Мы лежим, переплетясь, на лесной подстилке, и тяжело дышим, но в остальном молчим. Затем Эйдан стонет и опускает лицо к моей шее, пряча глаза.
Глядя в бесконечно голубое небо, я обнимаю его за плечи, инстинктивно понимая, что на этот раз это он — тот, кто разваливается на части.
— Все в порядке, — шепчу я хрипло и ошеломленно. — Эйдан, все в порядке.
Он издает приглушенный звук боли.
— Ш-ш.
Я нежно целую его в щеку и запускаю пальцы в волосы. Он тяжелый и горячий, дрожит всем телом, и внезапно меня переполняет глубокое чувство покоя.
Или это благоговейный трепет. Или что-то совсем другое. Я не уверена, что для этого есть подходящее слово.
Что бы это ни было, это прекрасно.
Мои губы приближаются к его уху, и я шепчу:
— Мне понравилось. Я наслаждалась каждой секундой. Всем, что ты делал и говорил. Ты меня слышишь? Это то, что мне было нужно. — Он издает прерывистый стон. — Мой прекрасный лев. Ты такой замечательный. Ты — именно то, что мне нужно.
Эйдан поднимает голову и страстно целует меня, постанывая мне в рот.
— Кайла, — говорит он, тяжело дыша, — боже. Блядь. Я сделал тебе больно? Ты в порядке?
Я хихикаю.
— Если не считать нескольких царапин и синяков, я превосходно себя чувствую.
Пристальным взглядом Эйдан скользит по моему лицу в поисках любого признака того, что я лгу. Когда он, кажется, удовлетворен тем, что я честна, сглатывает и облизывает губы.
Говорит, запинаясь:
— Я немного увлекся.
— Да неужели, — отвечаю я с усмешкой. — Божечки-кошечки, какой у тебя секс-словарь. Даже лучше, чем твой обычный.
Через мгновение Эйдан начинает смеяться. Мягко, качая головой, он смеется с облегчением, затем снова целует меня.
— Я ничего не могу с этим поделать. Ты пробуждаешь во мне зверя.
— Естественно! Но сейчас я была бы очень признательна, если бы мы встали. Мне в поясницу впивается камень, и это ужасно больно.
— Черт. Извини.
Эйдан отстраняется, встает, заправляет себя в джинсы и застегивает их. Затем помогает мне встать и бережно счищает землю и листья с моей кожи.
— Ты вся исцарапана, — говорит он приглушенным голосом, морщась, когда отряхивает меня мягкими, как перышко, движениями пальцев. — У тебя колено кровоточит.
Я глубоко и удовлетворенно вздыхаю.
— Вот что происходит, когда заек трахают в лесу. Я уверена, что завтра мне будет чертовски больно. Где моя одежда? Я начинаю мерзнуть.
Эйдан ненадолго покидает меня, чтобы забрать мои ботинки, рубашку, джинсы и свою куртку с того места, где бросил их на землю. Затем он помогает мне одеться в молчаливой сосредоточенности, держа меня осторожно, будто считает, что я могу сломаться.
Его нежность и забота трогают меня. Он такой милый и нежный, полная противоположность моему доминирующему, рычащему зверю, каким был всего несколько минут назад.
Невероятно, сколько разных личностей может вместить одно тело. Мы все ходим с тысячей незнакомцев внутри нас, тихо дремлющих, пока кто-нибудь не разбудит их. Подобно разряду электричества, который оживил монстра Франкенштейна, все, что требуется нашим спящим гигантам, чтобы пробудиться к жизни, — это одна-единственная искра.
Когда я оделась, Эйдан берет меня за руку и молча выводит из леса. Мы выходим на солнечный свет, и смотрим на небо, затем друг на друга.
Что-то этакое есть между нами, невысказанное и глубокое.
Он первым отводит взгляд, сжимая мою руку и улыбаясь.
Эта улыбка могла бы разбить мне сердце.
~
Остаток дня мы проводим в его квартире. Мне требуется еще раз принять душ, чтобы смыть с кожи все остатки листьев и грязи. Потом Эйдан смазывает неоспорином мои порезы и царапины и перевязывает колено.
Он выглядит несчастным, когда делает это, брови нахмурены, губы сжаты в тонкую линию.
Хотя мои травмы незначительны и получены самым чудесным образом, ему ненавистна мысль о том, что мне больно.
