КАЙЛА
Канун Нового года
В свете свечей лицо Эйдана прекрасно, как у ангела.
— Почему ты такой красивый? — бормочу я, проводя пальцем по его скуле, а затем вниз к челюсти.
Его темная борода мягкая и пружинящая под моими пальцами.
Мы лежим в постели у меня дома, лицом друг к другу, бедра к бедрам, грудь к груди. Мои ноги зажаты между его икрами. Моя голова лежит у него на руке. Он использует другую руку, чтобы крепко прижать меня к себе.
Глядя на меня мягким взглядом, Эйдан говорит:
— Это неправда. Ты просто еще немного не в себе после оргазма.
Мой смех низкий и хриплый.
— Это как когда все девушки вокруг красивые после пива, только вместо пива секс?
— Именно. Оргазм затуманил твое зрение. На самом деле я выгляжу как бородавочник.
Улыбаясь, я целую его в кончик носа.
— Ты действительно поразительно похож на бородавочника. Я пыталась пощадить твои чувства, не поднимая эту тему.
Уткнувшись носом в мою шею, Эйдан шепчет:
— К слову о темах, которые поднимаются…
Он сгибает ноги, прижимая свой возбужденный член к моему бедру.
Я снова смеюсь, чувствуя себя счастливой и безрассудной, как будто я стою на вершине высокого утеса и вот-вот свалюсь с края.
— Ты никогда не слышал о рефрактерном периоде?
— Я слышал, но мой член нет.
— Очевидно.
Эйдан приподнимает бровь.
— Ты жалуешься?
Это заставляет меня ухмыльнуться.
— Нет, сэр. Я люблю это.
Он переворачивается на меня сверху. Опустив голову, Эйдан нежно целует меня, шепча мне в губы:
— Скажи это еще раз, зайка.
— Часть, где «сэр», или часть, где «люблю»?
— Обе, — его глаза темнеют, а голос понижается. — Но убери «нет» и «это».
Мне приходится подумать об этом мгновение. Когда я понимаю, что он хочет услышать, мои щеки вспыхивают.
Но я даю ему то, что он хочет. Без оговорок и сожалений, так, как ему это нужно.
Я гляжу ему в глаза. Мое лицо горит, а сердце колотится, пока я шепчу:
— Я люблю, сэр.
Эйдан облизывает губы. Его дыхание становится прерывистым. Тяжелый и теплый на мне, он ощущается как якорь, который удержит меня на плаву, и гавань, которая защитит меня, каким бы сильным ни был шторм.
Медленно проводя большим пальцем взад-вперед по моей щеке, он говорит хриплым голосом:
— И я люблю мою милую маленькую зайку, которая заставляла меня быть благодарным за каждый день моего прошлого ада. Потому что этот темный путь в конечном итоге привел к ней.
Я выдыхаю тихий всхлип, но он заглушает его, целуя меня.
Мне казалось, что Эйдан собирается войти в меня, но вместо этого он перекатывается на спину, увлекая меня за собой, так что я оказываюсь на нем сверху. Убирая мои волосы с лица, он небрежно говорит:
— Сегодня в полночь должен быть фейерверк.
— Ух ты.
— Что?
— Поговорим о разочаровывающем переходе. Я думала, ты собираешься снова заняться со мной любовью.
Он усмехается.
— Я хотел, но потом мне пришла в голову гениальная идея взять лодку, чтобы в следующий раз, когда я заставлю тебя кончить, над головой взорвался фейерверк.
— О. Да, это был бы незабываемый способ отметить Новый год.
Мы улыбаемся друг другу. Эйдан говорит:
— Я купил шоколад и шампанское. Просто на случай, если ты согласишься.
— В какой вселенной я не согласилась бы, чтобы ты накормил меня шоколадом и напоил шампанским под небом, наполненным фейерверками, после того, как подаришь мне умопомрачительный оргазм?
— О, так я тебя теперь еще и кормлю? — он закатывает глаза в притворном смятении. — Я должен делать всю работу.
