Джонни
У Шэннон Линч были глаза цвета полуночной синевы, которые не выходили из моей головы.
По крайней мере, это самое близкое сравнение, которое получилось найти среди бесчисленных поисковых запросов в Интернете.
Поиск по цветным таблицам сбивал с толку, но не так, как мой испорченный мозг, который, казалось, как заезженная пластинка, завис на повторе.
Любимый трек моего мозга: Шэннон как река с великолепными голубыми глазами, лицом ангела и беспокойным прошлым.
После прочтения ее досье мне потребовалось несколько дней, чтобы переварить содержимое, и еще несколько, прежде чем я нашел в себе силы не ехать в ОШБ и не выбивать дерьмо из хулиганов.
Всю первую неделю после рождественских каникул я беспокоился за девочку, ожидая, вернется ли она в школу завтра.
К тому времени, когда наступила пятница, мой уровень беспокойства был выше крыши, а она так и не вернулась.
Это так беспокоило меня, так что я зашел в офис мистера Туоми, чтобы зарегистрироваться.
Именно там я узнал, что фактически нанес девушке немилосердное сотрясение мозга и что она была дома на постельном режиме до конца недели.
Когда Шэннон вернулась в школу в следующий понедельник, меня вызвали прямо в офис, где сразу же встретили мистер Туоми, мисс Найан, староста третьего года, мистер Кроули, мой староста года, и инкубатор людей, которым была миссис Линч.
Там мне объяснили, что, хотя они знают, что мои действия на поле были случайными, было бы лучше, если бы я держался от нее подальше, чтобы избежать любых будущих инцидентов.
Ее мать также вручила мне пластиковый пакет с моей футболкой внутри, а также пробормотала извинения за то, что толкнула меня в коридоре в тот день — очевидно, пытаясь прикрыть свою задницу за то, что подняла руки на ученика — и проговорила еще одно строгое предупреждение держаться подальше от ее дочери.
Взбешенный тем, что меня загнали в угол из-за дурацкого и ненужного вмешательства — не говоря уже о том, что со мной обошлись как со злодеем за простую ошибку, — я ответил резким: «Никаких гребаных проблем», прежде чем взять свою футболку и вернуться в класс с твердым намерением сделать именно это.
Мне не нужны были такие проблемы в моей жизни.
Мне не нужна была угроза отстранения, нависшая над моей головой. Это спутало мои планы, и не было девушки, ради которой стоило бы подвергать свое будущее опасности.
Следуя правилам, больше ради себя, чем ради нее, я остался в стороне.
Я не разговаривал с ней и не подходил, когда видел ее между уроками или в обеденном зале во время перерыва.
Я держался подальше от этой девушки и осложнений, которые, казалось, следовали за ней.
Но как бы я ни был зол, я все равно высматривал ее в коридорах.
Назовите это чрезмерной защитой уязвимой девочки или назовите это как-нибудь по-другому, но я держал ухо востро, когда дело касалось Шэннон Линч, и закрывал все дерьмо, которое могло стать проблемой, следя за тем, чтобы у нее был плавный переход в Томмен.
Однако через пару дней быстро стало ясно, что ей не нужна ничья помощь.
Шэннон нравилось в колледже Томмен.
Учителям она нравилась.
Она нравилась ученикам.
Мне чертовски нравилась.
В этом и была проблема.
Кроме того, у нее были свои маленькие телохранители в виде двух блондинок, которые, казалось, всегда сопровождали ее, куда бы она ни пошла.
Я узнал в одной из двух девушек, которая больше защищала, сестру Хьюи Биггса, блуждающего полузащитника нашей команды и одного из моих самых близких друзей.
Другая блондинка была подружкой Пирса О Нила, другого моего товарища по команде.
Я не мог вспомнить имя девушки Пирса, только помнил, какой чертовски злобной она могла быть со своим языком, и что любой парень в здравом уме должен держаться подальше.
Погрузившись в свою рутину, я попытался игнорировать и забыть о Шэннон, решив сосредоточиться на игре и безразлично реагировать на все отвлекающие факторы вокруг меня — киска была самым опасным видом отвлечения.
Я действительно чертовски старался.
Но потом один из парней упоминал ее в разговоре, или она проходила мимо меня в школьном коридоре, и я возвращался к исходной точке.
Я не мог этого понять и старался не слишком задумываться об этом.
Но это не помешало ей всплывать в каждом разговоре, в котором я участвовал с момента ее прибытия в Томмен.
Парни были придурками, и возраст для большинства из них ничего не значил.
