Шарлотта
Я не могла заснуть всю ночь. Видения того, что произошло в тронном зале, повторяются в моем сознании.
Поцелуй Иден… которое сработал как заклинание, как она и говорила. Он не смог удержаться в ту секунду, когда увидел ее руки на мне.
И уходить от него было настоящей пыткой. Но я должна была это сделать. Хотя я провела остаток ночи, ворочаясь с боку на бок, желая отбросить осторожность и позвать его. Я могла бы пойти к нему домой, позволить ему уложить меня в постель и притвориться, что последствий не существует и не было никакого риска, что мне будет боль.
Но тогда это только вопрос времени, когда Бо снова появится, и меня оттолкнут в сторону, проигнорируют и забудут. Какое будущее на самом деле было у меня с таким Эмерсоном? Он никогда бы не связал себя обязательствами, никогда бы не женился на мне. Мы не могли жить вместе или планировать нашу жизнь, пока он держал меня в грязном секрете под своим столом.
Я заслуживаю лучшего. Я знаю, что это правда, но все равно трудно убедить свое сердце, которое, кажется, думает, что единственное решение этой проблемы — это проигнорировать мои убеждения и приползти обратно к нему.
Глупое сердце.
Я лежу в постели и смотрю на фотографию, которую Гаррет прислал мне несколько дней назад, где мы с Эмерсоном в клубе на премьере, когда слышу, как перед домом хлопает дверца машины. Моя мама и Софи уже дома, так что что-то во всем этом кажется неправильным.
Затем я слышу зловещий звук моего имени, произносимого единственным человеком, которого я меньше всего ожидала.
— Шарлотта, иди сюда! — Орет мой отец снаружи моего домика у бассейна, и я замираю.
Какого хрена?
Выпрыгнув из кровати в пижамных шортах и футболке, я подкрадываюсь к двери и выглядываю в окно. И вот он здесь. Мужчина, которого я не видела больше года, расхаживает за моей дверью с выражением сильной ярости на лице. Я не могу пошевелиться… Чувство стыда и вины разливается по моим венам, хотя я понятия не имею, о чем я сожалею.
Мгновение спустя я наблюдаю, как моя мать выходит из дома с выражением шока на лице.
— Джимми, что ты здесь делаешь? — Окликает она его.
Его кулак стучит в мою дверь, прежде чем он поворачивает ручку, обнаруживая, что она заперта, и снова стучит.
— Шарли, выходи отсюда сейчас же!
Холодок пробегает у меня по спине, когда я возюсь с замком.
— Что… — Начинаю я, открывая дверь.
Едва я успеваю открыть дверь, как он уже кричит на меня.
— Мне позвонил мой коллега. Я слышал, чем ты занималась.
— Что — заикаюсь я, переводя взгляд с матери на него. — Коллега?
— О чем ты говоришь? — Отвечает моя мама, встречая нас у двери.
— Конечно, ты не знаешь, чем занимаются твои дети, Гвен, — говорит он с жгучей ненавистью к моей матери, и я чувствую непреодолимое желание выйти вперед и защитить ее.
У меня остались счастливые воспоминания о моем отце. Воспоминания о его смехе и улыбках. Его объятия, шутки и нежности на диване. Но прямо сейчас…все, что я вижу, — это лицо, которое я не видела больше года, искаженное яростью, когда он смотрит на меня с выражением, в котором больше отвращения и стыда, чем любви и принятия.
— Я не ребенок, — возражаю я.
— Да, но ты мой ребенок, и я не позволю, чтобы ты продавала свое тело кучке богатых извращенцев! — Кричит он, и мои щеки заливаются краской.
Я улавливаю движение за спиной мамы и замечаю Софи, выходящую из дома посмотреть, что происходит.
Сдерживая свои нервы, я быстро качаю ей головой. На ее лице выражение страха, от которого мое сердце разбивается вдребезги, и мне плевать на себя или на то, что мой папа или мои родители узнают, чем именно я занималась последние несколько месяцев. Но если мои действия причинят ей хоть какую-то боль или страх, то я никогда себе этого не прощу.
