Прихожу в себя настолько резко, что боль пульсирует и пронзает словно пощёчины. Слишком светло, слишком кружится голова, слишком сильно болит тело после пережитой мясорубки. Всё слишком. Окружающее пространство внутри головы плывёт и я не сразу соображаю что нахожусь в машине. В ушах звенит, заглушая голоса вокруг, слышу, но не могу разобрать. Чувствую чью-то руку, придерживающую мою голову.
— Пи..т.ь, — прошу тихим скрипучим голосом.
— Сейчас, — к губам прислоняется холодное горлышко бутылки, — пей. Тише-тише.
Жадно глотаю самую вкусную воду на свете, всё ещё безуспешно пытаясь открыть глаза. Пытки закончатся, когда я скажу где Айрис, меня просто убьют — быстро и безболезненно, все страдания прекратятся. Мозг, на максимум выкрутивший инстинкт самосохранения, подкидывает мысли сдаться, раскрыть Миллеру где она, лишь бы спастись. Глушу все мысли, толкаю воспоминания о моей Птичке на передний план — улыбка, веснушка, взгляд, такой наивный местами, душевный, открытый, а порой хитрый, с дьявольщинкой, губы. Прочерчиваю лицо, перебирая каждую деталь. Вспоминаю голос. Столько вытерпел не для того, чтобы сдаться сейчас.
Моя любимая, я столько всего натворил, столько боли принёс, я далеко не герой этой сказки, не принц на белом коне. Не успел попрощаться, жалею что не сказал тебе как сильно люблю. Простишь когда-нибудь, перестанешь ненавидеть, я уверен поймёшь, хотя лучше ненавидь всю оставшуюся жизнь, но живи.
Проваливаюсь обратно в бездну, в спасительное забытьё, так и не набравшись сил открыть глаза. Куда меня перевозят? Действительно ли я всё ещё жив или привиделось?
***
Тишина вокруг и, кажется, темно. По крайне мере ничего не раздражает глаза и слух. Не ориентируюсь где и в каком положение нахожусь, не чувствую лежу я или стою. Сколько времени сейчас и сколько прошло после машины? Жарко, так сильно жарко, что хочется залезть в ванну со льдом. Наверное, Сатана уже жарит меня в своём адском котле вместе с остальными грешниками. Урывками чувствую холодное полотенце на лбу, от этого становится немного легче и опять вырубает в пустой сон. Прихожу в себя, когда раны жжёт и щиплет, в голову ударяет запах спирта и йода. Нежные женские руки меняют повязки. Не понимаю сон это или реальность.
— Ты только выкарабкайся, мой хороший, мы со всем справимся, — шепчет ласковый женский голос.
Галлюцинации это или явь? Меня спасли или я уже мёртв? Хотя, если я умер, то вряд ли попал бы в рай. Я всегда называл себя верующим католиком, только вот в церкви бывал всего пару раз, ещё при жизни родителей. Гордыня, алчность, зависть, гнев, похоть, чревоугодие и уныние — это буквально мой распорядок дня с момента как научился ходить. «Папа» бы точно не одобрил.
Я помню последнее рождество в кругу семьи, моих любимых и близких людей. Мама готовила Паччери с моллюсками, соблюдая традицию рыбного стола и отсутствия мяса. Подавала на десерт кекс Пандоро. Мы наряжали ёлку с братом, смеялись и радовались. Как давно это было, совсем не в этой жизни. После этого я никогда не отмечал, даже вдвоём с братом, не мог набраться храбрости. На дворе ноябрь, если мне удастся выжить, то отмечу это рождество, клянусь.
Мне кажется проходит несколько дней, а может быть и часов, я всё также прихожу в себя урывками, но теперь я точно уверен что жив. Витале меня спас, прямо как я его тогда, после перестрелки в Палермо. Где я сейчас? У Фабианы?
— Айрис… жива? — хриплю чуть слышно. Знаю что Фабиана тут, чувствую присутствие человека.
— Да, всё хорошо, не переживай, восстанавливайся, — отвечает тот же голос.
Фабиана была доктором у семьи Моретти последние лет двадцать, лечила и зашивала бандитов, не задавая лишних вопросов. После смерти Альберто Моретти, она также же предано согласилась работать на меня. В криминальных кругах эту маленькую хрупкую женщину все уважают, никто не смеет даже допустить мысли ей навредить.
— Где я? — спрашиваю, запинаясь.
— Ты в безопасности, Франко, набирайся сил, — отвечает голос.
Вспоминаю встречу с Миллером, его мерзкую ухмылку, которую захотелось стереть с лица. Руками моей Айрис захотел отомстить комиссару Фальконе, тварь. Мужик ты или кто? Разберись с глазу на глаз. Да и за что мстить, если жена сама ушла?
«Люблю его, люблю, понял?» — всплывают слова Айрис.
Если любит, то всё равно будет с ним, не насильно же заставишь женщину полюбить себя. Убьёшь ты соперника и что? Не вернёт это её. Скорее всего Миллер не хочет никого возвращать, просто отомстить, потешить эго как самодовольный индюк. Почему он выбрал Айрис для этого? У него же есть свои люди, наёмника мог нанять в конце-концов. Айрис не тронула Миллера, не добрала улик, не посадила, как хотела.
От мысли, что Миллер доберётся до Айрис меня начинает лихорадить. Должен прийти в себя и защитить её, она столько натерпелась, маленькая, что не заслуживает смерти. Задыхаюсь от жара и холода одновременно, чувствую стекающий по лбу пот, чувствую боль, словно предсмертную агонию.
Открываю глаза и вижу перед собой мою любимую Айрис. Говорят перед смертью жизнь проносится и видишь самое дорогое. Неужели конец?…