Слишком, блять, много идиотов на моем курсе говорили о ней, думали о ней и строили о ней заговоры, и это сводило меня с ума.
Например, на прошлой неделе я действительно высказал свое разочарование, сказав шокированному столу одноклассников, чтобы они заткнулись, ведь ей всего пятнадцать.
Для них не имело значения, что она была только на третьем курсе, и меня беспокоило, что это имело значение для меня, когда на самом деле не должно было.
Многие третьекурсники тусовались с людьми с четвертого, пятого и, черт возьми, даже с некоторыми шестикурсниками.
Не я.
Никогда я.
В отличие от остальных парней, у которых не было проблем с тем, чтобы трахаться с девушками помоложе, я полностью осознавал возможные последствия.
Я выслушал более чем приличную долю лекций от тренеров и бывших профессионалов о катастрофических последствиях, связанных с тем, что трахаешься не с той девушкой.
И хотя я не особенно гордился своим поведением по отношению к девочкам на протяжении многих лет, все равно подвел черту под всеми, кто моложе меня.
Я знал, что это делало меня лицемером, учитывая, что я был более чем готов встречаться с девушками старше меня, но я должен был быть в безопасности, черт возьми. У меня была мечта и четкое видение того, что мне нужно было сделать, чтобы ее достичь. Связываться с маленькими девочками было опасно.
Вот почему эта конкретная девушка так меня бесила.
В ту минуту, когда я увидел ее, что-то сильно ударило в груди.
Что-то незнакомое и сбивающее с толку.
Прошло больше месяца, а я также не мог прийти в себя.
Наступил февраль, а я все еще молча был одержим Шэннон как река.
Мне это не понравилось, и она понравилась мне еще меньше за то, что была единственной причиной моей неуверенности.
Это не имело смысла.
Она была крошечной девочкой — одни конечности и кости. У нее не было никаких изгибов, и я сомневался, что она даже носила лифчик, если быть честным с самим собой.
Видите?
Слишком молода.
Слишком чертовски молода.
Но это не помешало мне искать ее в толпе.
И это не помешало мне смотреть, когда я нашел ее.
Чем больше пытался блокировать ее, тем больше искал.
Пока я не стал бегать взглядом в поисках нее между каждым гребаным уроком.
Иногда я замечал, что она смотрит на меня в ответ.
Она всегда бросала на меня этот ослепительный в свете фар взгляд, прежде чем спрятать лицо.
Я не был уверен, что с этим делать.
Я полностью признал, что у меня была иррациональная реакция на девушку.
Это было ненормально.
Проблема заключалась в том, что я никак не мог взять себя в руки.
Я не мог отключить свой мозг.
Белла являлась еще одной проблемой для меня.
Ее тошнило от того, что она называла «быть ограбленной», и пару недель назад она написала мне, чтобы провести время и разобраться по поводу нашей разлуки.
Я знал, что должен был что-то чувствовать по этому поводу — я спал с девушкой почти восемь месяцев, — но все, что я чувствовал, скорее приравнивалось к опустошению.
Там не было никакой связи, и я устал чувствовать себя использованным.
Это не было похоже на то, что мы встретились, чтобы поболтать или сходить в кино или что — то в этом роде.
Она не хотела этого от меня.
Даже когда я предлагал.
Конечно, не было никаких чувств, и я никогда не был заинтересован в отношениях с ней, но после того, как я провел шесть из восьми месяцев со своим членом внутри нее, я был не против угостить девушку ужином или сводить ее в гребаный фильм.
Я предлагал много раз, и она отклоняла каждый из них.
Потому что это было недостаточно публично.
Потому что Белла хотела меня только тогда, когда я был на виду в пабе или в колледже, где она могла показать меня всем своим друзьям, как будто я был каким-то ценным гребаным быком.
Белла сообщила мне через текстовое сообщение, что она перешла к Кормаку Райану с шестого курса.
Я уже некоторое время наполовину подозревал, что между ними что-то происходит, потому что он вел себя чертовски подозрительно рядом со мной.
Кормак получил вызов из Академии летом. Он был на нескольких занятиях с молодежью и участвовал в некоторых испытаниях.
До сих пор Кормаку не удавалось получить постоянный контракт, и я не ждал этого парня, затаив дыхание.
Это не я был злобным придурком.
Просто излагаю факты.
Он был неплохим защитником, но ему нужно было проявить серьезную магию, если он хотел попасть на главную карту с клубом.
Если он сделал это, молодец.
Если он не сделал это, мне было насрать.
Кормак был на год старше меня, так что мы никогда не были друзьями, но, играя в одной команде последние пять лет, я ожидал немного большей лояльности.
