Эмерсон
Мы с Бо были вместе в машине, что само по себе было маленьким чудом, когда нам позвонила Софи. Шарлотта, должно быть, дала ей мой номер после того, как я подарил ей билеты на фестиваль аниме на ее день рождения, потому что она написала мне несколько дней спустя, чтобы поблагодарить меня за них. Слава богу, мы с Бо были всего в нескольких минутах езды отсюда. Ее испуганный голос чуть не сбил меня с ног на дороге, когда я мчался к ее дому. Она сказала, что ее отец появился как гром среди ясного неба и кричал на Шарли, и что она была напугана.
Она боялась своего отца, поэтому позвонила мне. Это заставляет меня ненавидеть этого мудака еще больше, когда я думаю об этом.
Почти невозможно вежливо сдержать свои слова в адрес перед этим человеческим куском мусора, но это то, чего Шарли, ее мать и ее сестра заслуживают прямо сейчас. Поэтому я рассказываю ему все. С таким же успехом мы могли бы поставить все это на карту прямо сейчас.
— Я не стыжусь того, кто я есть и что я делаю. И я люблю Шарли.
И… у меня даже не хватает смелости взглянуть ей в лицо, когда слова срываются с моих губ.
— Достаточно!
Голос Софи снимает напряжение, как раз в тот момент, когда ее отец открывает рот, готовый поспорить со мной. Мы все пялимся на дерзкую синеволосую девушку-подростка, когда она выходит во двор. Я вижу в ней так много от Шарли — бесстрашную, безрассудную и чертовски умную.
— Папа, мама права. Тебе следует просто уйти. Это я позвонила Эмерсону, потому что ты напугал меня, когда появился, — говорит она, глядя на него с такой яростью в глазах, что моя грудь раздувается от гордости.
Шарли вскидывает голову и в шоке смотрит на меня.
— Софи звонила тебе?
Я киваю. Когда я смотрю на ее отца, я замечаю, что впервые с тех пор, как я приехал сюда, он выглядит скорее раскаивающимся, чем сердитым. Его глаза прикованы к Софи, а брови сведены вместе. Он выглядит серьезно измученным, но я узнаю эмоцию, написанную на его чертах, — отцовскую вину.
— Папа… — говорит Шарли, привлекая его внимание.
Когда он, наконец, смотрит на нее влажными и извиняющимися глазами, она продолжает:
— Я не стыжусь того, с кем я встречаюсь или что я делаю, и тебе, возможно, трудно в это поверить, но Эмерсон не сделал ничего плохого. Я устала от того, что все ведут себя так, будто знают, что для меня лучше. Мне двадцать один год, и я не глупа и не слишком молода, чтобы знать, чего я хочу.
Ее маленькая рука находит мою, переплетая наши пальцы, и мне требуется все мое мужество, чтобы не заключить ее в объятия и не поцеловать крепче, чем я когда-либо целовал ее раньше.
— Ты решил уйти, и у тебя нет права разговаривать со мной так, как ты это сделал сегодня. Если бы ты был рядом в прошлом году, возможно, ты бы увидел, что я никогда не была так счастлива, как за последние три месяца.
Сейчас я ничего не могу с собой поделать. Я притягиваю ее к себе, прижимая к своей груди, обнимаю ее и целую в макушку.
— Гвен, ты действительно позволишь им? — Спрашивает он, все еще сопротивляясь, но мать Шарлотты только тяжело вздыхает.
— Просто уходи, Джимми.
— К черту это, — ворчит он в мою сторону, но я игнорирую его, вдыхая знакомый аромат шампуня Шарлотты и нежную кожу ее рук, когда провожу по ним пальцами.
— Мы еще не закончили, — говорит он Гвен. — Нам нужно серьезно поговорить об этом позже.
Я смотрю, как он топает через задний двор к боковой калитке, на мгновение останавливаясь и пристально глядя на Софи. Она неловко протягивает свою руку, чтобы помахать, и мы все в предвкушении ждем, что сделает Джимми.