Я прижимаюсь поцелуем к его губам и шепчу:
— Бедный малыш.
Эйдан бросает меня на спину и рычит:
— Осторожно. Бородавочники едят заек на ужин, — затем он кусает меня за шею и щекочет, заставляя кричать.
Смеясь, он поднимается. Я с улыбкой наблюдаю, как Эйдан забирается в шкаф. И вот он уже одет.
— В твоих же интересах быстрее одеться, — говорит Эйдан, одаривая меня порочной ухмылкой, когда выходит из комнаты. — Я жду тебя внизу.
Я вскакиваю с кровати и одеваюсь так быстро, как только могу, натягивая джинсы и толстый свитер поверх рубашки с длинными рукавами. Сегодня вечером дождя нет, но при температуре ниже десяти на воде будет холодно. Я засовываю ноги в ботинки и, ухмыляясь, спускаюсь вниз.
Странно, как от радости тело становится легким. Если бы я сконцентрировалась, держу пари, что смогла бы оторваться от земли.
Я нахожу Эйдана на кухне — он загружает шампанское, шоколад и пару бокалов в корзину для пикника. Я поддразниваю:
— Посмотри на себя, такой домашний.
— Я думаю, что слово, которое ты ищешь, «романтичный».
Я подхожу к нему сзади и обнимаю за талию. Прижимаясь щекой к широкой спине, я бормочу:
— На самом деле, слово, которое я ищу, «потрясающий». Нет, «замечательный». Нет, это тоже не то. Хм…
— «Великолепный», — добавляет Эйдан, поворачиваясь, чтобы обнять меня. — И я не против «поразительного».
— Еще бы ты был против.
Эйдан целует меня, обхватывая мое лицо руками. Это сладкий поцелуй, но он быстро становится жарким. Я вырываюсь из его объятий, смеясь.
— Ладно, Бойцовский клуб, давай уже поедем, или мы никогда не выберемся из кухни.
— Такая властная, — говорит Эйдан, качая головой. Он пытается нахмуриться, но не совсем справляется с этим.
— Я принесу пару одеял. Встретимся у задней двери.
Я оставляю его на кухне и отправляюсь рыться в бельевом шкафу в гостевой спальне в поисках сложенного стопкой белья. Выбрав два толстых и мягких одеяла, я накидываю одно на плечи, а другое несу туда, где Эйдан стоит в ожидании у двери с плетеной корзинкой в руке.
Когда я набрасываю одеяло ему на плечи, он корчит гримасу.
— Ты понимаешь, что бородавочники не мерзнут, верно? Мы слишком круты для этого.
Я отмахиваюсь от него.
— Помолчи, мачо. Ты поблагодаришь меня, когда мы будем на воде.
Мы пересекаем лужайку и спускаемся к каменистому пляжу к «Эвридике», пришвартованной в конце причала. Воздух свежий и холодный. Он сильно пахнет сосновым соком, влажной корой и мхом. Над нами небо — чаша глубокого сапфирового цвета, усыпанная звездами. Здесь тихо и безмолвно, если не считать сверчков, поющих нам серенаду своей вечерней песней. Эйдан хватает мою руку и сжимает ее, глядя на меня сверху вниз и улыбаясь.
Если есть рай, я надеюсь, что он именно такой.
Эйдан помогает мне забраться на корму лодки, затем вручает мне корзину для пикника. Он перепрыгивает через край корпуса и отвязывает веревки от кнехтов на борту, пока я поднимаюсь по узкой лестнице на мостик. Возвышаясь над главной и нижней палубами, он дает неограниченный вид на воду.
Лунный свет отражается от темных, колышущихся волн. Сегодня ночью звук спокойный, а небо ясное, что позволит насладиться захватывающим фейерверком.
Я включаю вентилятор на минуту, чтобы удалить пары из моторного отсека, затем включаю аккумуляторы и запускаю двигатели. Проверив показания приборов, чтобы убедиться, что мы готовы отплыть, я обращаюсь к Эйдану:
— Ты готов?