И если бы Белла хотела вызвать у меня реакцию, трахнув моего товарища по команде, она была бы очень разочарована, потому что я никогда не доставил бы ей такого удовольствия.
Было больно? Да.
Чувствовал ли я себя преданным? Конечно.
Означало ли это, что я хотел ее вернуть? Черт возьми, нет.
Потому что я не мог справиться с лжецами, и это то, кем она была. Я также плохо справлялся с играми разума, а это было именно тем, что она пыталась провернуть.
Порвать со мной, уйти с моим товарищем по команде, а затем развернуться, заполнить мой почтовый ящик и сказать, что она хочет, чтобы я вернулся, был ярким примером игр, в которые эта девушка любила играть.
Чего она не смогла понять, так это того, что не имело значения, сколько игр она пыталась сыграть или сколько раз она обещала отсосать мне.
Пути назад не было.
Не для меня.
Может быть, я был мертв внутри, как предположила Белла в миллионах текстовых сообщений, которые она отправила мне после того, как я отклонил ее предложения разобраться.
Я так не думал.
У меня были чувства.
Я заботился о вещах.
Только не лжецы.
***
— Я должен сделать признание, — объявил Гибси во время тренировки в среду.
Мы были на двадцать девятом из тридцати сказанных кругов поля, и он начал слабеть. На самом деле, я был на своем двадцать девятом круге.
Остальные члены команды были на четырнадцатом.
Гибси вообще находился пока на восьмом, и его отставание началось на четвертом круге. Теперь он напоминал парня, вывалившегося из ночного клуба в три часа ночи с животом, полным намешанных коктейлей.
Ему, как и остальным, нужно было собраться, потому что на следующей неделе у нас была игра, и я не собирался загонять себя в угол, если остальная команда также не была предана делу.
У этих придурков было десять дней, чтобы собрать свое дерьмо.
— Ты слушаешь? — задыхаясь, прорычал Гибси, хватаясь за мое плечо в надежде, что я помогу его ленивой заднице. — Потому что это серьезно.
— Я слушаю, — сказал я ему, делая глоток воздуха и медленно выдыхая его, — Признавайся.
— У меня безумное желание пнуть тебя по яйцам, — Гибси прерывисто выдохнул, прежде чем закончил, — И сломать то, что там еще осталось.
— Какого хрена? — стряхнув его мускулистую руку со своего плеча в сотый раз, я сменил позу, пятясь назад, чтобы посмотреть на ублюдка. — Почему?
— Потому что ты урод природы, Кав, — задыхаясь, сказал он, волочась за мной. — Ни за что на свете ни один парень в твоем положении, — он указал на меня пальцем, а затем наклонился вперед, прижимая руки к затылку, — со сломанным членом не сможет бежать так долго, не упав замертво, — застонав, он продолжил, — мой член в идеальном рабочем состоянии, и он, блядь, плачет от напряжения, Джонни! Плачет! И мои яйца впали в спячку, вернувшись в положение, предшествующее половому созреванию.
— Мой член не сломан, мудак, — прорычал я, оглядываясь, не услышал ли нас кто-нибудь.
К счастью, остальная часть команды была на другой стороне поля.
— Я хочу это сфотографировать, — прохрипел он. — Чтобы я мог показать тренеру и притвориться, что это мое. Он больше никогда не заставит меня бегать.
— Продолжай говорить об этом, и тебе не понадобится фотография, чтобы показать тренеру, — отрезал я, — Я отрежу твой член, и ты сможешь передать его ему вместо простого фото.
— Все еще слишком рано для шуток? — Гибси поморщился
Я натянуто кивнул, а затем развернулся, возвращая прежний темп, приближаясь к финишной черте.
— Извини, парень, — задыхаясь, сказал он, возвращаясь к хромающему бегу рядом со мной. — Просто неестественно двигаться с такой скоростью, когда ты ранен.
— Ты действительно думаешь, что это легко для меня?
Если он действительно так считает, то является чертовски сумасшедшим.
У меня была «скорость», потому что я провел большую часть своего детства и все подростковые годы, работая над телом.
Пока Гибси и парни играли в «Стучать и убегать» и «Бутылочку», я был на поле.
Когда они гонялись за девушками, я бегал за успехом.
Регби было моей жизнью.
Это все, что у меня было.
Но трудоемкий темп, который я поддерживал сегодня, был настолько далек от моего обычного стандарта, что выглядело даже жалко.
Я был вялым, и единственная причина, по которой это не было заметно, заключалась в том, что школьный уровень намного ниже.