— Говори потише, — бормочу я сквозь стиснутые зубы.
— Почему? — Отвечает он.
— Ты же не хочешь, чтобы твоя мать узнала, что ты была в каком-то секс-клубе и выставляла себя на аукцион за семьдесят пять тысяч?
Моя мать ахает и прикрывает рот рукой.
— Так вот откуда эти деньги, Шарли?
— Нет! — Кричу я.
За спиной моего отца я наблюдаю, как Софи достает свой мобильный телефон, что-то печатает, прежде чем исчезнуть в доме. Я просто хочу, чтобы она была подальше отсюда.
— О чем он говорит, Шарли? — Спрашивает моя мать, и в ее голосе слышится страх.
Мои плечи опускаются, когда я смотрю на нее.
— Я не проститутка, мам, — говорю я, и она делает глубокий вдох.
— Она ходила в какой-то… какой-то… секс-клуб, — говорит он с отвращением, и я вздрагиваю.
Мне не нужно было, чтобы моя мать узнала об этом подобным образом. Это нечестно по отношению к ней.
— Это там ты работаешь? Это там, где Эмерсон…
— Эмерсон Грант? — Вмешивается мой отец с язвительностью в голосе.
Я не могу поверить, как сильно я хочу, чтобы земля поглотила меня целиком прямо сейчас. Это выше всяких похвал, и у меня не хватает духу посмотреть на свою мать. Я замечаю, как она отстраняется.
Мои глаза не отрываются от земли, пытаясь заглушить яростного мужчину, стоящего рядом со мной.
— Клуб принадлежит Эмерсону, — деликатно говорю я.
Я бы хотела, чтобы мы с ней могли поговорить об этом наедине. Я ненавижу себя за то, что жду так долго. Моя мама все понимает; ей было бы все равно, если бы я просто рассказала ей все до того, как он узнал.
— О, Шарли… — Говорит она, опуская голову и потирая лоб.
— Но я никогда не продавала себя, — огрызаюсь я в ответ, на этот раз направляя свое разочарование на него.
— Чушь собачья! — Кричит он.
— Дай ей договорить, Джимми. Она взрослая…
— Парень, с которым я работаю, видел тебя, Шарли! Он видел тебя там три раза. Он сказал, что ты вышла на сцену на каком-то аукционе и продала себя!
Темные, пристальные глаза мужчины, которого я видела прошлой ночью, всплыли у меня в памяти. Я знала, что где-то видела этого человека, и теперь я вижу все это так ясно. Я встречалась с ним, когда была моложе, и знала, что он работает в юридической фирме моего отца.
Я вздрагиваю, думая о том, что он видел меня на той сцене почти без одежды, увозимой Эмерсоном, в комнате для подглядывания прошлой ночью с Иден. Я стону при этом воспоминании.
— Тот мужчина, который выиграл, был моим парнем, — отвечаю я, заставляя себя расправить плечи и не съежиться от стыда.
Снова и снова мысленно я просто продолжаю повторять: я не сделала ничего плохого. Я не сделала ничего плохого. Я не сделала ничего плохого.
— О, твой парень, — отвечает папа. Я тоже все о нем слышал. Эмерсон Грант.
По тому, как он подчеркивает его фамилию, я понимаю, что он собирается сказать.
— Отец Бо, Шарли?
— О, Джимми, ты оставишь ее в покое? Она взрослая. Ты не можешь просто так приходить сюда и отчитывать ее как ребенка.
Он поднимает руку, прижимая ее прямо к ее лицу, чтобы заставить ее замолчать, и меня охватывает чувство раскаленной докрасна ярости.
— У тебя, блять, больше нет права голоса, Гвен. Мне не следовало оставлять их с тобой. Посмотри, как ты облажалась с ними. Во-первых, это было… — Он машет рукой в сторону дома, и я знаю, что он собирается втянуть в это Софи, и все во мне хочет взорваться от гнева.
