А после я вся в эмоциональном хаосе.
Лежу лицом вниз на диване, задрав задницу кверху, рыдая в подушки, дрожа всем телом, потная и измученная. Эйдан склонился надо мной, прерывисто дыша. Его горячий лоб прижимается к месту между моими лопатками.
— О, детка, — шепчет он. — Не плачь. Все в порядке, милая. Все в порядке.
Он оставляет нежнейший из поцелуев на моем позвоночнике и медленно выходит из меня. Затем стаскивает плед со спинки дивана и заворачивает меня в него, а после садится, сажает меня к себе на колени и обнимает сильными руками.
— Такая охуенно красивая, — бормочет Эйдан, целуя мой лоб и мокрые щеки. — Ты моя хорошая, красивая девочка.
Я зарываюсь лицом в изгиб его шеи и плачу сильнее.
Эйдан крепче обнимает меня и мягко укачивает, бормоча нежные слова. Гладит мои волосы и ласкает, успокаивая и баюкая, как младенца.
Мы сидим так до тех пор, пока не кончаются мои слезы, и я не шмыгаю носом, пытаясь подавить приступ икоты.
Эйдан глубоко вдыхает, выдыхает и легко проводит кончиками пальцев по моему лицу. Прижимаясь щекой к моей макушке, он тихо говорит:
— Скажи мне, чего ты хочешь от меня.
Никогда раньше мужчина не спрашивал меня об этом.
Ну, технически это был приказ, а не вопрос, но я не придираюсь. Ошеломленная, ощущающая легкую боль и одновременно полностью удовлетворенная, я сажусь и обдумываю все, но потом решаю, что мне нужно больше конкретики.
— Ты имеешь в виду сейчас или вообще?
— Сейчас и вообще. Я хочу знать, что сделает тебя счастливой. Что заставит тебя все время чувствовать себя так, как я чувствую себя прямо сейчас.
Я поднимаю на него взгляд.
— Как ты себя сейчас чувствуешь?
Эйдан смотрит на меня сверху вниз, его глаза бесконечны и темны. Проводя кончиком пальца по моей нижней губе, он говорит:
— Возрожденным. Прощенным. Или, может быть… Я не знаю. — Какое-то время он колеблется. — Свободным.
Я застенчиво спрашиваю:
— Я заставляю тебя чувствовать себя свободным?
— Как будто я жил в темной пещере всю свою гребаную жизнь, а сейчас вышел на солнечный свет.
Слезы застряли у меня в горле, я закрываю глаза и теснее прижимаюсь к Эйдану. С неуверенностью в голосе я шепчу:
— Я никогда не встречала никого, похожего на тебя.
Его смешок мягкий и мрачный.
— Я приму это за комплимент.
— Это так. Рядом с тобой я всегда чувствую себя в безопасности. Ты раскрываешь ту мою сторону, о существовании которой я раньше даже не подозревала. Я чувствую, что могла бы рассказать тебе все, что угодно, мой самый темный секрет, худшую вещь, которую я сделала, за которую мне больше всего стыдно, и все было бы хорошо, — я колеблюсь. — Только…
Эйдан замирает.
— Что?
— Когда ты уходишь посреди разговора, я очень расстраиваюсь.
Через мгновение он кивает.
— Ладно. Я больше так не поступлю.
Воодушевленная, я продолжаю:
— И когда ты замолкаешь и не говоришь мне, о чем думаешь, я теряюсь. В чем-то ты очень энергичен, очень общителен, открыт и прямолинеен, но иногда кажется, что ты прячешься от меня.
Я делаю паузу, чтобы еще раз подумать. И отваживаюсь:
— Как будто ты беспокоишься, как я отреагирую, если узнаю тебя настоящего?
Эйдан целует меня, касаясь своими губами моих с нежностью, от которой у меня щемит сердце.
Затем он бормочет:
— О чем я беспокоюсь, так это о том, что отдам свое сердце женщине, которая все еще носит обручальное кольцо.
Печаль в его голосе заставляет мое сердце подпрыгнуть. Я шепчу:
— О, Эйдан. Мне очень жаль.
— Тебе не нужно извиняться. Или объясняться. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной объясняться со мной. Я знаю, что ты просто разбираешься с вопросами по ходу дела.
Под «делом» он имеет в виду нас. То, что мы делаем вместе, что бы это ни было. И в каком-то смысле он прав. Я разбираюсь с вопросами по ходу дела. Другого способа принять это нет. Эйдан ворвался в мою жизнь, будто метеор, падающий на землю, как раз в тот момент, когда я почти сломалась.
Но я не чувствую себя сломленной, когда я с ним.