Если бы я так тащил свою задницу в Академии, где я играл вместе с лучшими игроками страны, то мне бы немедленно указали на это.
Мое тело горело, и я двигался по чистой воле.
Все болело до такой степени, что мне приходилось дышать через нос, чтобы меня не вырвало. Я бы заплатил за это усилие бессонной ночью, корчась в агонии, полудюжиной обезболивающих и обжигающе горячей ванной с английской солью.
Но я не мог остановиться.
Я, блядь, отказался сдаваться.
Если бы я дал тренеру Малкахи хоть малейший намек на то, что я не на высоте, он позвонил бы руководителям Академии.
И если он позвонил в Академию, значит я облажался.
Немного замедлил темп, дойдя до конечной зоны, пройдя ее, сохраняя мышцы в расслабленном и подвижном состоянии.
Если бы я остановился, меня бы хватил удар, и я намеревался сделать это в уединении салона своей машины.
Подобрав с земли бутылку воды, несколько минут я ходил по боковой линии как сумасшедший, отчаянно пытаясь избавиться от боли.
Я не решился выполнить растяжку после бега.
Я не был таким уж мазохистом.
Когда мой сердечный ритм пришел в норму, я подождал, пока тренер даст мне добро на досрочный уход, а затем вернулся в раздевалку, выполнив свою работу на день.
Я и не подозревал, что Гибси шел за мной по тропинке, пока не услышал, как он издал оглушительный волчий свист.
— Ты хорошо выглядишь, медвежонок Клэр!
Не пересилив любопытство, я проследил за его взглядом только для того, чтобы обнаружить двух знакомо выглядящих блондинок, сгрудившихся под навесом возле научного корпуса.
Одна из упомянутых девочек хмуро смотрела на нас, указывая средним пальцем на моего лучшего друга.
— Снова смотришь, как я тренируюсь? — Гибси крикнул через двор. — Ты знаешь, я люблю, когда ты так делаешь.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы узнать в длинноногой блондинке младшую сестру Хьюи Биггса.
— Что это было? — Клэр ответила, прикрыв ухо рукой. — Я тебя не слышу.
— Пойдем со мной!
— Заткнись, Джерард!
— Ты знаешь, что хочешь, — засмеялся Гибси, помахав ей пальцами в знак приветствия. — Моя маленькая кареглазая девочка.
— Не делай этого, Джерард! — Лицо Клэр стало ярко-красным. — Не смей петь это.
Гибс прервал ее стихом Вана Моррисона.
— Я ненавижу тебя, Джерард Гибсон! — Клэр зашипела, когда он закончил петь ей серенаду в стиле сумасшедшей вороны.
— И я тоже тебя люблю, — засмеялся он, прежде чем обратить свое внимание на меня и подавить стон. — Иисус Христос, — простонал он так, что только я мог его услышать. — Клянусь богом, парень, эта девушка сводит меня с ума.
— Ты уже сумасшедший, — напомнил я ему. — Тебе не нужна ничья помощь с этим.
— Посмотри на нее, Джонни, — простонал он, игнорируя мой выпад. — Посмотри, какая красивая эта девушка. Боже, это может быть из-за волос солнечного цвета, но я клянусь, она светится.
— Даже не думай об этом, — вот слова, которые слетели с моих губ.
— Я не буду — пока, — ответил Гибс, его глаза загорелись озорством. — Но у меня такое чувство, что я собираюсь жениться на ней.
Его комментарий остановил меня.
— Что?
Это было слишком странно.
Даже для него.
— При условии, что мы оба переживем нашу молодость без случайных детей, — добавил он задумчиво. — И ее брат не отрежет мне член, конечно.
— Клэр на третьем курсе, — невозмутимо ответил я. — И она младшая сестра твоего товарища по команде. Что, черт возьми, с тобой не так, Гибс?
— Я говорил, что собираюсь жениться на ней сегодня? — Гибси парировал. — Нет, ублюдок, я этого не делал, так что прочисти уши. Я имел в виду, когда я буду чертовски стар и закончу сеять свой дикий овес.
— Старый, как черт? — я уставился на него. — Сеешь свой дикий овес?
— Да, — он пожал плечами. — Знаешь, лет тридцать или около того.
Я закатил глаза.
— Да, хорошо, слово мудрецу, Гибс: собери этот дикий овес, пока ты его сеешь. И держи их подальше от таких девочек, как эта.
— Эй, не смотри на меня так осуждающе, — усмехнулся Гибси. — Я всегда собираю свое дерьмо. И нет ничего плохого в том, что она мне нравится. Это у тебя фобия к девочкам твоего возраста, парень, а не у меня.