— Пока, малышка, — говорит он ей, посылая такой же неловкий взмах, прежде чем уйти, и трудно не заметить разочарование на лице Софи.
Звук двигателя его машины отдается эхом, прежде чем мы слышим, как он быстро удаляется по улице.
Гвен бросается к Софи, чтобы заключить ее в объятия. Я наблюдаю, как Бо следует за ней, успокаивающе кладя теплую руку на плечо Софи.
Отстраняясь, я смотрю на Шарли сверху вниз.
— Ты в порядке?
Эти свирепые карие глаза смотрят вверх, когда она кивает.
— Да. Я в порядке.
Хотел бы остановить себя, но я не могу. Я все еще не знаю, куда мы пойдем и что будет дальше, поэтому я беру то, что могу получить прямо сейчас, прижимаясь губами к ее лбу.
— Что случилось?
— Он появился из ниоткуда. Сказал, что кто-то, с кем он работает в своей юридической фирме, рассказал ему обо мне в клубе. Что меня выставили на аукцион, и я сплю с владельцем.
Сжав челюсти, я издаю стон.
— Я собираюсь разобраться с этим человеком и немедленно аннулировать его членство. Раскрывать информацию о других членах за пределами клуба противоречит нашей политике. Мне так жаль, Шарли.
— Все в порядке, — говорит она и, возможно, инстинктивно, откидывается назад в ответ на мои прикосновения, обнимая меня.
Облегчение от того, что она вернулась, огромно, но я пока слишком боюсь благодарить свою счастливую звезду.
— Почему ты был с Бо? — Шепчет она.
— Я звонил ему сегодня утром. Сказал ему, что мне нужно с ним поговорить.
— О, — отвечает она, глядя на меня снизу вверх.
— Куда вы, направлялись?
— Хотели выпить чего-нибудь. Мне нужно было поговорить с ним кое о чем важном.
— О… — Снова говорит она, ее глаза задерживаются на моем лице, вероятно, задаваясь вопросом, что это была за очень важная вещь.
Мне требуется все, что у меня есть, чтобы отпустить ее и медленно отстраниться.
— Я должен поговорить с ним, — говорю я и наблюдаю, как она сглатывает.
Затем она кивает. Жаль, что я не могу точно передать то, о чем я сейчас думаю. Я хочу сказать ей, что собирался все рассказать своему сыну. Больше не нужно ждать разрешения или просить его принять нас такими, какие мы есть. Я хочу, чтобы она знала, что сейчас я выбираю ее так, как должен был сделать раньше. Но у меня будет время сказать ей об этом позже.
— Могу я позвонить тебе позже? — Спрашиваю я.
Она нетерпеливо кивает. Затем я нежно глажу ее по щеке, борясь с желанием обнимать ее до конца дня и не отпускать. Но об этом я позабочусь чуть позже.
Оставив Шарлотту стоять снаружи, я поворачиваюсь к своему сыну. Я не могу точно прочесть выражение его лица. Я ожидал гнева и негодования, но все гораздо сложнее. Он задумчив и насторожен, но в то же время неуверен в себе.
— Пошли, Бо, — зову я, и он следует за мной, пока я веду его к переднему двору, где припаркована моя машина.
Я смутно помню, как в первый раз приехал к Шарлотте домой, забирая ее на вечер открытия клуба, насколько уверенным я был в то время, что не позволю событиям между нами выйти из-под контроля. Каким же чертовски глупым я был, думая, что это вообще возможно.
Слава богу, отца Шарлотты нигде нет. Хотя, я думаю, если я хочу быть частью ее жизни надолго, мне придется найти способ справиться с ним. Как бы он ни был плох для нее, это несправедливо по отношению к ней прожить остаток своей жизни без отца, потому что у него это чертовски плохо получается.
Глядя на Бо, я не могу себе представить, как ее отец мог так легко уйти от них. Насколько бредовым должен быть мужчина, чтобы прожить жизнь без собственных детей? И все же… вот я собираюсь сказать своему, что не планирую избегать ее только потому, что ему это не нравится.