Он не отвечает.
Подойдя к лестнице, я зову громче:
— Эйдан?
По-прежнему никакого ответа. Он, должно быть, не может слышать меня из-за шума двигателей.
Поскольку лестница очень крутая, спускаться по ступенькам более неудобно, чем подниматься. Мне приходится спускаться осторожно, глядя под ноги и хватаясь за металлические перила с обеих сторон. Когда я, наконец, ступаю на палубу, оборачиваюсь, ожидая увидеть Эйдана в зоне отдыха на корме.
Его там нет. Корзина для пикника одиноко стоит на столе.
Нахмурившись, я заглядываю внутрь главной каюты… и замираю в ужасе.
Эйдан напряженно замер, уставившись на мужчину, стоящего напротив примерно в полутора метрах от него.
Это Майкл.
Одетый в тот же серый плащ и шляпу, в которых я видела его несколько раз за последние несколько месяцев, когда я мельком замечала, как он следует за мной. Он худой и неопрятный, с впалыми щеками и темными тенями под дикими глазами.
Руки Майкла свисают по бокам.
В одной дрожащей руке он сжимает серебряный пистолет.
Я делаю глубокий вдох. Мое сердцебиение ускоряется. Холодная дрожь пробегает по мне, пробирая до костей.
Высоким от напряжения голосом я говорю:
— Майкл, что ты делаешь?
Вращая глазами, он отвечает приглушенным шепотом:
— Он из правительства, Кайла. Он из ЦРУ. Он хочет получить от меня информацию. Ему нужны мои уравнения.
В ужасе я сглатываю и смотрю на Эйдана. Он стоит совершенно неподвижно, каждый мускул в его теле напряжен.
Мой разум — бешеное животное, царапающее острыми когтями внутреннюю часть моего черепа.
Где он взял пистолет? Знает ли он, как из него стрелять? Он вообще заряжен? Майкл выглядит как бездомный — где он жил? О боже, он что, спал в лодке?
Хотя я в панике и отчаянии, я стараюсь говорить как можно спокойнее и успокаивающе.
— Нет, Майкл. Он не из ЦРУ.
Слюна слетает с его губ, когда он кричит:
— Он из ЦРУ! Он пытается украсть мои уравнения!
Майкл вскидывает руку и направляет пистолет в грудь Эйдана.
Я так напугана, что, кажется, могу упасть в обморок.
Эйдан остается совершенно неподвижным, его лицо бесстрастно, а дыхание неглубокое. Я буквально вижу, как в его голове крутятся колесики, и прихожу в ужас от того, что может произойти дальше.
Проглотив рыдание, я поднимаю руки и начинаю умолять:
— Нет, пожалуйста, выслушай меня. Он не работает на правительство. Я клянусь тебе, что это не так. Он работает на стройке, ясно? Он мой друг.
Майкл облизывает потрескавшиеся губы. Он беспокойно переминается с ноги на ногу. Рука, которой он держит пистолет, теперь сильно дрожит.
Затем Майкл бросает свой дикий взгляд в мою сторону.
— Он… он твой друг?
Я осознаю свою ошибку, когда Майкл поворачивает пистолет в мою сторону. Я отступаю на шаг, крик застревает у меня в горле.
Эйдан твердо говорит:
— Нет. Мы не друзья.
— Она только что сказала, что вы друзья!
— Я лгал ей.
Майкл переводит взгляд с меня на него, затем снова направляет пистолет в сторону Эйдана.
— Лгал?
— Чтобы я мог подобраться к ней поближе. Чтобы я мог получить твои уравнения.
Эйдан смотрит на меня. От того, что я вижу в его глазах, мне хочется кричать. Это так глупо. Так глупо и безрассудно, и это так чертовски похоже на него, самоотверженного дурака.
Нет, боже, нет, этого не происходит, этого не может быть.
Он оглядывается на Майкла и спокойно говорит:
— Отпусти ее. Мы с тобой сможем лучше поговорить, если ее здесь не будет.