Осознавая, что у нас был этот крайне запутанный разговор посреди двора, я огляделся, чтобы посмотреть, не подслушивает ли кто-нибудь.
Гибси не был самым ярким карандашом в коробке, но я бы почувствовал себя чертовски обделенным, если бы Хьюи услышал, как он так говорит о его младшей сестре, и убил парня.
Именно в этот момент мой взгляд упал на миниатюрную брюнетку, нагруженную охапкой книг, которая сбежала по ступенькам научного корпуса и поспешила к блондинкам.
Внезапный прилив чего-то наполнил мою грудь, когда я узнал в брюнетке Шэннон.
Черт возьми, почему она должна была так выглядеть?
Почему каждая деталь этой крошечной гребаной девочки кричала мне?
Это было несправедливо.
На самом деле, честно говоря, это было совершенно жестоко.
Для меня не имело никакого смысла находить ее привлекательной.
Она была совсем не похожа на девушек, с которыми я обычно трахался.
Мне нравились изгибы.
Я любил сиськи.
И я был помешан на большой заднице.
У нее не было ничего из вышеперечисленного.
Но у нее были ноги.
И волосы.
И улыбка.
И эти чертовы полуночные глаза — я не думал, что это подходящее слово для описания цвета.
Их следовало назвать душевно-голубыми, потому что они были чертовски глубокими и засасывали человека прямо в…
А потом она споткнулась и уронила свои книги.
Они рассыпались по земле, и Шэннон наклонилась, чтобы поднять их, из-за чего ее юбка задралась слишком высоко.
Два гладких, бледных бедра заполнили мое поле зрения, вызвав волну красных флажков, вспыхнувших в моем мозгу, и волну жара, пробежавшую по телу.
— Вот дерьмо, — пробормотал я себе под нос, застигнутый врасплох как ее видом, так и взрывной реакцией моего тела.
Опустив взгляд, я сделал несколько успокаивающих вдохов, отчаянно пытаясь восстановить контроль над своим проблемным членом.
— Что случилось? — спросил Гибси, оглядываясь вокруг в поисках источника моего очевидного дискомфорта.
— Ничего, — пробормотал я, раздраженно проводя рукой по волосам. — Поехали.
Гибси, заметив мою очевидную проблему, откинул голову назад от моей реакции и залился смехом.
— У тебя встал… черт возьми, у тебя встал! — выдавил он сквозь приступы смеха. — И ты краснеешь! — Он хлопнул меня по плечу и громко фыркнул. — Ах, парень, мне это нравится.
— Это не моя вина, — прорычал я, с грохотом направляясь в сторону раздевалок, шагая, как гребаный ковбой со стразами. — В наши дни я не могу это контролировать.
Ворвавшись в раздевалку, я снял с себя одежду и направился прямиком в душ с намерением выжечь боль и дискомфорт из своего организма.
Это не сработало.
Мое тело все еще испытывало мучительную боль, и я все еще демонстрировал солидные три четверти.
Опустив голову, я уставился на нижнюю половину своего тела и обдумал возможные варианты.
Но я не мог этого сделать.
Я не мог дотронуться до собственного чертова члена.
Я был слишком напуган.
Яркие воспоминания о той ужасной поездке в отделение неотложной помощи и ужасных предупреждениях, которые врачи дали мне на Рождество, официально вскружили мне голову.
Господи, я находился в ужасном состоянии.
Прислонившись лбом к кафельной стене, я позволил обжигающей воде омыть меня, пока ждал, казалось, целую вечность, чтобы проблема разрешилась сама собой, кусая костяшки пальцев, чтобы скрыть свои стоны боли.
Что ж, если раньше не было ясно, что мне нужно держаться на расстоянии, то теперь это стало понятно.
Я должен держаться подальше от этой девушки.
Боже…
— Чувствуешь себя лучше? — Гибси хихикнул, когда я, наконец, вернулся в раздевалку с полотенцем вокруг талии.
Слава богу, мы все еще были здесь одни, так как остальная часть команды догоняла нас на кругах.
Проигнорировав колкость, я повернулся к нему спиной и уронил полотенце.
До операции я бы не задумывался дважды о том, чтобы ходить голым перед кем-либо.
Теперь не так много.
Потому что, помимо необходимости скрывать свою проблему, я был застенчив.
Это было еще одно новое и неприятное чувство.
Я всегда гордился своим телом. Я был благословлен естественной сохранностью мышц и физической силой, и заплатил за каждый кубик пресса на животе изнурительным режимом тренировок.
