Хлоя
Наклонив голову набок, наблюдаю в овальном иллюминаторе боинга за белоснежным царством облаков, размеренно философствующим о мире. Они бы посмеялись над моими глупыми мыслями, бьющимися друг о друга в тревожности и скрываемой от себя самой радости.
Меньше чем через пять часов мы приземлимся в городе Ангелов. В городе, в котором обитает мой личный демон. Мне удалось запрятать его за многочисленными замками с надписями: «он ни разу не пришел», «не позвонил», «он тебя вычеркнул», «ему плевать», «он не поверил», «он посчитал тебя шлюхой». Железный и самый тяжелый из них гласит: «лживая сука…». Надпись, в случае моей слабости, начинает искрить красным цветом.
Усмирив внутреннюю борьбу, поворачиваю голову влево. Антуан сладко спит, развалившись в кресле бизнес класса, а на противоположном сидении устроился Сэм, смакующий «Литературного призрака» Дэвида Митчелла.
Именно этим двоим мужчинам я обязана прекращением вечного дождя внутри.
*
— Превосходно! — возбужденно сияя от радости, восклицал Антуан, вышагивая по моему номеру в коричневых клетчатых брюках и светлой рубашке-поло.
Нам поступило предложение от Джона Галахера.
«Расколовшиеся» имели ошеломительный успех, которого хоть и ожидали, но все же не предполагали столь грандиозных масштабов.
Теперь я отчетливо понимала фразу «она проснулась знаменитой».
Слава рухнула на меня без предупреждения или вступительного слова, она навалилась вспышками преследующих каждый шаг камер, постоянными упоминаниями в прессе, немыслимым количеством новых предложений и невозможностью выйти из квартиры и при этом остаться неузнанной. Самым сложным оказалось привыкнуть к последнему. Я всегда была той, кто сидела в углу и наблюдала за остальными, а здесь мне не оставляли выбора, выталкивая под яркий свет софитов.
Как это часто бывает, пара из фильма завоевала преданную любовь поклонников. И теперь нас, не жалея гонораров, приглашали во всевозможные французские передачи, просили стать лицами известных брендов, засыпали предложениями и сценариями. Но мой агент не кидался голодной хваткой на первое попавшее предложение, он тщательно и досконально изучал каждый миллиметр перед принятием решения.
Из всех сценариев, способных при массовом сожжении создать величественный костер, мы для второго проекта выбрали черно-белую короткометражку подающего надежды молодого еврейского режиссера Марка Гимера. И картина была благосклонно отмечена на нескольких фестивалях.
А Антуан после «Расколовшихся» снялся в мелодраме эксцентричного Элиа Сажеса «Моя Мать». В конце фильма я не могла сдержать слезы и плакала навзрыд, вызвав торжественную и довольную улыбку на лице моего друга, галантно протягивающего мне бумажные салфетки.
И буквально неделю назад нам поступило предложение от Галахера.
Сэм был в восторге. Антуан был в восторге. Агнес была в восторге. Дюран был в восторге…
Но не я.
Меня до трясучки пугала одна сцена, заполняя внутренности тошнотворным чувством тревоги.
— Не уверена, что смогу как следует отыграть образ этой героини. — нерешительно начала я.
Сэм, который до этого целый час никак не реагировал на череду восторженных реплик Антуана, вдруг оторвался от «Грозового перевала» и впился в меня внимательным взглядом.
— Ерунда! — отмахнулся молодой Дюран, — Ты прекрасная актриса и уже не раз это доказала. — он чарующе улыбнулся и опустился на колени около моих ног.
— Ты и без меня прекрасно сыграешь в этом фильме. А актриса может…
— Нет, нет! — Антуан, как маленький, закрыл уши руками и замотал головой. — Умоляю, Хлоэ, умоляю! Я сделаю все, что ты захочешь, только давай вместе сыграем в этом фильме. Умоляю… — его голова мягко легла на мои колени и карие глаза самым жалобным взглядом уставились на меня.
Пересилив внутреннее сопротивление и уняв тревожность, ласково провела рукой по темным волосам.