Я снова провожу ночь у него. Он будит меня на рассвете и занимается со мной любовью с бессловесной настойчивостью, от которой у меня перехватывает дыхание. Затем Эйдан отправляется в то тихое место в своей голове, куда он уходит, когда ему нужно спрятаться.
Но я не спрашиваю его, что не так. Я не давлю. Я оставила его в покое.
Он не единственный, у кого есть секреты.
~
Когда я прихожу домой, Фиона уже там. Я нахожу ее в кабинете Майкла, что вызывает во мне вспышку раздражения.
— Что ты здесь делаешь?
Держа метелку из перьев, она резко встает из-за его стола и вздрагивает, когда видит меня.
— Кайла!
— Да, это я. Я здесь живу, помнишь?
Она улыбается виноватой улыбкой.
— Прости, дорогая. Я не слышала, как ты вошла. Ты ходишь как кошка.
Чувствуя себя неловко, я медлю на пороге. Я не была в этой комнате с тех пор, как произошел несчастный случай. Дверь была закрыта, и воздух тут спертый. Что-то в этом вызывает у меня чувство клаустрофобии.
— Я не хотела, чтобы в этой комнате убирали. Я думала, что говорила тебе об этом.
— Разве?
— Разве нет?
Она смеется.
— Ну, если ты и говорила, то я не помню.
— Ой. Извини. Честно говоря… я тоже.
Вспоминая, что она сказала на прошлой неделе о возможной причине моих провалов в памяти, я чувствую себя еще более неуютно. Мои щеки пылают, я неловко топчусь на пороге и прочищаю горло.
— Но я бы хотела на время оставить эту комнату в покое. Это просто… — я беспомощно жестикулирую. — Я еще не разбирала его вещи.
Она мягко говорит:
— О, дорогая. Я полностью понимаю. Я начну с кухни.
— Спасибо. И… о том сеансе, о котором мы говорили.
Лицо Фионы светлеет.
— Да, я говорила со своей сестрой! Она говорит, что мы должны провести его в следующее полнолуние, которое будет через три недели. О, и еще она сказала, что ты не должна пользоваться никакими духами и не надевать украшения. Никаких других аксессуаров тоже, особенно мобильных телефонов. Очевидно, они раздражают духов.
Она хихикает.
— Как и все мы. — Мой смех тихий и смущенный. — На самом деле, я думаю, мы должны просто забыть обо всем этом.
Фиона мгновение пристально смотрит на меня, задумчиво теребя пальцами перья на метёлке.
— О?
Ее тон мягок, но, похоже, она требует объяснения. Я застенчиво предоставляю одно из них.
— Я решила, что пойду к психотерапевту.
Она поднимает брови.
— Как психотерапевт может помочь с твоими проблемами с призраками?
Я выдыхаю, качая головой.
— Уже сам факт, что я рассматривала возможность того, что меня преследуют призраки, говорит о необходимости терапии.
Фиона выглядит так, как будто собирается запротестовать, но, должно быть, передумывает, потому что только кивает.
— Хорошо. Если это то, что ты хочешь.
— Да. Спасибо, Фиона.
Она проходит мимо меня, избегая моего взгляда. Когда слышу звук удаляющихся в направлении кухни шагов Фионы, я беспокоюсь, что оскорбила ее. Поворачиваюсь, чтобы пойти за ней, но что-то на столе Майкла привлекает мое внимание, и я разворачиваюсь обратно.
Сложенная газета лежит на записной книжке рядом с тем местом, где Фиона вытирала пыль. Со своего ракурса я не могу прочитать заголовок, но я отчетливо вижу фотографию, которая сопровождает статью.
Это фотография Майкла.
Пульс учащается. У меня пересыхает во рту. Я чувствую себя немного неуверенно, как будто пол накренился. По какой-то странной причине мне вдруг становится страшно.
Я медленно прохожу через комнату и встаю рядом со столом. Я хочу взять газету, но не делаю этого. Я просто стою там и читаю заголовок.
«Местный житель уто…»
Газета сложена так, что с левой стороны видны только часть заголовка и фотография Майкла.
Я уверена, что раньше не видела этой статьи. Я уверена, что не клала эту газету на стол Майкла. В чем я не уверена, так это в том, как она сюда попала.
Это Фиона принесла?