Я чертовски усердно работал, чтобы поддерживать себя в отличной физической форме, но фиолетовые шары, опухший мешок и кровоточащий шрам — это не то, что я хотел, чтобы кто-нибудь видел.
Даже я сам.
Вот почему не смотрел вниз, когда натягивал пару чистых спортивных штанов.
В моем нынешнем состоянии безумной паники отрицание было рекой в Египте, и если бы я просто продолжал подключаться, стало бы лучше, потому что альтернативы не было.
Сдаваться было не вариант.
Больше свободного времени не вариант.
Пропустить летнюю кампанию в лиге до 20 лет не вариант.
Потерять место в стартовом составе из-за слабости — это, блять, не вариант.
Играть и убивать было моим единственным вариантом, потому что я отказался разбиться и сгореть в семнадцать лет.
— Ты в порядке, Джонни? — спросил Гибси, нарушая установившееся молчание.
В этот раз его тон был серьезным, поэтому я ответил коротким кивком.
— Готов уже поговорить об этом?
— Поговорить о чем?
— Что бы это ни было, черт возьми, оно сводит тебя с ума с тех пор, как мы вернулись с рождественских каникул.
— Меня ничего не беспокоит, — ответил я, натягивая школьные брюки на бедра. Я застегнул ремень и потянулся за рубашкой.
— Чушь собачья, — возразил он.
— Я прекрасен, — добавил я, быстро защелкивая пуговицы на месте.
— Ты был как медведь с больной головой с тех пор, как вернулся в школу после Рождества, — проворчал он. — И не говори мне, будто это из-за твоей операции, потому что я знаю, существует что-то еще…
Тут зазвонил мой телефон, отвлекая нас обоих.
Сунув руку в сумку, я вытащил его, проверил экран, а затем подавил желание швырнуть его в стену.
— Чертова Белла, — проворчал я, отменяя звонок и бросая телефон обратно в сумку.
— Что там происходит? — Гибси поморщился.
— Ничего, — ответил я. — С этим покончено.
— Белла знает это?
— Она должна, — ответил я категорически. — Она та, кто положил этому конец.
— Да?
— Ага, — ущипнув себя за переносицу, я сделал успокаивающий вдох, прежде чем добавить:
— Сейчас она трахается с Кормаком Райаном.
— И ты не против этого?
— Мне похуй, если говорить честно, я испытываю больше облегчение, чем что-либо другое.
Гибси покачал головой.
— Ты уверен? Ты долго с ней возился.
— Я закончил давным-давно, Гибс, — признался я. — Поверь мне, парень, все, что я хочу, чтобы она сделала — оставила меня в покое.
— Что ж, если это правда, то это лучшая новость, которую я слышал за весь год, — заявил Гибси. — Потому что я, честное слово, не могу переваривать эту девушку. Она чертовски опасная женщина. Я немного боялся, что в конечном итоге она забеременеет от тебя, и мы застрянем с ней на всю жизнь.
— Это невозможно, — сказал я ему, подавляя дрожь. — Я всегда заворачиваю свое дерьмо.
— Она из тех, кто любит иголку в презервативе, парень, — парировал Гибси. — И ты — сияющий маяк света для этих девочек — с огромной неоновой вывеской евро, висящей над твоей головой.
— Я предохраняюсь, — выпалил я в ответ. — Всегда.
— Каждый раз?
— Почему ты спрашиваешь меня о моем сексуальном здоровье? — Я невозмутим.
Гибси поморщился.
— Потому что она грязная.
— Джибс, ты не должен так говорить о девушке, — предупредил я. — Это совсем правильно.
— Я не говорю это о какой-то девушке. — он пожал плечами, — Я говорю это о той девушке.
— Ну, я в порядке, — проговорил я. — Я сдал анализы в прошлом месяце, и я чист, как стеклышко.
— Слава богу, — он вздохнул с облегчением. — Потому что она…
— Мы можем больше не говорить о ней? — я прервал друга, чувствуя отвращение при мысли о ней. — Я устал слышать о ней, Гибс.
— Хорошо, но позволь мне задать тебе еще один вопрос, — ответил он. — Только один, и я оставляю данную тему.
Я устало вздохнул и подождал, пока он заговорит, зная, что не имеет значения, согласен я или нет.
Прочистив горло, он спросил:
— Ты рад, что Белла прекратила то, что вы двое, черт возьми, называете тем делом, которое делали, потому что ты устал от Беллы? — Он несколько мгновений изучал мое лицо, прежде чем добавить: — Или потому, что тебе нравится другая девушка?
