— Да вы садитесь, садитесь, — махнул рукой полковник. — В ногах правды нет. Начну с того, что ты, Шлитцер, прав только в одном. Я действительно составлял все взводы не по слепому жребию, а с определенным замыслом… или умыслом, как хотите. В частности, в каждый взвод я определил по одному парню из богатой семьи и по одному — из детдома или из проблемной семьи. Разумеется, я соображал, что это будут мальчишки из прямо противоположных миров, что с одной стороны почти неизбежны хвастовство и пренебрежение к сверстникам, а с другой — зависть со всем отсюда вытекающим. И что, конечно, я сею семена неизбежных в таких случаях конфликтов. Но мне важно было увидеть, какие люди из противоположных миров могут научиться преодолевать все преграды и ладить друг с другом, после первоначальных столкновений, а какие — нет. Ведь истинность человека в таких вещах и познается… Поэтому, узнав о конфликте в вашем взводе, и о том, что одной из сторон этого конфликта был Туркин, я ни секунды не сомневался, что вторая сторона этого конфликта — ты, Шлитцер. А Угланов пострадал, поскольку влез вас разнимать. Я очень рад, что вы сами сумели утрясти этот конфликт, без вмешательства извне, и утрясти очень быстро… И, кстати, Шлитцер, ты толкуешь о честности, а сам ведь только под нажимом сознался, что тоже участвовал в драке. Сперва предоставил другим отдуваться за тебя.
Жорик густо покраснел, а полковник, вздохнув, продолжил:
— В любом случае, я очень ценю вашу откровенность, и постараюсь ответить на нее такой же откровенностью. Другого способа не вижу. О Дегтяреве… Тут дело очень сложное. Сложнее, чем вы думаете. Он уже рассказывал что-нибудь о своей семье?
— Мама — бухгалтер, отец — умер, — ответил я. Жорик кивнул.
Полковник опять вздохнул.
— В том-то и дело, что его отец не умер… И мне важно было понять, знает об этом сам Дегтярев или нет. Его отец может здесь появиться. И это может сорвать Дегтярева так, что ни о каком успешном поступлении в училище, на которое он вполне способен, уже и речи никакой не будет. Если вы готовы быть одной командой, то тут вы можете его подстраховать, помочь. Дело серьезное, а я не могу круглосуточно держать Дегтярева под присмотром, у меня других забот хватает. Но оберегать его надо деликатно и незаметно. Это, надеюсь, понятно.
— Мы справимся! — сказал Жорик. — Слово дворянина! — важно добавил он.
Полковник рассмеялся.
— Ладно уж, дворянин, табачные ларьки потрошащий…
Жорик вспыхнул.
— Я — дворянин, и я это докажу! Вот увидите, я из старинного военного рода!
— Охотно тебе верю, — кивнул полковник. — А теперь — ступайте.
— Скажите, — осмелился я спросить, — а что за отец у Володьки и что он сделал?..
— Это неважно, — сказал полковник. — Ваша задача — товарища беречь. И еще одно. Если хоть словечко из того, что я вам поведал, вы перескажете кому угодно… Более того, если вы случайным взглядом или обмолвкой откроете Дегтяреву, что знаете, что его отец жив… Словом, если подведете меня, то вот тут и вылетите немедленно! Ясно?
— Ясно, — ответили мы хором. Полковник встал, подошел к Жорику, положил руку ему на плечо:
— Ты говорил со мной, ничего не скрывая — и я за это ответил тебе полным доверием. Больше мы к этому разговору возвращаться не будем, если только… — он усмехнулся. Если только кто-то не вскроет мой кабинет. Тогда я сразу буду знать, кто это сделал и кого отчислять надо. Так?
— Так… — пробормотал Жорик.
— И еще одно. Наш разговор не отменяет дисциплинарного взыскания, которое я наложил на ваш отряд. Завтра будете прибираться в зимнем спортивном зале, приведете его в полный порядок. А теперь ступайте. Минут через двадцать всех призовут на разминку.
Мы вышли из кабинета полковника ошалевшие.
— Ну, знаешь… — сказал я Жорику. — Многовато для одного дня.
— А ты чего хотел? — ухмыльнулся он. К нему возвращалось веселое настроение. — Пошли быстрее, а то наши вернутся и удивятся, где это мы вдвоем шлялись. Соврать-то все равно придется.
— А ты в какой группе был? — спросил я.
— Меня в группу «математиков» забирали, представляешь? Мол, мозги у меня четко работают, когда где-то что-то сосчитать надо. Подкинули задачку, я первым сосчитал, меня и отпустили. Я и решил времени не терять. Слушай, а ведь…
Но тут мы подошли к нашей комнате, и он осекся, не договорив. Там уже были Конев, Дегтярев и Боков. Туркин и Угланов подошли сразу после нас. Наше с Жориком известие о том, что дисциплинарным взысканием отряду будет уборка спортзала, все встретили с облегчением, чуть ли не с радостью.
— Я заглядывал в спортзал, там почти полный порядок, — сказал Угланов. — Ну, маты в одно место сложить. Пол, наверное, лишний раз вымыть, но это пара пустяков. Заодно и на снарядах можно будет поупражняться… Я скажу, пожалел нас полковник, дав такую легкую работу. Факт, пожалел. Но это завтра. А сейчас-то самое веселье начнется — спортивная разминка, да?
— Я думаю, — сказал Володька Дегтярев, — нам надо стратегию и тактику выработать, для всех этих командных игр и зачетов. Кто в чем сильнее, кто в чем слабее.
