Шарлотта
Список лежит у меня на столе, когда я прихожу на следующее утро — список.
Он открыт на четвертой странице, вопросы без ответов.
Такие слова, как анальный секс, стимуляция сосков, секс втроем, отрицание оргазма, врезаются мне в память, а я еще даже не выпила свой кофе.
— Что это? — Спрашиваю я, бросая взгляд на Эмерсона, когда он входит.
Он безупречно одет в обтягивающие синие брюки, коричневые кожаные туфли и белую рубашку на пуговицах, которая выглядит на пару размеров меньше.
Он всегда так хорошо выглядел, или это мой влюбленный мозг начинает искажать реальность?
Сделав глоток черного кофе, он ставит чашку на стол и подходит. Стоя всего в футе от меня, он смотрит на бумагу в моих руках. Мои щеки начинают гореть, это невысказанное между нами становится все более напряженным с каждой секундой.
— Я понял, что то, что мы сделали вчера, было неправильно с моей стороны. Мне никогда не следовало использовать эту… игрушку против тебя в качестве наказания, потому что это был вопрос без ответа в этой форме. Обычно я не совершаю подобных ошибок.
— Я была в порядке, — быстро отвечаю я.
Он действительно беспокоится, что сделал что-то со мной против моей воли?
— Но мне нужно знать, что ты не против. Мне нужно заранее получить твое согласие на все, Шарлотта. Не только некоторые вещи…
Его пронзительные зеленые глаза поднимаются от бумаги к моему лицу, и я мгновенно таю от соприкосновения.
Он хочет знать все о сексе. Могу ли я действительно ответить на эти вопросы?
— Но ты сказал…
Боже, я не могу этого сказать. Я не могу снова так небрежно заговаривать о сексе. Без намека на романтику между нами, рассматривая это как галочку в списке дел, как будто это ничего не значит.
— Я знаю, что я сказал, и только потому, что ты говоришь, что это нормально, что такие вещи случаются, это не значит, что они будут происходить.
Мой взгляд опускается вниз, надеясь, передать разочарование, которое я испытываю от этого заявления.
Я не хотела, чтобы все это происходило именно так. Когда я нахожусь в положении, когда могу сказать: Да, я хочу, чтобы ты трахнул меня, только для того, чтобы он сказал мне, что не сделает этого. Я чувствую себя идиоткой.
Должна ли я просто сохранить свою гордость и написать ноль рядом со всем этим? Что бы он при этом почувствовал?
— Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, — мягко говорит он, как будто пытается пощадить мои чувства.
— Ладно.
Весь этот разговор с утра первым делом приводит меня в скверное настроение. Я чувствую себя уязвимой и смущенной, как глупая молодая девушка, тоскующая по своему боссу, который не намерен когда-либо отвечать взаимностью на эти чувства. Я просто еще одна Моника.
Глупо, глупо, Шарли.
Я откладываю пакет в сторону, приступая к выполнению своих задач на день, в основном отвечая на электронные письма и помогая составлять формы поставщиков для нового магазина, входящего в клуб.
Я так отвлеклась на все это, что почти до обеда не осознаю, что сегодня должно быть то, что я люблю называть нашими особенными днями. Интересно, помнил ли он вообще. Его вообще волнует, что я не стою на коленях рядом с ним?
Должно быть, мне нравится беспокойство, когда одна параноидальная мысль превращается в сотню. Например, я вдруг задаюсь вопросом, хотел ли Эмерсон вообще видеть меня покорной секретаршей, или я была просто тупицей, которая бросилась ему на шею, а он был слишком вежлив, чтобы сказать нет.
Во время обеденного перерыва я ем в одиночестве на кухне. Надев наушники, я собираю остатки еды, которые упаковала. Я чувствую его присутствие позади себя еще до того, как слышу его. Вытаскивая один из своих наушника, я поворачиваюсь к нему.
— В чем дело? — Спрашиваю я с таким видом, что у него дергается бровь.
— Почему ты дуешься? — Он кажется странно растерянным.
— Я не дуюсь.
— Да, это так. С самого утра у тебя было такое настроение. Я должен прояснить, что мне на самом деле не нравится эти истории с нытьем, Шарлотта.
Мой рот приоткрывается.
— Нытьем?
— Да. Где ты намеренно плохо себя ведешь и заслуживаешь наказания за мое внимание.
На этот раз я громко ахаю и поворачиваюсь на стуле.
— Ты не можешь быть серьезным.
Он скрещивает руки на груди, стоя передо мной, как разъяренная статуя.
— Я серьезно. Ты провернула это вчера в клубе, флиртуя с Дрейком просто назло мне.
По какой-то причине я встаю. Он по-прежнему возвышается надо мной, но, по крайней мере, на этот раз я не кажусь такой съежившейся.
— Я могу флиртовать с кем захочу. Это не имело к тебе никакого отношения. Знаешь что… может быть, тебе тоже стоит заполнить анкету, чтобы я точно знала, чего ты хочешь, и мы могли бы уладить всю эту путаницу прямо сейчас.