— Хорошо, — улыбнувшись, я кивнула в знак согласия.
*
После премьеры «Расколовшихся» всех фанатов, а также поддерживающих и умножающих их интерес журналистов, интересовал вопрос: встречаемся ли мы с Антуаном?
Некоторые создали свою собственную легенду о зарождении любви между актерами с самого первого кадра и активно муссировали версию.
Нам был дан запрет прямого отрицания или подтверждения, потому как история самым лучшим образом влияла на рейтинги. Если нас ловили в кафе, то снимки тут же становились достоянием газет и сети. Пресса радостно ликовала, сумев в очередной раз уличить «молодых влюбленных».
Но в действительности после того случая в «Африканских снах» между нами долгое время ничего не было. Он ни на чем не настаивал, и я была искренне за это благодарна. Всегда считала неправильным вступать в отношения, когда в сердце есть другой.
Но порой мы делаем шаги, противоречащие нашим принципам, ступаем на шатком поводу чувств… Не всегда правильных…
*
Это был выходной, который я намеревалась посвятить себе. Совершив одинокую пешую прогулку по правому берегу Сены, пройдясь по улице Риволи и вдоволь насладившись архитектурой любимого Лувра, я закупилась в булочной круассанов, честно отстояв очередь и перекинувшись с гостеприимной хозяйкой парой фраз о пасмурной погоде. Вернулась в небольшую квартиру, которую снимала для меня компания. Приняла душ, переоделась в теплую домашнюю пижаму, заварила любимый чай, удобно устроилась на диване, обложив себя выпечкой и, открыв ноутбок, решила заняться монтированием любительского фильма, который снимала с момента приезда в Париж.
А потом вспомнила, что могу позволить себе маленькую слабость. Я запретила себе гуглить информацию о Райане, но раз в месяц разрешала себе «исключительное предложение», в награду за хорошую работу и удачную борьбу с демоном.
Быстро набрав в поисковике «актеры Голливуда» — ведь так легче убедить гордость в отсутствии всякого конкретного интереса — начала пролистывать страницы и фотографии, пока рука не замерла и рот не перестал с аппетитом поглощать выпечку.
«Новая пассия плохиша Райана» гласил заголовок. Он стоял, приобняв за талию загорелую знойную красотку. Обладательницу таких бедер, которые я смогла бы получить только в случае пересадки в ягодицы двух арбузов.
Ни в чем неповинный ноутбок был с грохотом закрыт и откинут на другую сторону дивана.
На вопрос «она ли на свете всех милее», ведьма узнала, что… Что ей больно и заперлась в ванной.
Затем оделась и поехала к Антуану.
*
Мои наряды для выходов в свет каждый раз, упорно дискутируя, выбирали двое мужчин. Они наслаждались процессом больше моего и оценивали предложения модных домов с некоторым налетом истинных художников. Для премьеры «Расколовшихся» Сэм, кажется, для большего веса и красноречия, специально выучил французские ругательства, но в итоге остановился на емком «Putan!», которым беспрерывно покрывал Антуана.
В итоге тот громко расхохотался и сдался его выбору.
А вот для юбилея FashionWeekly я выбрала платье сама, влюбившись в него сразу, как только мне прислали исходный эскиз. Но вот туфли, походившие на изощренные орудия пыток, выбрал гонорар и бездушные наставления Сэма о том, что русалочка ради недалекого принца каждый день испытывала при ходьбе боль, а мне, в отличие от нее, надо потерпеть всего пару часов, благодаря которым мой счет пополнится существенной и приятной суммой.
Откуда он знает детали жизни сухопутной русалки, уточнять не стала. Сжав зубы, добровольно надела черные туфли, внешне обманчиво элегантные, и притом умело скрывающие свою губительную сущность.
При входе внутрь клуба Mirrors, туфли с триумфов показали себя свету, а затем злобно ударили меня под дых. Пришлось оторваться от руки Антуана, сообщив, что мне необходимо срочно пройти в дамскую комнату, и заверив, что я обязательно его догоню.
