Эмерсон
Я никогда в жизни не надевал рубашку так быстро.
Господи, да что, черт возьми, со мной не так? Внутренние рассуждения о том, почему я никогда не должен прикасаться к Шарлотте таким образом, со временем постепенно ослабевали. И как раз в тот момент, когда я собиралась сдаться и сделать то, что хотел сделать последние два месяца, Бо буквально стучится в дверь.
Шарлотта идет за мной, когда мы достигаем нижнего этажа. Она поправляет юбку и направляется к своему столу, стараясь вести себя естественно, когда я открываю дверь.
И вот он здесь. Я не видел своего сына полгода, и, возможно, мне что-то мерещится, но он выглядит по-другому, старше. У него такие же зеленые глаза и загорелая кожа, но это почти все, что он унаследовал от меня. В остальном он копия матери.
Песочно-каштановые кудри. Высокие скулы и широкая улыбка, хотя на самом деле я давно такого не видел.
— Привет, — бормочу я как идиот, открывая дверь шире, чтобы пригласить его войти.
Сначала он не двигается.
— Я здесь только для того, чтобы получить этот чек, — отвечает он.
Он смотрит куда угодно, только не на мое лицо. Он слегка переступает с ноги на ногу и нервозно засовывает руки в карманы.
— Конечно. Заходи, — говорю я, отходя в сторону.
Он делает всего один шаг в фойе, когда замечает Шарлотту в кабинете через стеклянную дверь. Он колеблется, на мгновение замирая и пристально глядя на нее. Меня одолевают острые приступы ревности. Потому что, конечно, он не может отвести взгляд. Шарлотта — воплощение красоты, и хотя я бы не сказал этого, когда она начинала работать у меня, сейчас она воплощение утонченности. На самом деле, она лучшая из обоих миров. Как-то одинаково царственная и веселая. Скромная и нелепая, в лучшем смысле.
Он делает шаг к ней.
— Шарлотта — исключительная секретарша. Умная и организованная. Я надеюсь, что мне никогда не придется заменять ее.
Гордость переполняет меня, когда я хвастаюсь ею перед ним, и я вижу, как щелкает его челюсть. Ему не нравится, что я говорю о его девушке так, как будто знаю ее лучше, и я не могу сказать, что виню его. Но эта ревность, потому что я тоже это чувствую.
— Зайди и поздоровайся, — говорю я, прижимая руку к его спине.
Когда мы добираемся до моего кабинета, Шарлотта встает и приветствует Бо объятиями.
— Рада тебя видеть! — Говорит она.
— Я тоже рад тебя видеть. Ты выглядишь…
Она неловко ждет, пока он закончит предложение, и я жалею, что не могу закончить его за него.
Великолепной.
Удивительной.
Захватывающей.
Подойдет любой из них, но в итоге он использует:
— Другой.
На ее лице застывает напряженная улыбка.
— Надеюсь, все по-другому.
— Да, хорошо по-другому.
— Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? Кофе, содовую, воду?
— Да, кока-колу, пожалуйста, — отвечает он, не сводя с нее глаз.
И я тоже не могу перестать наблюдать за ней, ожидая реакции на его присутствие. Что она на самом деле чувствует к нему? Рада видеть его? Стремится угодить? Но нет… Вместо этого на ее лице натянутая улыбка, и она выглядит совершенно неестественно в его компании.
— Я принесу, — нетерпеливо отвечает Шарлотта, направляясь на кухню.
Она пытается оставить меня и моего сына наедине, но он следует за ней вместо того, чтобы остаться со мной.
— Вы двое, наверстайте упущенное, — говорю я.
— Я только что закончил свою тренировку, и мне нужно пойти переодеться в другую одежду и привести себя в порядок. Сынок, я выпишу тебе этот чек, когда вернусь.
— Конечно, — говорит он мне, и я хотел бы сказать, что между нами как будто нет неловкости, но она есть.
У моего сына, похоже, в голове засела идея, что, владея секс-клубом, я становлюсь каким-то монстром. Одновременно извращенец и преступник. Я ничего не могу сделать, чтобы переубедить его или заставить взглянуть на вещи по-другому, и на это ушло полгода наших отношений, но я отказываюсь верить, что это непоправимо.
Когда я спускаюсь минут через десять, я слышу, как они разговаривают в передней комнате. Остановившись на кухне, я прислушиваюсь.
— Я чувствую себя таким придурком, — бормочет он.
— Ты не придурок, — отвечает она.
— Ты переживаешь трудные времена. Тебе придется какое-то время пожить со своей мамой, ну и что. Это не навсегда. Ты встанешь на ноги, и все будет хорошо.
Успокаивающий звук ее голоса заставляет меня улыбнуться.
— Я потерял свою работу, свое жилье, тебя… — Его голос затихает, и я чувствую, как волосы на моей шее встают дыбом.