Слишком ошеломленная и растерянная, чтобы продолжать разговор, я говорю:
— Хорошо. Ты хочешь знать, что мне нужно, чтобы быть счастливой прямо сейчас?
— Да.
Я улыбаюсь ему и дергаю его за бороду.
— Бокал вина и горячая ванна.
Эйдан опускает веки и мгновение молча смотрит на меня.
— Я могу сделать это.
— Спасибо.
Он поднимает брови.
— Ты ничего не забыла?
Я провожу рукой по его подбородку и улыбаюсь шире.
— Спасибо, сэр.
Эйдан долго смотрит глубоко в мои глаза. Затем он тихо говорит:
— Кайла, будь осторожна со мной.
Удивленная, я спрашиваю:
— Что ты имеешь в виду?
— Я знаю, ты думаешь, что я сильный. Но проблема с сильными людьми в том, что они не гибкие. Они не могут сгибаться под напряжением. Они просто ломаются.
Прежде чем я успеваю ответить, Эйдан поднимает меня и несет в ванную.
~
Я целый час купаюсь в блаженстве, по шею в пузырьках, потягивая каберне. Эйдан входит и выходит из ванной, приносит мне маленькие кусочки сыра и ломтики яблока, кормит меня с рук и смотрит, как я жую, как будто это самая захватывающая вещь, которую он когда-либо видел.
Его взгляды вызывают зависимость.
Потому что мне это так нравится, что даже немного пугает.
Я не думаю, что я готова к этому. Похоже, что и он тоже не готов. Мы — магниты, которые не хотят быть магнитами, притянутые друг к другу невидимыми элементами, находящимися вне нашего контроля.
У меня нет ни слов, ни желания сказать, что, может, было бы разумнее замедлить этот мчащийся поезд, прежде чем он сойдет с рельсов и убьет всех пассажиров. Кроме того, разве мы уже не прошли этот этап?
Очевидный ответ — да. Мы. Мы пропустили свидания за ужином и вежливые беседы и сразу перешли к извращенному траху.
Не то чтобы я жаловалась. Так проще, а простые вещи прекрасны. А учитывая мое недавнее душевное состояние, светская беседа была бы неловкостью.
Одетый только в джинсы, Эйдан сидит на унитазе, положив локти на колени.
— Собираюсь завтра проверить дом.
— Это приглашение или ты просто сообщаешь мне о своем будущем местонахождении?
Слабая улыбка изгибает его губы.
— Это приглашение, хитрюга. Но ты и так это знаешь. Каков ответ?
— Ответ — да. Который ты и так уже знал.
— Не хочу ничего предполагать, — он смотрит на мой безымянный палец, затем отводит взгляд. — Не знаю твоего расписания.
Скажи ему. Просто расскажи ему о Майкле. Расскажи, что случилось. Он заслуживает того, чтобы знать.
Или нет? Здесь нет никаких обязательств. И я не единственная, кто что-то утаивает. Я почти ничего о нем не знаю. Черт, я даже не знаю, сколько ему лет!
Несколько секунд я мысленно перебираю туда-сюда, споря сама с собой, пока он не пугает меня вопросом:
— Сколько тебе лет?
Я неловко смеюсь.
— Боже, это странно.
— Что именно?
— Я просто подумала, что не знаю, сколько тебе лет, когда ты спросил меня.
— Мне тридцать пять.
— Мне тридцать.
Мы пристально смотрим друг на друга. Он бормочет:
— О чем еще ты только что думала?
Выигрывая время, я медленно ставлю бокал на край ванны. Сажусь и смотрю вниз на переливающиеся радужными сгустками пузырьки, прилипающие к моим коленям и груди.
— Я думала о своем муже.
Эйдан продолжает молчать. Я даже не слышу, как он дышит. Однако я чувствую, что он ждет, чувствую новое напряжение в его теле так ясно, как если бы его мышцы были моими собственными.
— На самом деле, это не совсем так. Я подумала, что хотела бы рассказать тебе кое-что о нем.
Я сглатываю. Мой пульс ускоряется. Я не знаю, почему это должно быть так сложно. Я сказала Эдди разнорабочему, что мой муж мертв, а ведь он никогда не шлепал меня по заднице и не называл своей зайкой.
Когда я прерывисто вздыхаю и на мгновение закрываю глаза, чтобы собраться с духом, Эйдан тихо приказывает:
— Смотри на меня.
Я смотрю на него. Эйдан смотрит на меня в ответ настойчивым взглядом, его глаза свирепы.
— Он причиняет тебе боль? Это все, что я хочу знать.