— Нет, Эйдан, я не…
— Помолчи, Кайла.
— Я не сойду с этой лодки!
— Сойдешь. Прямо сейчас. Давай.
Дикий взгляд Майкла мечется между нами. В его глазах я не вижу ничего от человека, за которым была замужем. Психоз поглотил его целиком.
Мой пульс — раскат грома в моих ушах.
Как я могу отвлечь его? Чем я могу его ударить? Огнетушитель! Это прямо тут!
Увидев, что я в панике оглядываюсь по сторонам, Майкл внезапно кричит:
— Ты тоже из ЦРУ!
— Она просто напугана, — говорит Эйдан. — Ты наставляешь на нее пистолет. Любой бы испугался.
Тяжело дыша, Майкл шипит:
— Ты не боишься.
— Это из-за моей подготовки в ЦРУ. Кайла, убирайся на хуй с этой лодки.
Черт возьми, Эйдан, нет! Нет! Прекрати!
Слезы текут по моему лицу. Я ничего не вижу из-за них. Мне трудно дышать. Я делаю неуверенный шаг назад, затем еще один, истерика сжимает меня холодной, сокрушительной рукой.
Я могу позвонить 9-1-1. Если я смогу добраться до дома, а Эйдан сможет разговорить Майкла, я смогу позвонить в полицию и привести их сюда, прежде чем случится что-нибудь ужасное.
Я резко останавливаюсь, когда Майкл говорит едва слышным шепотом:
— Нет. Она тоже работает на ЦРУ. Я вижу это по твоему лицу. — Майкл смотрит на меня, повышая голос. — Вы оба должны умереть!
Когда я всхлипываю и закрываю рот руками, Эйдан говорит командным голосом:
— Никто не должен умирать. Просто опусти пистолет, и мы сможем поговорить об этом.
Раскачиваясь взад-вперед с ноги на ногу, с дрожащими руками и выпученными глазами, Майкл кричит:
— Один из вас должен умереть, вы должны прямо сейчас выбрать, кто умрет, кто умрет, кто умрет, если вы не выберете, мне придется убить вас обоих!
Майкл снова наставляет на меня пистолет. Он направляет его прямо мне в лицо. Единственная причина, по которой я не падаю, заключается в том, что ужас превратил мои мышцы в камень.
Эйдан говорит:
— Если мы выберем, ты застрелишь только одного из нас?
Тогда мое сердце перестает биться. Оно замирает у меня в груди, заглушенное ужасом.
— Нет, Эйдан, прекрати, не говори больше ни слова…
— Майкл?
— Эйдан, нет! Прекрати это!
Майкл кричит:
— Да! — и большим пальцем взводит курок пистолета.
Эйдан смотрит на меня. Его сердце сияет в его глазах. Он мягко говорит:
— Я люблю тебя, зайка. Я буду любить тебя до скончания времен.
Затем он снова смотрит на Майкла и произносит слова, которые я хотела бы никогда не слышать. Но они будут эхом отдаваться в моей голове целую вечность.
— Тогда пристрели меня.
Время начинает течь иначе. Все становится сюрреалистичным, как во сне. Все, что происходит дальше, разворачивается передо мной, как фильм с искаженным звуком и размытыми цветами, который прокручивают на замедленной скорости.
Майкл взмахивает рукой в сторону Эйдана.
Эйдан делает выпад.
Из пистолета Майкла вылетает огненный шар.
Голова Эйдана откидывается назад.
Движение его тела вперед резко прекращается, как будто его ударили о стену.
В центре его лба появляется маленькая красная дырочка.
Кровь и куски мозгового вещества забрызгивают окно позади него.
Эйдан падает на спину, его глаза широко распахнуты, а рот приоткрыт.
Рухнув на диван, он лежит неподвижно и безмолвно, невидящим взглядом уставившись в потолок, в то время как по бежевой подушке под его головой расползается темное пятно.