— Не смей втягивать ее в это, — огрызается моя мать, останавливая его прежде, чем у него появляется хоть какой-то шанс.
— Ты упустил этот шанс, когда бросил ее.
Когда она пытается оттолкнуть его руку от своего лица, он отталкивает ее назад, и я огрызаюсь.
Мой папа никогда не был жесток ни со мной, ни с моей мамой, но он всегда доминировал в разговоре. Он постоянно заставлял ее молчать или разговаривал с ней свысока, и прямо сейчас, вид того, как он отталкивает ее, как будто ее голос ничего не значит, заставляет меня покраснеть.
— Не прикасайся к ней! — Кричу я, пытаясь протиснуться между ними. Но моя мать тоже сопротивляется, а он слишком занят тем, что кричит на нее рядом со мной, и, похоже, его не волнует, что я пытаюсь его остановить.
Потасовка между нами быстро обостряется. Я смутно узнаю доносящиеся издалека звуки других голосов, закрывающиеся двери двух машин. Но у меня туннельное зрение, и я сосредотачиваюсь исключительно на том, чтобы увести своего отца как можно дальше от матери. Однако здесь так много криков, он кричит на мою мать, она кричит в ответ.
Внезапно я даже не могу поверить своим глазам, когда две большие, широкоплечие руки хватают моего отца за шиворот и с силой швыряют его о стену гостевого домика.
Должно быть, у меня галлюцинации, потому что Эмерсон уткнувшись лицом в лицо моего отца рычит на него, как разъяренный зверь.
— Тронь кого-нибудь из них еще раз, и я, блять, похороню тебя.
— Эмерсон! — Кричу я.
— Эмерсон? — Удивленно переспрашивает мой отец. — Ты тот мудак, который трахает мою дочь?
Я прикрываю рот рукой и снова бросаю взгляд в сторону дома, чтобы убедиться, что Софи поблизости нет и она не услышала этого.
Мама хватает меня за руку, оттаскивая, и я чувствую, как она дрожит. Но я не могу оторвать глаз от Эмерсона, гнев и ненависть сквозят в выражении его лица и тоне его голоса.
Он выглядит расстроенным, его брови хмурятся еще больше.
— Следи за своим языком, ты, кусок дерьма.
— Меня от тебя тошнит, — огрызается мой отец.
— Вы оба, остановитесь! — Кричу я, приближаясь к ним.
— Держись от него подальше, Шарли. Вызови полицию, — рычит мой отец, но Эмерсон снова прижимает его к стене.
— Пожалуйста, остановись, — умоляю я, обхватывая рукой руку Эмерсона.
Когда он смотрит на меня сверху вниз, в его глазах появляется намек на мягкость. И он, кажется, борется со своим следующим вздохом, когда тяжело вздыхает. Он осторожно убирает руки с рубашки моего отца и отступает. Момент наполнен напряжением, поскольку двое мужчин пронзают друг друга взглядами, полными кинжалов.
— Гвен, ты знала, что этот сорокалетний мужчина делал… Бог знает, что с нашей дочерью?
— Папа, пожалуйста, прекрати, — умоляю я, унижение снова захлестывает меня.
Большая рука ложится мне на спину, и я наклоняюсь, чтобы он успокоил меня.
Моя мать насмехается.
— Да, Джимми, я знала. Он пришел на вечеринку по случаю дня рождения Софи.
На краткий миг на лице моего отца появляется шок и замешательство, когда он переводит взгляд с нее на себя и меня. Я вижу, как все, что Эмерсон хочет сказать моему отцу, просто вертится у него на губах.
Я чувствую, что едва могу пошевелиться. Как будто одно неверное слово или движение, и все между ними взорвется.
— Почему я не знал об этой вечеринке? — Отвечает мой папа.
— Потому что тебя не пригласили, — резко отвечает моя мать.
Я никогда не слышала, чтобы она так с ним разговаривала, и я вроде как люблю ее за это.
— Я думаю, тебе следует уйти, — рычит Эмерсон.
— Я? Это мой дом, придурок.