Его вопрос заставил меня сделать паузу на середине кнопки.
— Другая девушка?
— Да, девушка.
— Какая девушка? — спросил я, притворяясь непонимающим.
— Чертова девчонка, Джонни, — прорычал Гибси, вскидывая руки. — Та, которую ты нокаутировал. Та, за которую я снял приставания с Ди, чтобы получить ее досье. Та, с которой ты целыми днями обмениваешься сентиментальными взглядами в школе.
— Сентиментальные взгляды? — натянув джемпер на живот, я натянул туфли. — Что, черт возьми, такое сентиментальные взгляды?
— Взгляды с замиранием, — огрызнулся Гибси, теперь раздраженный. — Тлеющие взгляды. Трахни меня взгляды. Я хочу съесть твою киску взгляды, — он покачал головой и потянулся за баночкой дезодоранта из своей сумки. — Называй их как хочется.
— Ты в ударе, Гибс, — объявил я, решив отклониться от темы. — Серьезно, чувак, иногда я действительно беспокоюсь о том, что происходит в твоей голове.
— С моей головой все в порядке, Кав. Это у тебя так дерьмово дергается глаз, когда эта девчонка где-то рядом, — он бросил мне дезодорант, и я поймал его в воздухе. — Не думай, будто я не понял, что там происходит.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, парень. — я залез под рубашку и обрызгал свои подмышки. — Мои глаза в идеальном рабочем состоянии.
— Твой член тоже в идеальном рабочем состоянии, — парировал, стягивая свой школьный джемпер через голову и продолжая, — когда эта девушка рядом.
Я не торопился отвечать ему по двум причинам.
Во-первых, я не хотел реагировать инстинктивно и выставлять себя напоказ.
Во-вторых, я понятия не имел, что сказать.
Сохраняя молчание, я сосредоточился на завязывании шнурков.
— Не собираешься мне отвечать? — спросил Гибси, ухмыляясь.
— Мне нечего сказать, — отрезал я, слишком сильно сосредоточившись на создании идеального узла. — Я не хочу говорить о ней.
— Почему нет? — он надавил.
— Потому что я вполне уверен, Гибс.
— Потому что она тебе нравится, — заявил Гибси.
— Потому что она не обсуждается, — огрызнулся я.
— Потому что она тебе действительно нравится, — поправил он. — Потому что ты хочешь ее.
Я бросил на него злобный взгляд, а затем вернулся к разглядыванию своих ботинок.
— Я бы хотел, чтобы ты просто признал это, парень, — пробормотал Гибси.
— А я бы хотел, чтобы ты не лез не в свое гребаное дело, — саркастически предложил я. — Это становится устаревшим, парень. Ты не слышишь, чтобы я насмехался над твоей личной жизнью.
В ту минуту, когда слова слетели с моих губ, и я увидел, как загорелись его глаза, я пожалел о них.
— Ах, так ты подумываешь о том, чтобы переспать с ней? — взволнованно потребовал ответа Гибси, в глазах плясали огоньки восторга. — Я, блять, так и знал.
— Нет, — поправил я. — Я не думаю об этом.
— Почему нет?
— Потому что.
— Потому что?
— Потому что я, блять, не думаю, ясно? — рявкнул я. — Теперь брось говорить об этом.
— Ты смешон, — объявил Гибси, бросая все свое барахло обратно в сумку со снаряжением. — Ты все переосмысливаешь, чувак. Ты говоришь о том, что у меня в голове полный бардак, но у тебя, должно быть, чертовски ужасное место — со всем тем чрезмерным анализом, который ты делаешь.
— Оставь это, Гибс.
— Я просто не понимаю, в чем проблема, — продолжал он. — Я видел, как ты смотришь на нее. Тебе явно нравится Шэрон.
— Ее зовут не Шэрон, — я бросил на него злобный взгляд, а затем вернулась к сбору своей сумки. — Она Шэннон, и она мне не нравится.
— Это был вопрос с подвохом, — он ухмыльнулся. — И ты прошел его с честью.
Я хмыкнул в ответ.
Его ухмылка стала еще шире, когда он сказал:
— И да, ты знаешь.
— Нет, я, блять, не знаю.
— Ну, я думаю, тебе стоит пригласить эту девушку Шэннон на свидание, — добавил Гибси, закидывая сумку на плечо. — Что самое худшее может случиться?
— Меня могут арестовать, — саркастически предположил я. — Ей пятнадцать.
— Нет, тебя не могут арестовать, — усмехнулся он, закатывая глаза. — Тебе семнадцать, идиот, а не семьдесят!