И в этот момент до меня доходит — Шарлотта что-то значит для Бо. Расстались они или нет, она что-то значит для него. И вполне возможно, он что-то значит для нее. Как я мог оказаться в центре всего этого? Как я вообще мог делать то, что уже делал?
— Ты не потерял меня, — мягко отвечает она.
— Мы все еще друзья, Бо. — Ее голос такой низкий, что они звучат близко друг к другу.
Наступает тишина, слышен шорох одежды, движение на диване, и я жалею, что не могу перестать слушать сейчас.
— Дай мне еще один шанс, — бормочет он, и я не могу остановиться.
Громко ступая, я выхожу из кухни и направляюсь прямо к своему столу. Я не совсем уверен, что я делаю. Я хотел вернуть Шарлотту к Бо. Это единственная причина, по которой я нанял ее. Это то, что должно было сделать все между мной и Бо лучше, так почему я пытаюсь это остановить?
Они отодвигаются друг от друга на диване, и я поднимаю взгляд, чтобы увидеть ее лицо. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами с выражением страха, как будто ее поймали. И она пытается оценить мою реакцию.
— Извините, что прерываю. Позволь мне выписать тебе этот чек.
Сажусь за свой стол, лезу в верхний ящик и достаю чековую книжку. Пока я заполняю его, Бо встает и подходит ко мне.
Он стоит примерно в футе от меня. Когда я поднимаю на него взгляд, то замечаю, что его глаза устремлены не на меня и не на чек, а на мой стол. Я прослеживаю за его взглядом, и меня внезапно охватывает ужас. Заполненная Шарлоттой анкета лежит лицевой стороной вверх на столе, открытая для всех этих грязных вопросов о согласии. Я быстро хватаю его и переворачиваю, но замечаю, как он напрягается, его глаза осуждающе сужаются.
Мой сын испытывает ко мне отвращение. И в данный момент я не могу сказать, что виню его.
К счастью, у него нет возможности узнать, что эту анкету заполнила Шарлотта.
— Сколько тебе нужно? — Спрашиваю я.
— Моя половина составляла тысячу.
Мои плечи опускаются.
— Сколько тебе нужно, чтобы прожить следующие пару месяцев, сынок?
— Мне не нужны твои деньги, — огрызается он.
— Я даю это тебе не потому, что ты в этом нуждаешься. Я даю это тебе, потому что сам этого хочу.
— Ну, я этого не хочу.
— Бо… — Раздается тихий голос Шарлотты, когда она подходит и встает рядом с ним.
— Он просто пытается помочь.
Я вздрагиваю. Последнее, чего я хочу, это чтобы она приняла мою сторону, как бы хорошо это ни было. Это только еще больше отдалит его от меня.
— Он думает, что может заплатить за все и что это просто решит все наши проблемы, — говорит он, холодно глядя мне в лицо.
— Нет, я этого не делаю.
Шарлотта снова вмешивается, на этот раз положив руку ему на плечо.
— По крайней мере, он пытается. Мой отец даже не разговаривал со мной несколько месяцев, не говоря уже о том, чтобы пытаться помочь мне или моей семье финансово.
Бо смотрит на нее, и выражение его лица смягчается.
Давай, сынок. Сделай это для нее.
— Прекрасно, — говорит он.
Я выписываю чек на десять тысяч и говорю ему, чтобы он вернулся за добавкой, когда она ему понадобится. Это похоже на приманку, но мне все равно. Все, что вернет его в мою жизнь. Даже если он злится на меня из-за этого.
Шарлотта на мгновение выглядит довольной, когда я вручаю ему чек, поэтому я не знаю, почему говорю то, что слетает с моих губ дальше. Наверное, из чувства самосохранения.
— Почему бы тебе не пригласить Шарлотту куда-нибудь поужинать? — говорю я, и она поворачивает голову в мою сторону.
— Если она, конечно, хочет.
Роясь в кармане, я нахожу свой бумажник и вытаскиваю стодолларовую купюру. Бо смотрит на Шарлотту с надеждой в глазах, но она все еще наблюдает за мной.
Мне нужно, чтобы Шарлотта больше не была моим вариантом. Если она действительно с Бо, тогда мне больше не нужно сопротивляться желанию заполучить ее для себя, потому что тогда у меня не будет выбора.
Я ненавижу то, как она смотрит на меня прямо сейчас, разочарование, гнев и чувство вины в одном лице.
— Что скажешь, детка? Хочешь поужинать со мной? — Он обнимает ее за талию, и мне приходится отвести взгляд.
— Конечно, — тихо отвечает она, и это убивает меня.
После того, как она собирает свои вещи, она слегка машет мне на прощание, что больше, чем может сделать мой собственный сын. Я кивком головы машу ей в ответ.
Смотреть, как она уходит с ним, — настоящая пытка. Но я делаю это с собой по уважительной причине.
Шарлотта не моя, независимо от того, насколько сильно мне кажется, что она моя.