Мой разум начинает лихорадочно работать. Я пытаюсь придумать рациональные объяснения тому, почему она могла принести эту газету в кабинет Майкла, но не могу придумать ни одного. Она знает, что я расстроюсь, увидев это. Я бы списала это на мои провалы в памяти, но знаю, что не была в этом кабинете с момента несчастного случая.
Я знаю это.
Тихий голос в моей голове шепчет: «Может быть, это была не Фиона».
Закрыв лицо руками, я беззвучно повторяю, что призраков не существует. Призраков не существует. Призраков не существует.
Что-то с резким стуком ударяется в окно кабинета.
Я подпрыгиваю, издавая тихий вскрик, а затем замираю с колотящимся сердцем и трясущимися руками, схватив себя за горло.
Ничто не движется. Воздух неподвижен. За окнами небо хмурое, свинцово-серое.
Собравшись с духом, я подхожу к окну и выглядываю наружу, осматривая горизонт. Я не вижу ничего необычного. Двор пуст. Каменистый пляж чист. И уже когда я собираюсь отвернуться, я обнаруживаю источник звука.
На земле под окном лежит безжизненное тело голубой сойки. Ее шея изогнута под неестественным углом. Ее жесткие лапки торчат в разные стороны, когти изогнуты, как клешни. Ее черные глаза невидяще смотрят на меня.
На оконном стекле в том месте, куда она ударилась, виден призрачный контур птичьего тела с распростертыми в полете крыльями.
Борясь с желанием закричать, я поворачиваюсь и выбегаю из комнаты.
Я запираюсь в хозяйской спальне. Затем расхаживаю туда-сюда, заламывая руки и ругая себя за глупость.
В нападениях птиц нет ничего нового. Я знаю, что они воспринимают отражение неба на стекле как само небо, и именно поэтому влетают прямо в окна и ломают свои маленькие шейки. Это ничего не значит.
Только кажется, что это не так.
Происшествие кажется зловещим. Как дурное предзнаменование.
Или, может быть… послание с того света.
Я перестаю расхаживать и замираю посреди комнаты. С бешено бьющимся сердцем я смотрю в потолок и шепчу:
— Майкл?
Ничего не происходит. Тишина тянется до тех пор, пока мои нервы не ломаются от напряжения. Когда где-то внизу хлопает дверь, я чуть не падаю в обморок от ужаса.
Я говорю себе, что это всего лишь Фиона, но не совсем верю в это. Жуткое чувство, что за мной наблюдают, снова охватывает меня, но я одна в комнате.
Или нет?
Внезапно все в комнате становится зловещим.
Тень за тумбочкой. Фарфоровая фигурка клоуна на книжной полке. Плюшевый мишка в моем кресле для чтения, у которого, хотя я никогда раньше этого не осознавала, зубы странно похожи на человеческие.
И вмятина на кровати.
Это пугает больше всего.
Как я делаю почти каждое утро, я застелила постель, когда встала, разгладила покрывала и аккуратно разложила армию маленьких декоративных подушек, над которыми Майкл насмехался, но которые я обожала. Мне нравится, когда кровать выглядит опрятно. Неубранная постель делает все остальное неубранным, так что я внимательно отношусь к этой привычке. Простыни заправлены, подушки разложены, покрывала идеально разглажены.
Но теперь на одной стороне кровати есть отчетливая вмятина. Это сторона, ближайшая к двери, на которой я никогда не сплю.
Сторона Майкла.
Вмятина примерно соответствует размеру и форме тела.
Я прерывисто выдыхаю и подбадриваю себя.
— Успокойся, Кайла. Ты теряешь самообладание. В этом доме нет привидений.
Раздается звонок в дверь. Взяв свою сумочку с комода, я достаю из нее сотовый телефон и смотрю на запись с камеры. Там никого нет. Переднее крыльцо пусто.
Все. С меня, блядь, хватит. Я не позволю глупой электрической неполадке свести меня с ума!
Я быстро просматриваю журнал звонков, чтобы найти номер Эдди, мастера на все руки, затем стою, тяжело дыша, пока он не берет трубку.
— Алло?
— Привет, Эдди. Это Кайла. Помнишь меня? С протекающей крышей и проблемами с электричеством?
— Конечно, я помню! Привет, Кайла! Как дела, подруга?
— Я в порядке, спасибо. Как у тебя дела?
Он смеется низким задыхающимся смехом.
— Сойдет.