Несколько минут жалких попыток подложить побольше ваты, удачно запихнутой мне в сумку Сэмом, проявившим акт участливого сострадания, ничем не помогли. Посмотрев на себя в зеркало и удовлетворившись внешним видом, я сделала глубокий вдох и, вспомнив все уроки великолепной Агнес, вышла в зал.
Присутствие ядовито-пленительной и назойливой мысли, которую я не смогла приручить с самого утра, несмотря ни на кнут, ни на пряник, казалась мне проявлением мучительной слабости. Мысль сладко и предательски пела «увижу ли я его сегодня…» — и растекалась отравой по здравому сознанию.
Шум модного вечера вломился в уши, окружив чужим смехом и звоном чокающихся бокалов. Вытянув спину и надев одну из светских улыбок, совсем как учила меня наставница, я вступила в заросли гламурного мира и отправилась на поиски Антуана. Люди улыбались и кивали, говорили комплименты. Мужчины, несмотря на своих спутниц, бросали откровенные взгляды, которые я за два года научилась встречать вежливым неведением и ускорением шага.
Пройдя мимо неоновой двери, неожиданно почувствовала, словно кожа между лопаток загорелась. С каждым движением тело жгло сильнее, и чарующая мысль перестала петь, она завопила запуганной сиреной, сообщая: «Он здесь!».
Не выдержав, я остановилась и стала медленно поворачиваться, замерев с бешено колотящимся сердцем. Из зеркала на меня смотрел самый красивый демон, из-за которого мои глаза не раз наводняли квартиру соленой водой. В темно-сером смокинге, идеально подчеркивающем рельефы его тела, в темных очках и с отросшей, придающей ему еще большую возмутительную сексуальность, бородой. Невозможно красивый…
За эти мысли хотелось прокусить себе язык и дать себе множество пощечин.
Поспешным движением, Райан снял очки, и в его взгляде я увидела боль, вперемешку с отчаянием.
— Хлоэ! — прозвучал рядом голос Антуана, заставив меня вздрогнуть и заново обрести способность двигаться.
Дюран взял меня за руку и начал увлеченно рассказывать, кого встретил. Я улыбнулась и, физически ощущая, как у меня отрастает хвост предательства, с надеждой повернулась обратно к зеркалу. Но моего личного демона уже не было в нем…
*
Необычное предчувствие щекотало тело и голову. Мы сидели в кабинете у Джона Галахера, и я не могла найти ему причину, пока дверь не открылась и не вошел актер, исполняющий роль Зака. Тот, кто за последние два года так часто навещал меня в снах, но ни разу не пришел наяву.
Темные джинсы, однотонное в цвет брюк поло и те же темные очки.
««Я незаметно щипаю себя. — говорила Агнес, — Если что-то сбивает или отвлекает от роли.»
Два часа гореть на стуле, ощущая его назойливый взгляд из-под темных очков. Задушить даже слабый намек на стремление вскользь посмотреть на него.
И почти проиграть, услышав его игру.
Желание, чтобы эти слова оказались не написанным кем-то текстом, а тем, что идет из его сердца, заставило внутренние замки всколыхнуться и начать нервно потрясываться.
«Лживая сука» — полоснуло болезненным воспоминанием, придав мне нужную интонацию для своей роли.
*
Его слова гудят в голове настырным паромом, врезаясь в бури моего сопротивления.
Он всего лишь играл роль, — убеждаю себя я. — Точно так, как играла я. Это всего лишь роль, а он очень хороший актер!
Тогда почему?! Почему я прокручиваю эту сцену в голове вновь и вновь.
— Все хорошо? — наклонившись к моему уху, по-французски уточняет Антуан, когда мы садимся в машину.
Киваю.
— Хлоэ, — взяв мое левое запястье в свою руку, обеспокоенно смотрит на следы красных отметин — следы моей внутренней борьбы. — Что это?
— Я немного нервничала. — тихо произносят губы.
И актер тут же заключает меня в крепкие объятия.
— Ты самая лучшая. — поцеловав в щеку, говорит он. — Будь в этом уверена.
Но от этих слов я лишь ощущаю холодный укол совести.