В ночном небе над нами фейерверк взрывается разноцветными брызгами с треском и грохотом.
Мой крик — это живое существо. Порождение ужаса, неверия и разбитого сердца, пробивающееся когтями к моему горлу. Я лечу через пространство между нами с криком — и он окружил меня повсюду, вибрирует в моих ушах и в моей голове, внутри всех скрытых священных мест в моей душе, к которым прикасается.
Я падаю на безжизненное тело Эйдана, крича и повторяя одно и то же снова и снова, каждая клеточка моего тела кричит вместе со мной.
Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
Он не смотрит на меня. Он не отвечает ни на мои отчаянные мольбы, ни на поцелуи, которыми я осыпаю его щеки и губы.
Он не может.
Он умер.
Истерически рыдая, я цепляюсь за Эйдана, пока что-то твердое и увесистое не ударяет меня по затылку.
Боль пронзает мою голову. Я вижу звезды. На мгновение у меня в глазах темнеет.
Когда я снова могу видеть свет, я лежу на спине, а Майкл тащит меня за запястья по деревянному настилу к ступенькам для купания в задней части лодки.
Мои слова выходят невнятными.
— Майкл. Что ты делаешь?
Я не могу разобрать, что он бормочет себе под нос. Это поток бессмысленных слов, произносимых между затрудненными вдохами, пока он тащит меня прочь от тела Эйдана. Я пытаюсь вырвать свои запястья из его хватки, но у меня не хватает сил.
Горячая жидкость стекает по моей шее. Кровь. Должно быть, он ударил меня чем-то тяжелым.
Пистолет. Майкл ударил меня пистолетом.
Еще больше фейерверков взрывается над головой. Я вижу их над нами, разноцветные вспышки звезд, окрашивающие полуночное небо, как куполообразная крыша собора. Дым стелется над водой. Где-то далеко лает собака.
Майкл подтаскивает меня к краю кормы и скатывает с нее.
Вода — это холодный черный удар, пронзающий мое оцепенение, как лезвие. Я погружаюсь на мгновение, прежде чем начать брыкаться и молотить руками. Я выныриваю на поверхность, отплевываясь и задыхаясь, дезориентированная и в панике. Страх острый, как нож, вонзается мне между ребер.
Я кашляю и кричу. Двигатели лодки гудят и грохочут. Майкл нависает надо мной на ступеньке, теперь он безумно смеется, его губы обнажили зубы.
Я пытаюсь уцепиться за ступеньку, промахиваясь на несколько дюймов. Майкл опускается на колени и протягивает руку. Я хватаю его за руку, думая, что он предлагает помощь, но быстро обнаруживаю, что это не так.
Он хватает меня за горло и сжимает.
Он толкает меня вниз и держит под водой. Даже здесь я слышу его безумный смех.
Что-то выскальзывает из кармана его рубашки. Оно падает в воду и кувыркается, проносясь мимо моего лица, маленькое и круглое, серебристое и сверкающее.
Это его счастливый никель «Буффало» 1937 года выпуска, без которого он никогда не выходил из дома.
Я брыкаюсь и сопротивляюсь. Мое сердце колотится о грудную клетку. Соленая вода щиплет глаза и обжигает легкие. Фейерверки освещают поверхность воды мерцающим калейдоскопом цветов.
Я не могу убрать его пальцы со своей шеи. Я цепляюсь за руки Майкла, извиваясь и кашляя, чувствуя запах дизельного топлива и пороха, дыма, моря и крови.
Эйдан.
Эйдан.
Эйдан, я люблю тебя. Я люблю тебя.
Мое тело тяжелое. Бурлящая вода надо мной замирает. Я дрейфую, мои волосы развеваются вокруг головы, мои глаза обращены к поверхности, моя рука протянута за помощью, которая не придет.
Ослепительный расцвет красок заливает море надо мной оттенками красного, зеленого и золотого, затем фейерверк гаснет, и все становится черным.
Мое сердце делает последний толчок, прежде чем остановиться навсегда.