— Так вот в чем дело, — отвечает он, кивая головой.
— Ты не хочешь заполнять анкету. Шарлотта, я не заставляю тебя делать то, чего ты не хочешь. Форма предназначена для твоей защиты.
Я с усмешкой вскидываю руки вверх.
— Да, я понимаю. Ты хочешь, чтобы я выложила перед тобой все свои карты на стол, но как насчет тебя, сэр? — Я делаю такой саркастический акцент на его титуле, что у него сжимается челюсть.
— Где твой бланк? Почему ты не обязан признаваться во всем, чего хочешь, даже если это означает сделать себя уязвимым? Давай, Эмерсон.
Я топаю в кабинет и беру блокнот со стола и ручку из ящика. Прижимая их оба к его груди, я рявкаю:
— Вот. Запиши все, что ты хочешь со мной сделать, просто чтобы между нами все было ясно.
Мой тон дразнящий, полный сарказма, и я ожидаю, что он накричит на меня в ответ или швырнет бумагу на пол.
Чего я не ожидала, так это того, что его тело внезапно прижимается ко мне, пока моя задница не оказывается прижатой к столу. Он прижимается к моим ногам и откидывает меня назад, так что я оказываюсь беззащитной, издавая вскрик, когда его лицо оказывается всего в нескольких дюймах от моего.
— Ты думаешь, я хочу сделать это именно так? — Мрачно бормочет он.
— Ты думаешь, я не умираю от желания узнать, как бы ты оценила эти вещи в этом списке, хотя я знаю, что был бы худшим отцом в мире, если бы когда-нибудь сделал что-нибудь из этого?
Его рука обхватывает мою поясницу, когда он наклоняется ко мне так близко, что я чувствую его между своих ног.
Когда я смотрю ему в глаза, мой пульс учащается.
Он хочет меня. По сути, он говорит это сейчас.
Прежде чем я успеваю придумать ответ, он продолжает:
— Я заполню эту анкету за тебя, если хочешь, но мне это не нужно. Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что хочу попробовать тебя на вкус, Шарлотта? Потому что я этого хочу. Я хочу прикасаться к тебе, дразнить тебя, трахать тебя, перекинуть тебя через свое колено и сделать эту хорошенькую попку красной. В этом списке нет ничего такого, чего бы я не хотел с тобой сделать, так что можешь отложить бумагу и ручку, малышка. Каждая вещь получила бы от меня пять.
Тихий звук срывается с моих губ.
— Ты не представляешь, как это тяжело для меня, Шарлотта. Чтобы ты была моей, но не так, как я хочу.
— Я…Я не знаю, что сказать… — Вздыхаю я в ответ.
— Просто заполни эту гребаную анкету, — рычит он, его рот всего в нескольких дюймах от моего.
И вот так просто он отступает и позволяет мне снова дышать. Я набираю полные легкие воздуха, наблюдая, как он выходит из комнаты, оставляя меня стоять здесь одну, размышляя о том, что он только что сказал.
Все это время я так боялась признаться, что хочу с ним большего, и он, по сути, просто признал, что тоже хочет этого… но также и то, что он никогда не уступит этому желанию.
В течение следующего часа от него не было никаких признаков, так как я беру список с собой на кухню, нависая над каждым пунктом. Рой бабочек порхает у меня в животе при одной мысли о том, чтобы испытать это с Эмерсоном.
Эксгибиционизм… пять.
Оральный… пять.
Секс-игрушки… пять.
Анал… глубокий вдох, Шарли… пять.
Не перегибаю ли я палку? Проставление пятерки, по сути, говорит о том, что я не только хочу этих вещей, но и практически требую их. И это не значит, что я говорю пять за все. В этом списке есть несколько вещей, которые попадают глубоко в отрицательный диапазон — жесткая передача фистинга и золотой дождь. Но как я могу передать ему эту бумагу с этими пятерками повсюду?
Я специально искушаю его, и, конечно, может быть, я веду себя немного по-дурацки.
Это так же плохо, как если бы я использовала свои сиськи и красную помаду, чтобы купить сестре экземпляр ее книги в магазине. Я целенаправленно манипулирую Эмерсоном, чтобы получить то, что я хочу… и это жестоко, но я не чувствую себя виноватой из-за этого.
Есть так много забавных вещей, которые он мог бы сделать со мной, как с его покорной служанкой, если бы речь шла о сексе, и я не хочу быть PG-версией Моники. Я хочу всего этого.
После обеда я кладу список на стол Эмерсона и возвращаюсь к работе. Что ж, я стараюсь. Не могу точно сосредоточиться на чем-либо, имея письменное подтверждение, в котором, по сути, говорится, что я буду твоей игрушкой для траха. Бонус: с аналом!
И я должна быть здесь, когда он это прочтет. Это совсем не должно быть неловко.
Уже почти два, а Эмерсон все еще отсутствует. Я ничего не успела сделать, и я чувствую, что нам нужно поговорить, поскольку он только что оставил меня с той бомбой правды, что была у него ранее.