— Я не думаю, что твоя семья хочет, чтобы ты был здесь прямо сейчас, пока ты так себя ведешь, — говорит Эмерсон ровным тоном. — Так почему бы тебе не уйти и не успокоиться? Возвращайся, когда сможешь говорить как настоящий мужчина.
Ни один из мужчин не двигается, и такое ощущение, что между ними находится бомба замедленного действия.
— Настоящий мужчина? — С усмешкой отвечает мой папа.
— Ты думаешь, что ты настоящий мужчина? Манипулируя молодыми девушками. Я все знаю о твоем отвратительном клубе, и моя дочь заслуживает гораздо лучшего, чем ты, больной ублюдок.
— Эй! — кричит другой голос с линии забора, и мы все в унисон оборачиваемся, чтобы увидеть Бо, стоящего у ворот.
Мой рот приоткрывается, когда я смотрю, как он направляется к моему отцу с выражением неподдельной ярости на лице.
— Не разговаривай так с моим отцом.
Эмоции сдавливают мне горло, как будто кто-то сидит у меня на груди, и когда я смотрю на Эмерсона, я вижу, как меняется выражение его лица. Гнев проходит, и под ним проступает стыд.
Папа, с другой стороны, смеется.
— Твой отец? — Спрашивает он. — Извини, но разве ты сначала не встречался с моей дочерью? Ты хочешь сказать, что тебя устраивает, что он забирает твою девушку? Что у вас за гребаная семья?
— Да, ну, по крайней мере, мой отец звонит мне, ему не наплевать на меня, и он не бросил меня, когда я больше всего в нем нуждался, — отвечает Бо, и мои глаза расширяются от шока.
Я протягиваю руку, чтобы успокоить его, потому что в данный момент он выглядит так, словно хочет проделать дыру в лице моего отца.
Но слова, слетающие с его губ, заставляют меня остановиться. Он… заступается за Эмерсона?
— Сынок, — говорит Эмерсон, протягивая руку, чтобы успокоить Бо, — Все в порядке.
— Нет, это не так, — отрезает Бо. — Я не собираюсь стоять здесь и позволять этому невежественному придурку обращаться с Шарли как с дерьмом, обращаться с тобой как с дерьмом и вести себя так, будто он намного лучше тебя.
— Вы, ребята, должны просто уйти, — огрызается мой папа, и я смотрю на маму.
Она посылает мне извиняющийся взгляд, прежде чем повернуться к моему отцу.
— Нет, Джимми. Тебе следует уйти. Эмерсон был прав. Возвращайся, когда успокоишься и захочешь поговорить, но сегодня ты и так устроил нам достаточно драмы.
— Я не оставлю тебя с этим извращенцем, — возражает он, указывая на Эмерсона.
Мы с Бо оба начинаем спорить, но Эмерсон только поднимает руку, чтобы остановить нас.
Затем он смотрит прямо на моего отца и делает долгий, успокаивающий вдох.
— Знаешь что, ты прав. У меня действительно есть клуб в центре города, и я действительно водил туда твою дочь, но я не промывал ей мозги, не манипулировал ею и не причинял ей никакого вреда. И мне не стыдно. Ты думаешь, что знаешь, что правильно для твоих дочерей, но ты понятия не имеешь. Ты просто хочешь, чтобы они жили так, как, по твоему мнению, они должны жить, а ты такой самодовольный, что потерял из-за этого свою семью.
— Может, я и не самый лучший отец в мире, но я бы каждый раз предпочел счастье своего ребенка своему собственному. И я точно знаю, что ты никогда не смог бы любить Шарли так сильно, как я. Нет, если ты сможешь выдержать разлуку с ней хотя бы один день.
Я чувствую, как воздух покидает мои легкие, когда эти слова слетают с его губ, мое сердце чуть не взрывается в груди. В этот момент я понимаю, как сильно я люблю его, как сильно я изменилась с тех пор, как он начал любить меня, и как все, из-за чего мы ссорились до этого момента, было тривиальным.
В этот момент становится поразительно ясно — Эмерсон значит для меня все.