На мгновение между нами повисает тишина, пока я готовлюсь к тому, как я собираюсь сказать ему это. Лучший мужчина мог бы извиниться первым, но я не могу заставить себя извиниться за то, что люблю Шарлотту. Я не сожалею об этом.
Когда он поднимает на меня взгляд, я могу сказать, что он хочет что-то сказать, поэтому я готовлюсь к этому.
— Ты знаешь… она пыталась предупредить меня. Я знал, что ее отец был придурком, и я не слушал. Когда я услышал, как он сказал это о тебе…Я просто сорвался.
— Мне жаль, что тебе пришлось это услышать. Но всегда найдутся люди, которые отреагируют подобным образом. Которые видят вещи с одной стороны и отказываются открывать свой разум чему-либо другому. Я бы предпочел быть тем, кого люди считают развратным или греховным, чем быть узколобым и полным ненависти.
Он кивает, пристально вглядываясь в мое лицо.
— Ты действительно любишь ее? Это не просто…
— Да, — отвечаю я, прерывая его. — Я действительно люблю ее. И я никогда не хотел, чтобы это произошло таким образом. Ты ведь знаешь это, верно?
— Да.
Затем я готовлюсь к самой трудной части.
— И ты понимаешь, что я не собираюсь прекращать встречаться с ней? Я должен был сказать тебе раньше, и мне никогда не следовало вести себя так, будто это ничего не значит, но я действительно боялся снова потерять тебя.
Он сглатывает и смотрит себе под ноги, и меня впервые поражает, что мой сын теперь действительно мужчина. Он больше не ребенок, не тот долговязый подросток, которого я помню, и не тот маленький ребенок, который смотрел на меня снизу вверх, как будто я подвесил луну на небо. Бо такой же мужчина, как и я, и мне давно пора перестать обращаться с ним как с ребенком.
— Я все еще думаю, что это чертовски странно, — ворчит он, и мне приходится отвести взгляд, чтобы удержаться от смеха.
— И я не знаю, смогу ли я действительно смириться с этим, по крайней мере, какое-то время. Но… она, кажется, счастлива с тобой — чертовски счастливее, чем была со мной.
Я стараюсь не слишком волноваться или испытывать облегчение, потому что это маленький шаг, но в то же время важный, и этого более чем достаточно. Он не кричит на меня, не обзывает и не угрожает никогда больше со мной не разговаривать. Поэтому я молчу, пока он продолжает.
— На самом деле мне это не нравится… Я не собираюсь лгать и говорить, другое.
— Все в порядке, — быстро отвечаю я.
— Но… спасибо, что заступился за нее.
— Конечно.
— Спасибо, что заступился за меня, — отвечаю я с полуулыбкой.
Неловкое молчание пронизывает пространство между нами. И, кажется, проходят часы, прежде чем он, наконец, поднимает глаза и смотрит мне в глаза так, как я хотел. Того факта, что он не уходит и не посылает меня на хуй, достаточно, чтобы дать мне понять, что у нас все будет хорошо.
— Все еще хочешь сходить за выпивкой? — Спрашиваю я, кивая в сторону машины.
Он поджимает губы и кивает.
— Черт возьми, да.
Я готов сесть в свою машину и уехать. К чему я не готов, так это к тому, что мой сын делает три шага, чтобы сократить расстояние между нами и порывисто заключить меня в объятия.
Хотел бы я это запомнить, и, черт возьми, я стараюсь. Прошло так много времени с тех пор, как он по-настоящему обнимал меня, что я хочу, чтобы время остановилось на мгновение и позволило мне насладиться этим.
Слишком скоро он отстраняется.
— Ладно, поехали.
Затем он забирается на пассажирское сиденье, оставляя меня ошеломленным.
Бо предстоит пройти долгий путь, и мы, возможно, никогда не сойдемся во мнениях по поводу клуба или моих отношений с Шарлоттой, но он все еще мой сын, и я не собираюсь позволять ему так легко уйти.