В его взгляде есть что-то дикое, опасный блеск, который заставляет меня дрожать. Я подтягиваю колени ближе к груди, обхватывая руками голени.
— Если бы я сказала «да», что бы ты сделал?
Его ответ тверд и мгновенен.
— Убил бы его.
Мой пульс частит, а глаза расширяются, когда я шепчу:
— Эйдан.
Он смотрит на меня, ожидая.
Наконец я говорю:
— Это то, что ты сделал со своим отцом?
Он отвечает, не вздрагивая и не отводя взгляда.
— Да.
Я выдыхаю, закрываю глаза и опускаю голову на колени.
Понизив голос, он говорит:
— Тебе не нужно меня бояться.
— Я не боюсь.
Он неуверенно добавляет:
— Я не представляю для тебя опасности. Я бы никогда не причинил тебе боль.
— Я знаю.
— Но ты прячешься.
— Я… блядь, я думаю, что да. Я просто перевариваю услышанное. Дай мне минутку, пожалуйста.
Мы сидим в тишине, нарушаемой лишь звуком капающей из крана воды. Затем Эйдан опускается на колени рядом с ванной и берет мое лицо в свои руки.
— Теперь я старше. Умнее, — настойчиво говорит он. — У меня было много времени подумать о том, что я сделал. И если до этого снова дойдет, я буду лучше подготовлен.
Мое сердце колотится о грудину.
— Я притворюсь, что ты только что не сказал мне, что знаешь, как избежать наказания за убийство.
— Притворяйся, если хочешь. Реальность такова, что если я узнаю, что мужчина поднял на тебя руку, он никогда не сможет сделать это снова.
Эйдан нежно целует меня, прижимаясь своими губами к моим в невысказанном обещании. Я обхватываю его запястья руками и целую в ответ, открывая губы для его языка, когда он скользит внутрь. Эйдан языком проникает глубже, наклоняя при этом мою голову, чтобы взять то, что ему нужно, пока я дрожу в остывшей воде.
Затем Эйдан прерывает поцелуй и прижимается своим лбом к моему.
— Кайла. Ответь мне сейчас. И скажи мне правду. Он причиняет тебе боль?
Слезы наворачиваются на глаза, когда я говорю:
— Нет.
Эйдан отстраняется и смотрит на меня, нахмурившись.
— Тогда почему ты плачешь?
— Потому что я только что поняла, что я сумасшедшая. Я буквально полностью сумасшедшая.
— Почему ты так говоришь?
Одинокая слеза скатывается по щеке. С болью в сердце я шепчу:
— Если бы я была в здравом уме, я бы не думала, что твоя угроза убить кого-то ради меня звучит так прекрасно.
Эйдан долго смотрит на меня горящими глазами. Затем встает, поднимает меня на ноги и вытаскивает из воды. Несет меня, мокрую насквозь, в спальню и укладывает на матрас.
Не говоря ни слова, Эйдан опускается на колени между моих ног, раздвигает мои бедра и наклоняется, чтобы прижаться ртом к моей обнаженной киске.
Когда я стону и выгибаюсь, он протягивает обе руки и обхватывает мои влажные груди, нежно сжимая их, прежде чем провести большим пальцем по моим соскам.
Я думаю, это его способ сказать мне, что мы можем сойти с ума вместе.
Я запускаю руки в его волосы и вздыхаю. Его борода царапает мои бедра. Его восхитительный горячий язык проникает глубоко в меня. Грубые подушечки его пальцев скользят взад и вперед по моим твердым соскам, и вскоре я тяжело дышу и громко постанываю, покачивая бедрами в такт движениям его языка.
Когда Эйдан сильно сжимает мои соски, я кончаю ему в рот, содрогаясь и выкрикивая его имя.
Он сосет мой клитор, пока я не обмякаю, затем поднимается и стаскивает с себя джинсы. Затем опускается на мое тело и входит в меня.
Запустив руки в мои волосы и уткнувшись лицом в мою шею, Эйдан хрипло говорит:
— Если ты решишь, что это не то, чего ты хочешь, пообещай мне, что покончишь с этим до того, как я в тебя влюблюсь.
— Я обещаю, — шепчу я, снова борясь со слезами.
— Хорошо, — его голос понижается. — Но, чтобы ты знала, у тебя не так много времени.
— Эйдан…
— А теперь помолчи.
Он занимается со мной любовью с осторожной нежностью, которую раньше не проявлял, обращаясь со мной так, словно я сделана из фарфора. Когда он достигает оргазма, это сопровождается тихим стоном отчаяния, как будто Эйдан знает, ‒ то, что мы делаем, это что-то большое и опасное, способное уничтожить нас обоих.
Я точно понимаю, что он чувствует.