушать наш урок в любое время.
Самое удивительное, что это помогло. По крайней мере, это сработало лучше, чем мои обычные методы: стиснуть зубы и упорствовать, используя грубую решимость.
Единственным недостатком было то, насколько отвлекала сама Алессандра. Если она говорила слишком долго, я терялся в ее голосе, а не в словах, и каждый раз, когда она двигалась, вокруг стола доносился слабый запах ее духов, затуманивая мои мысли.
Господи. Я был взрослым мужчиной, а не влюбленным гормональным подростком. Соберись.
Я потянулся за синим маркером одновременно с ней. Наши пальцы соприкоснулись, и по моей руке пробежал электрический ток.
Я отдернул руку, как будто меня обожгли. Щеки Алессандры покраснели, напряжение охватило простор нашей кабинки.
— Уже поздно. Нам пора идти, — мой голос звучал холодно, хотя мое сердце с пугающей силой билось о грудную клетку. — Завтра утром у меня занятия.
— Хорошо, — Алессандра собрала свои материалы обратно в сумку, ее лицо все еще светилось румянцем. — У меня тоже.
Никто из нас не произнес ни слова по дороге обратно в кампус, но мой мозг не мог перестать прокручивать в памяти то, что произошло в кафе.
Мягкость ее кожи. Заминка в ее дыхании. Крохотное, почти незаметное учащенное сердцебиение в ту миллисекунду, когда наши руки соприкасались, за которым последовал неожиданный шок для моего организма. Я обвинил в этом полное истощение. Никогда еще я не реагировал так остро на такое маленькое прикосновение, но тело под воздействием стресса совершает странные поступки. Это было единственное объяснение.
Алессандра остановила машину перед моим общежитием. Мы уставились на внушительное кирпичное здание, и прошла еще одна неловкая пауза, прежде чем я нарушил молчание.
— Спасибо, — слова прозвучали жестче, чем хотелось бы. Я не привык благодарить людей; они редко делали что-то, что заслуживало бы искренней признательности. — За то, что подвезла, и за то, что пришла в кафе. Тебе не обязательно было это делать.
— Пожалуйста, — на лице Алессандры вновь промелькнуло прежнее веселье. — Одни только виниловые кабинки и флуоресцентные лампы того стоили. Мне говорили, что они прекрасно сочетаются с моей кожей.
— Так и есть, — я не шутил. Возможно, она единственный человек на планете, который все еще может выглядеть как супермодель в дерьмовой, плохо освещенной закусочной.
На губах Алессандры появилась легкая улыбка.
— В то же время на следующей неделе?
Я колебался. Это было оно. Мой последний шанс уйти раньше, чем это сделает она.
Ты хочешь добиться успеха на Уолл-стрит? Ты не сможешь этого сделать, если настаиваешь на том, чтобы предпочесть гордость своему будущему.
Я не отказываюсь от своих учеников, но и не собираюсь заставлять их делать то, чего они не хотят. Ну, скажи мне. Ты со мной или нет?
Я выдохнул. Блядь.
— Конечно, — сказал я, игнорируя укол предвкушения при мысли о том, что увижу ее снова. Надеюсь, я не пожалею об этом. — В то же время на следующей неделе.