— Еще три месяца, — я натянул джемпер и встал. — И кроме того, этот разговор не имеет отношения к делу, — взяв свою сумку со снаряжением, я перекинул ее через плечо, — Я не приглашаю девушек на свидания, у меня нет времени на это, — Я подошел к двери раздевалки и распахнул ее.
— Девушка Хьюи, Кэти, на год младше его, — продолжал развивать тему Гибси, выходя из раздевалки. — А Пирс О'Нил учится на нашем курсе, и он уже целую вечность крутится со стервозной подружкой Клэр, которая, кстати, на третьем курсе.
— У Хьюи нет Академии, дышащей ему в затылок, — категорично ответил я, следуя на улицу, — А Пирс О'Нил может дурачиться с кем захочет.
— Расслабься, — Гибси поднял руки. — Все, что я говорю, это то, что не было бы ничего страшного, если бы она тебе понравилась.
— Не надо.
— Естественно испытывать влечение к красивой девушке…
— Прекрати это.
— Никого бы не волновало, если бы ты пригласил ее на свидание.
— Серьезно. Оставь это в покое.
— Она смотрит на тебя в ответ, ты знаешь.
— Заткнись, Гибси.
— Я видел, как она это делает.
— Заткнись, Гибси.
— В коридорах и…
— Заткнись на хуй, Гибси!
— Отлично, — фыркнул он, нахмурившись. — Я не буду говорить.
Я мысленно начал счет в уме до десяти, задаваясь вопросом, как долго Гибси сможет держать рот на замке, но добрался только до семи, когда он снова начал нести свою словесную чушь.
— Как ты справляешься с эякуляцией?
Я резко повернул к нему голову.
— Прошу прощения?
— Эякуляция, — пояснил Гибси с невозмутимым лицом. — Ты кажешься полным сдерживаемого разочарования. Мне просто интересно, связано ли это с членом. Ты дрочишь, да? Я знаю, что ты выбыл из строя на некоторое время, когда они распилили твой мешок с мячом, но ты в состоянии снова отрываться, не так ли?
— Какого хрена? — я уставился на него. — Эти слова действительно исходят из твоего рта?
Он уставился на меня с выжидающим выражением.
Боже милостивый, он был серьезен.
И он ждал, что я ему отвечу.
Когда Гибси понял, что я не собираюсь ему отвечать, он продолжил болтать.
— О, парень, это было до твоей операции, не так ли? — он бросил на меня сочувственный взгляд. — Ты не кончал месяцами. Неудивительно, что ты все время такой раздражительный, — пробормотал Гибси, озабоченно нахмурившись. — Вот почему у тебя встал, когда твоя единственная Шэннон наклонилась и показала голую задницу. Твой бедный член, должно быть, подумал, что это Рождество. — содрогнувшись, он добавил: — Бедный, бедный ублюдок.
— Я не буду говорить об этом с тобой, — сказал я ему, направляясь в главное здание. — Есть некоторые вещи в жизни, которые мы не разделяем с кем-то, Гибс.
— Ну, подай на меня в суд за то, что я беспокоюсь о своем лучшем друге, — парировал он, ступая рядом со мной. — Давай, Джонни, ты можешь поговорить со мной.
— Я не хочу с тобой разговаривать, — рявкнул я. — Никогда об этом.
— Ты знаешь, насколько пагубным может быть отсутствие освобождения для твоих яиц? — воскликнул Гибси, решив помучить меня еще немного. — Это действительно плохо, Джонни. Я видел видео в Интернете. Это было за пределами беспокойства. Яйца парня просто раздулись до такой степени, что могли взорваться…
— Стоп! — я крикнул. — Пожалуйста, просто остановись!
— Отлично. Просто ответь мне на один вопрос, и я оставлю это, — остановив меня, Гибси положил руки мне на плечи, посмотрел мне прямо в глаза и спросил:
— Ты дрочишь себе?
— Иди на хуй! — прошипел я, свирепо глядя на него и толкая в грудь.
— Я да! — Гибси зашипел, широко раскрыв глаза. — Три раза в день. Сколько можешь ты?
— Да, я это не делаю, — объявил я, отчаянно пытаясь скрыть свою панику, когда образы высвобождающихся мешков с шариками заплясали у меня в голове.
Развернувшись, зашагал обратно по коридору к выходу.
Я, блять, собирался домой.
Чтобы убежать от абсолютно психически больного, который был моим лучшим другом.
И чтобы проверить мои яйца.
— Лучше выйти, чем войти, друг! — Гибси окликнул меня. — Практика делает совершенным. Дай мне знать, как все пройдет.