Похоже, он под кайфом. Какой сюрприз.
— Это… мило. Так, ладно, я звоню тебе, потому что я бы хотела узнать номер твоего психотерапевта.
— О, конечно! Я просто, э-э… — он на мгновение замолкает, затем говорит: — На самом деле я его не помню.
— Разве его номера нет в твоем мобильном телефоне?
Похоже, он сбит с толку.
— В мобильном телефоне?
Да, совершенно обкуренный. Либо так, либо я была права насчет того, что он живет в коммуне без современных удобств. Этот номер наверняка стационарный. Я вздыхаю.
— Как насчет того, чтобы ты просто назвал мне его имя?
— О, да, да, без проблем. Его зовут Леттерман. Доктор Дэвид Леттерман.
Я хмурюсь.
— Как ведущий ток-шоу?
Еще одна растерянная пауза.
— Кто?
Так что телевизора у него тоже нет. Как бы то ни было, разговор ни к чему не ведет. Время попрощаться.
— Дэвид Леттерман. Поняла. Я позвоню ему. Он в Сиэтле?
— Нет, он прямо на углу Уинслоу и Олимпик, напротив музея искусств. То маленькое здание из красного кирпича с зеленым навесом.
Я хорошо знаю это здание, поэтому благодарю Эдди и еще раз обещаю ему, что дам его номер всем, кому может понадобиться мастер на все руки. Хотя я думаю, что ему бы больше понравилось толкать марихуану. Повесив трубку, я спускаюсь в свой кабинет и гуглю доктора на ноутбуке.
Записи нет. Эдди, наверное, был так накурен, что назвал мне неправильное имя.
Я подумываю перезвонить ему, но решаю, что это безнадежное дело. В следующий раз он, скорее всего, назвал бы мне имя своего дантиста.
Чувствуя себя побежденной, я некоторое время смотрю на экран компьютера. Я знаю, что терапевты в Сиэтле стоят дороже, чем на острове, и мне не нравится идея ездить на пароме туда и обратно в город один или два раза в неделю. Я могла бы попытаться найти кого-нибудь в Бейнбридже, но знаю, что выбор будет невелик.
Затем я рассматриваю возможность того, что доктор Леттерман — единственный психиатр на острове. Или, может быть, он вовсе не психиатр, а доктор вуду, который захочет принести в жертву курицу и прочитать по ее внутренностям, что со мной не так. Это, кажется, немного в духе Эдди.
За исключением того, что Дэвид Леттерман не звучит как имя вуду.
Я начинаю уставать от своей маленькой игры в угадайку, поэтому решаю прокатиться в центр города сегодня днем, после ухода Фионы, и заглянуть в офис Леттермана.
Можно многое сказать по офису специалиста. Если у него хорошая секретарша и кабинет не выглядит так, будто здесь недавно проводились какие-то ритуалы черной магии, я запишусь на прием. В любом случае, мне нужно забрать вещи из химчистки, а химчистка находится всего в квартале оттуда.
Надеюсь, моя одежда все еще там. Я отдавала ее перед несчастным случаем.
Острая боль вонзается в меня где-то за левым глазным яблоком, и я чертыхаюсь.
Как раз то, что мне нужно, — головная боль.
Я ложусь на диван и закрываю глаза. Я, должно быть, засыпаю, потому что, когда я снова открываю глаза, свет изменился. Тени скользят по стенам длинными серыми пальцами. Посмотрев на часы, я с удивлением обнаруживаю, что проспала больше четырех часов.
Когда я выхожу из своего кабинета, в доме тихо. Фиона ушла. Я поднимаюсь наверх и переодеваюсь в свежую рубашку, затем еду в центр города и паркуюсь на обсаженной деревьями улице перед зданием, в котором, по словам Эдди, находится офис Леттермана.
Вылезая из машины, я случайно бросаю взгляд на ресторан через дорогу.
«Портовый дом» — это ресторан морепродуктов с внутренним двориком и видом на воду, где по вечерам в пятницу играет живой джаз. Это популярное место как для туристов, так и для местных жителей. Иногда летом там даже выстраивается очередь, чтобы попасть внутрь.
Но сейчас не лето, и очереди нет. Вход в ресторан как на ладони.
И человек, входящий в парадную дверь, обняв за плечи соблазнительную брюнетку — это мужчина, которого я узнала бы где угодно, даже со спины.
Эйдан.