Хлоя
В кафе «Chez Francis» можно приятно посидеть в хорошую погоду за столиками на веранде. Оттуда открывается чарующий вид на Эйфелеву башню. Особенно в вечернее время, когда железная леди находится в объятиях ласкового закатного неба.
Но за пару дней до вылета в штаты мы с Сэмом приютились за столиком около барной стойки, пока Антуан вышел на улицу, чтобы ответить на звонок.
На столе рядом с двумя бокалами кальвадоса и одного бокала вина лежала потрепанная в шершавых руках Тойлона книга Рэмарка «Триумфальная арка». Мой агент в очередной раз поморщился, взглянув на улиток, которых заказал наш третий спутник, и сделал глоток своего горячительного напитка. Я последовала его примеру и пригубила вина из бокала.
— Знаешь, какую женщину мужчина может любить практически всю жизнь? — вопрос Сэма был обращен ко мне, в то время как глаза наблюдали за курящим на улице и оживленно что-то рассказывающим в трубку Антуаном.
— Любимую? — предположила я, высказав очевидный ответ.
Тойлон усмехнулся и повернул на меня ироничный взгляд.
— Ту, которая никогда не ответит взаимностью.
Намек не прошел мимо меня, и тонкая иголка совести тут же ощутимо кольнула. Опустив глаза, я стала с нарочитым интересом изучать свои аккуратно подстриженные короткие ногти, покрашенные в цвет спелой вишни.
— Сэм, я…
— Бэмби, ты чудесная девушка и я, хрен старый, был бы рад, будь у меня такая дочь. Но и хрен бы пустил тебя в этот акулий мир кино. — он вновь повернулся к окну, откуда нам радостно помахал Антуан. — Уверен, его любви хватит на вас обоих. Но даже с учетом моего к засранцу отношения, мне его жаль.
— Сэм, я…
— Но еще больше мне жаль тебя. Потому что, если он любит, то ты позволя…
— Сэм. Я люблю Антуана. — мой голос не дрогнул и глаза перестали блуждать в поиске спасательного якоря.
Со всей твердостью я посмотрела на мужчину.
— Да я не спорю. — усмехнулся собеседник. — Любишь его, очень нежно и трепетно. Только вот, как кого? Как брата или хорошего друга? Детка, немного извращенно с твоей стороны, не находишь? — не дождавшись моего ответа, он продолжил. — Вот того парня, с кем ты рассталась, когда мы с тобой только встретились, ты действительно любила. И, детка, я, наверное, должен был тебе давно рассказать…
— Рассказать, что? — послышался за нашими спинами веселый голос Антуана, разорвавший нить гнетущей меня беседы.
*
Тот разговор снова прокрутился в моей голове, пока я сижу на диване, прижав колени к груди и невидящими глазами смотрю «Унесенных ветром». Вот Скарлетт всегда знает, как поступить.
Совесть второй день беспощадно грызет меня изнутри за слабость, аморальность и отсутствие всякой гордости. Я за один раз самолично перечеркнула несколько месяцев не самой успешной, но все же сносной борьбы над собой, за которые силой заставляла отводить от него глаза и не гореть каждый раз в приступе дикой ревности, стоило Рози Шнайдер начать с ним хихикать.
Какая мне разница, зачем она так часто просит его порепетировать с ним в его трейлере?
Может, ей правда очень надо.
А мне до этого нет никакого дела. И меня совершенно не радуют его постоянные отказы.
Лгунья…
Потому что стоило ему произнести те слова и коснуться меня губами, я позволила себе в ту же секунду, без намека на сомнение, утопить живущую во мне мораль и отдаться его ласкам. В тот момент неконтролируемое здравым рассудком желание полностью подчинило себе всю власть.
Хотелось рассыпаться на атомы и раствориться в ощущениях.
Горячее тело, вжимающее меня в стену, жадный бесконечно долгий поцелуй,
накаливший меня настолько, что прикосновение к груди чуть не явилось последним аккордом.
Самое ужасное… попытайся он меня остановить… надави он чуть сильнее… И мое тело было бы готово отдаться ему без остатка…
А ведь я пошла к нему из-за фразы Антуана: «Я дурак, но ужасно ревную, когда он тебя целует.»
Пошла, чтобы прекратить этот цирк и записалась главной кикиморой.
Почему, почему все так сложно?
Слезы появляются в уголках глаз.
Я ужасный, ужасный человек.
Неужели я правда лживая сука?
Мобильный, валяющийся на столе, начинает негромко звонить.
«Антуан» высвечивается на экране.