Шэннон
Следующую неделю я провела дома, не посещая школу, заботясь о своих братьях и матери, которая, как я и подозревала, со мной не разговаривала.
Она не разговаривала ни с кем из нас.
Кроме него.
Он вернулся.
Точно так же, как я знала, что он вернётся.
Выкидыш стал для моего отца прекрасной возможностью снова проникнуть в хрупкие эмоции моей матери.
Когда он вернулся тем вечером, Джоуи ушел.
Он уехал и не приходил домой три дня.
Эти три дня я жила в ужасе, опасаясь, что он никогда не вернется домой.
Наконец он это сделал.
Но я знала, что это не будет навсегда.
На днях Джоуи собирался уйти через парадную дверь, как это сделал Даррен, и никогда больше не возвращаться.
Мама вернулась на работу в следующую субботу.
Как робот, она оделась в чистящие средства, спустилась вниз, заварила себе чашку кофе, выкурила семь сигарет и ушла на работу.
Я знала, что маме не следует работать в ее состоянии, она явно была не в том настроении, но когда я попыталась ей сказать, все, что она сделала, это улыбнулась мне слезливой улыбкой, поцеловала меня в щеку и сразу ушла. Дверь.
Я провела весь день, беспокоясь о своей матери и слушая, как отец рассказывал мне, что это моя вина, что она потеряла ребенка.
Я была шлюхой.
Я заставила его выйти из себя.
Я была виновата в том, что он на меня наложили руки.
И я была причиной того, что он толкнул маму, когда она пыталась оттащить его от меня той ночью.
Я была причиной того, что он дал ей пощечину.
Все это было на мне.
Потому что я была такой шлюхой.
Да, я была шестнадцатилетней девчонкой, которая ни разу даже не поцеловала мальчика, но для отца я была бродягой.
Когда вчера вечером он нарушил обещание трезвости, данное моей матери, я даже не удивилась.
Когда он использовал мою шею как игрушку, я даже не вздрогнула.
Я так устала.
Часть меня молилась, чтобы он просто покончил с этим.
Несмотря на то, что Джоуи с грохотом спустился по лестнице и оттащил папу от меня, ущерб уже был нанесен.
К старым синякам он добавил новые, и я провела большую часть ночи, размышляя о самых худших мыслях.
От этого не было никакой отсрочки.
У меня не было выхода.
Не в том доме.
Не в доме престарелых.
Я оказалась в ловушке.
Когда сегодня утром я вышла из автобуса и вошла в двери Томмен, облегчение, охватившее мое тело, было настолько сильным, что я почуствовала его вкус.
Возвращение после недели в аду казалось величайшей наградой за выживание.
Снова увидеть Клэр и Лиззи и узнать, что они меня любят, услышать слова, что они меня любят, помогло собрать что-то воедино внутри моего тела.
Когда за обедом мне подарили запоздалый именинный кекс и подарки, я чуть не заплакала.
Когда я рассказала им PG-версию того, что случилось с мамой, они знали меня достаточно хорошо, чтобы отказаться от нее.
Я не хотела говорить об этом, думать об этом или напоминать об этом.
Еще когда-либо.
Клэр и Лиззи знали это и уважали мои пожелания.
Делая все возможное, я пошла на все занятия и на следующие семь часов стёр свою семью из головы.
Это было замечательно.