Итак, поставив кофейник, чтобы сварить ему послеобеденную порцию кофеина, я набираюсь смелости и отправляюсь на разведку.
Дом Эмерсона огромен, но по-настоящему я видела только нижний уровень, где расположены офис, кухня, ванная комната и гостиная. На второй этаж ведет большая деревянная лестница. По одному тихому шагу за раз я пробираюсь наверх. Левая сторона ведет в другую зону отдыха, и на ней есть явные признаки того, что он действительно пользуется этой зоной. На кожаном диване видны следы износа; есть огромный телевизор с плоским экраном и пара книг на прикроватной тумбочке.
Его здесь нет, поэтому я бесшумно крадусь на цыпочках направо, где есть дверь, приоткрытая чуть-чуть. Это похоже на массовое вторжение в частную жизнь, но я ничего не могу с собой поделать.
Подойдя к щели между дверью и косяком, я замечаю его спину, когда он сидит на тренировочной скамье, опустив ноги на пол. Так вот как он поддерживает свое идеальное тело. Похоже, он превратил свободную спальню в свой личный тренажерный зал. Там есть гантели, беговая дорожка, огромное хитроумное приспособление, предназначенное для тех, кто знает.
И Эмерсон без рубашки.
Загорелая кожа, натянутая на мускулистые плечи, привлекает мое внимание и не отпускает. Судя по тому, как его локти опираются на колени, а голова низко опущена, Эмерсон глубоко задумался, и что-то в этом меня беспокоит. Как и в тот день, когда я опустилась на колени рядом с ним и сняла его стресс, я хочу снять его сейчас.
— Тук-тук, — говорю я, стуча в дверь.
Он поворачивается и смотрит на меня с настороженным выражением беспокойства, написанным на его лице.
— Ты исчез, — шепчу я, заходя в комнату. — Я даже не знала, что у тебя здесь есть это.
Он хватает полотенце и вытирает им вспотевший лоб. Все еще сидя подальше от меня, он отвечает:
— Мне пришлось выработать некоторую… агрессию.
После нашей встречи за стойкой ему пришлось пойти потренироваться, чтобы выпустить пар?
Подойдя к тому месту, где он сидит, я прислоняюсь к зеркалу на стене и смотрю на него.
— Знаешь… — говорю я с дразнящей улыбкой. — Ты всегда мог бы выплеснуть часть своей агрессии на меня.
Его голова опускается, когда я издаю смешок.
— Господи, Шарлотта.
— Да ладно, это шутка, — отвечаю я, делая шаг к нему.
Затем его рука обхватывает мое бедро, и он прижимает меня к себе. На мгновение я затаиваю дыхание, кладя руки ему на плечи.
— Ты все превращаешь в шутку, не так ли?
Я пожимаю плечами.
— Я считаю, что так все становится проще.
— Мне от этого ничуть не проще, — тихо ворчит он.
Его рука гладит меня по задней части ноги, когда я стою между его коленями. Его прикосновения подобны огню, посылающему трепет по моему телу. Этот запрещенный контакт не просто пересекает черту — мы притворяемся, что этой черты не существует. И я склоняюсь к его прикосновениям, я хочу — нет, я нуждаюсь — большего.
— Я заполнила анкету, — шепчу я.
— Хорошо, — отвечает он.
— Тебе следует знать, что я пометила несколько нулей.
Он издает глубокий смешок.
— Несколько?
— Да. Не стыдно тем, кому нравится золотой дождь… но не мне.
Я сохраняю легкое настроение, потому что все остальное в этот момент напряженное.
— Рад это знать, — бормочет он.
Он все еще прижимает меня к себе, и когда мои руки скользят по его плечам, я понимаю, что мы с Эмерсоном сблизились с тех пор, как я начала с ним работать. Но это первый раз, когда мы по-настоящему прикасаемся друг к другу вот так.
— Есть ли какой-то смысл пытаться избегать этого?
Его голова откидывается назад, и он пристально смотрит на меня, притягивая ближе, и я понимаю, что он собирается поцеловать меня.
Пальцы его руки скользят все выше и выше по моему бедру.
— Потому что я должен сказать тебе, Шарлотта. Я немного устал пытаться.
Я сцепляю пальцы у него на шее и прижимаю его ближе. Под этим углом я так близко, что могла бы поцеловать его, если бы захотела, и я хочу этого.
— Тогда перестань пытаться.
Мое лицо склоняется к нему, и глаза Эмерсона закрываются, прижимая меня крепче. Затем, как раз перед тем, как мои губы касаются его губ, раздается звонок в дверь.
Мы открываем глаза и смотрим друг на друга.
— Кого-то ждешь? — Спрашиваю я.
Его брови хмурятся, когда он достает свой телефон и открывает камеру слежения за входной дверью. Затем он выглядит так, словно увидел привидение, вскакивает со скамейки и практически отталкивает меня.
— Кто это? — Спрашиваю я.
Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Это Бо.