Джонни
Кто-то положил на нее свои руки.
Такого рода отметины не могут быть из-за футбольного матча по физкультуре.
Это было смешно, и она была смешна за то, что оправдывалась этим.
Кем она меня считала; каким-то тупым идиотом, который не может отличить случайный синяк от нечестной игры?
Я играл в регби.
Я провел всю свою жизнь, получая травмы и нокаутируя парней.
Я знал чертову разницу между случайным повреждением и преднамеренным вредом.
Кто-то сдавил ей горло, и они сделали это так сильно, что оставили на ней гребаные отпечатки пальцев.
Если над ней издевались в Томмен, то я собирался это выяснить.
Если бы это был Макгэрри, то я бы закончил в камере.
Если бы это были те ублюдки из BCS, тогда они могли бы с таким же успехом надеть на меня смирительную рубашку.
Я был примерно в десяти секундах от того, чтобы рассказать о ситуации криминалисту, но затем ее большие голубые глаза наполнились слезами, и я получил еще один удар.
Я понятия не имел, как справиться с девичьими слезами.
И девичьи слезы, исходящие от этой конкретной девушки, произвели на меня какое-то сильное впечатление.
Идя против всех инстинктов моего тела, потому что мой разум был затуманен желанием утешить ее, я уступил ее просьбам взять ее одежду и отвезти ее домой.
Но потом я увидел ее — я, блядь, увидел ее всю — растянувшуюся на моей кровати, с моей собакой на ней, и ее полотенце распахнуто, и мой мозг отключился, тело взяло верх.
А потом она пошла и разрушила мой тщательно выстроенный мир, прижавшись своим ртом к моему.
Шэннон поцеловала меня, и я замер.
Я совершенно ахуел, атакованный всеми ненормальными, чуждыми эмоциями и ощущениями, о которых только может подумать человек.
Я этого не ожидал.
Я не ожидал ее.
В тот самый момент все это обрушилось на меня, как лобовое столкновение, и я замолчал, чувствуя себя в тот момент более незащищенным и уязвимым, чем за всю свою жизнь.
Вопреки тому, как хорошо, уверяло меня мое тело, чувствовать ее губы на своих, или насколько тяжелее моему сердцу работать, когда она рядом, моя голова знала лучше.
Это было нехорошо.
Это было нихуя не хорошо.
Мне потребовалась каждая унция самоконтроля, которая была у меня внутри, чтобы сдержаться.
Особенно когда все внутри меня требовало, чтобы я сделал наоборот.
Но я знал.
Я знал, что если поддамся жгучей потребности внутри меня и поцелую ее в ответ, тогда все будет кончено.
Я был бы полностью облажался.
И Шэннон тоже.
Потому что мое пребывание здесь было временным, а от этой девушки разило постоянством.
Лучшее, что я мог предложить, это дружба, даже если это было последнее, чего я хотел.
— Шэннон? — Прислонившись лбом к деревянной раме, я продолжал стучать. — Не могла бы ты, пожалуйста, выйти? — Она заперлась в моей ванной тридцать минут назад и с тех пор не выходила. — Пожалуйста?
Тишина.
Тяжело выдохнув, я постучал снова. — Просто открой дверь, и мы сможем поговорить об этом.
Ничего.
— Пожалуйста, Шэннон, — прорычал я, сопротивляясь желанию стукнуться головой о раму. — Просто выходи. Тебе даже не обязательно говорить со мной, если ты не хочешь. Я отвезу тебя домой и не скажу ни слова, если ты …
Я позволил своим словам затихнуть, когда раздался звук щелчка замка.
Мгновение спустя дверь моей ванной открылась внутрь, и там была она, полностью одетая в свою влажную униформу, с опухшими глазами и пятнистыми щеками.
Черт.
Я заставил ее плакать.
Снова.
— Теперь я готова идти домой, — сказала она мне тихим голосом, не встречаясь со мной взглядом. — Если это нормально?
— Да, конечно, все в порядке, — хрипло ответил я.
— Спасибо. — Опустив голову, Шэннон обошла меня и подошла к двери моей спальни.
Она выглядела такой уязвимой и неуверенной, что все, что я хотел сделать, это заключить ее в свои объятия.
Мое сердце было в огне.
Возьми себя в руки, Кавана.
Не делай глупостей.
Не целуй ее.
Ты знаешь, что не сможешь остановиться.
С большим усилием я не пошел к ней, а вместо этого подошел к своему гардеробу. — Просто дай мне секунду, хорошо? — Я сказал ей.
Она кивнула и опустила взгляд на свои сцепленные руки.
Вздохнув, я открыл свой гардероб и быстро накинула футболку, спортивные штаны и толстовку.
Схватив пару носков из моего комода, я опустился на кровать и натянул их, прежде чем надеть пару носков.
Все это время Шэннон молча стояла у моей двери, ее мокрые волосы падали на лицо, скрывая его.
В этот момент она выглядела такой одинокой, что мне было физически больно смотреть на нее.
Потому что я знал, что несу ответственность за этот образ.
И мое сердце требовало, чтобы я все исправил.
Я хотел.
Я просто не знал, как это сделать, не причинив вреда нам обоим.
— Вот, — сказал я, хватая куртку с изножья моей кровати. — Надень это.
Ее нервный взгляд метнулся к куртке, которую я протягивал ей, и она сразу же начала качать головой. — Нет, нет, нет, — прохрипела она. — Я..в..
— Ты в порядке. Да, я знаю, — ответил я, вставая и сокращая пространство между нами. — Но на улице все еще льет дождь, и я не хочу, что бы ты заболела. Надень это.
— Ты уверен? — спросила она, нерешительно протягивая руку.
Боже, эта девушка убивала меня…
— Абсолютно. — Передав ей свою куртку, я направился к двери, стараясь не задеть ее, зная, что мой бедный член не выдержит такого давления.
Я подождал, пока она наденет куртку, а затем вышел из своей комнаты, зная, что она идёт за мной.
Это было так дерьмово — как противоположность правильному поступку, который не имел никакого смысла, потому что прямо сейчас я думал своим мозгом, а не своим членом.
— Мне нужно взять ключи ма, — сказал я ей, когда мы стояли в фойе на первом этаже. — Дай мне секунду, хорошо?
— Эм, да, хорошо, — ответила Шэннон, когда ее руки скользнули в мою куртку, которая утонула в ней. — Я подожду здесь?
Она спрашивала меня?
Это звучало так, как будто спрашивала.
Я не знал наверняка, потому что она не смотрела на меня.
Я не мог определить, что она чувствовала, потому что окном для ее эмоций были ее глаза, которые были направлены на ее ноги.
Это было чертовски отстойно, но я знал, что мне нужно дать ей пространство прямо сейчас.
Проблема была в том, что чем ближе мы подходили к входной двери, тем более подавленным я себя чувствовал.
Мой член был опустошен.
У меня горело в груди.
Мой мозг сомневался.
Я был полностью в заднице.