— Кстати, — сказал Генка Туркин, — у меня ж тут соки для спортсменов, с добавками витаминов, кальция, железа и того-сего, и еще шоколадки, которые тоже укрепляют. Учтите, это не мое, а общее.
— Что до меня, то я готов взять на себя основную нагрузку по компьютерам, когда будут командные компьютерные задания, — сказал Лешка Конев.
— А я хорош там, где бегать надо, — сообщил Димка Боков. — У меня хорошие способности к бегу. И ноги сильные, и дыхалка поставлена, я любых длинноногих обгоняю, хотя, как видите, рост у меня не того. Меня всегда от класса и от школы на соревнования выставляли, именно на бег. Поэтому, если эстафеты будут, меня на самый трудный и ответственный отрезок ставить надо.
— Ну, про меня понятно, — сказал Илюха Угланов. — Там, где сила нужна, там, значит, и я.
— В общем, каждому место найдется, — ухмыльнулся Дегтярев. — Я думаю, после сегодняшней разминки все станет окончательно ясно. Я тогда прикину схемы взаимодействия.
Жорик нахмурился. Володька быстро и беззаботно забирал все командование в свои руки. А Жорик был не из тех, кто любит, когда им начинают командовать. Думаю, если бы он не знал Володькиной тайны, он бы взорвался. Но тут он просто сказал:
— Лады, попробуй. Но, разумеется, все будут вносить свои поправки, если в твоих планах нам покажется что-то не так.
— Разумеется! — согласился Дегтярев с таким видом, будто он был Кутузовым, Наполеоном и генералом Нельсоном, вместе взятыми.
В общем, вызвали нас на разминку. Сперва мы сбегали несколько кругов вокруг футбольного поля, потом всякие упражнения проделывали, — все под наблюдением нескольких тренеров. Полковник тоже вышел к краю стадиона, наблюдал.
Особенно внимательно он смотрел, когда нас перевели на укороченную площадку с уменьшенными воротами, играть в футбол, взвод на взвод. Играли разом по пять человек, один или два в запасе, в зависимости от количества людей во взводе, ведь в двух взводах — по шесть человек. А поскольку всего взводов — восемь, то разделили нас на четыре пары, по жребию, игра — двадцать минут, и уступаем место следующей паре, а отыгравших берут два тренера по плаванию и ведут к озеру.
— А как же общего победителя выявить? — подал голос Жорик, когда нам все это объяснили.
— Общего победителя выявлять пока не будем, — улыбнулся тренер. — Возможно, завтра организуем между четырьмя победителями полуфиналы и финал. Сейчас, как говорится, важнее не победа, а участие. Нам надо увидеть, на что каждый из вас способен… Да и вам самим, наверное, тоже.
И игра началась. Первыми схлестнулись третий и восьмой взводы. Вельяминов играл хорошо. Сразу было заметно, что парень он спортивный и, наверное, в каких-то секциях занимается. Быстрый подвижный Вартанян с мячом управлялся так, что заглядишься. Парня, который защиту неплохо держал, Ипатьевым звали, это я уже запомнил.
Восьмой взвод тоже оказался крепким, и третий взвод выиграл не без труда, пять-три. Тут же оба взвода трусцой к озеру направились, и наша очередь настала против шестого взвода выходить.
Перед этим мы, конечно, посовещались, и решили так. Сперва на площадку выходим я, Лешка Конев, Генка Туркин, Жорик Шлитцер и Володька Дегтярев. Угланов и Боков в запасе: с ними все ясно, у Угланова — сила, у Бокова — скорость, их надо будет «из засады» выдвигать в тот момент, когда игра у нас захромает. Лешка в воротах встанет, Генка с Жориком — в нападении, Володька — в центре, разыгрывающим, а я буду зады прикрывать, бегая, разумеется, и в атаку, когда мячик у нас.
То, что Володька именно себя в диспетчеры предложит, чтобы все нити игры в руках держать, заранее было ясно. Вопрос еще был, как он с этим справится. Но, надо сказать, справлялся он отменно. У него и финты хитрые были освоены, и мяч он умел вовремя передать. Закалка дворового футбола чувствовалась, большая закалка. Жорик и Генка просто туда-сюда метались, чтобы мяч принять, ну и я, по-моему, был молодцом, я и в атаках подыгрывал, и вовремя назад мчался, и Володька успел отскочивший мячик перехватить. И Лешка в воротах неплохо стоял. Но и противник нам достался — обалдеть! Про Капельникова, ихнего нападающего, мы только потом узнали, что он, оказывается — перворазрядник по спортивной гимнастике, и что Мишка Стасов конькобежным спортом занимался, да и остальные были как на подбор. Но по всему было видно, что ребята еще как подготовлены! В общем, как мы ни напрягались, к середине игры проигрывали четыре-два, и тут мы замены сделали, причем Дегтярев очень неожиданные замены провернул. Бокова он в ворота воткнул, вместо Конева, хотя, казалось бы, при Димкиной скорости его только вперед пускать, а в нападении Туркина заменил Илюхой. И, главное, угадал! Димка, при его прыгучести и скорости, стал так метаться в воротах и из ворот вовремя выбегать, все пути мячу перекрывая, что практически невозможно его было пробить, а Илюха как попер этаким ледоколом, от него просто шарахаться начали, тут и юркому Жорику раздолье наступило. В общем, еще четыре гола мы им забили, а они нам только два и закончился наш матч ничьей с крупным счетом шесть-шесть!
Но выложились мы основательно, и, когда нас к озеру повели, мы даже от легкой трусцы задыхались. Однако держались, никто не жаловался ни у нас, ни в шестом взводе.
А на берегу озера, едва мы появились, третий и восьмой взводы вызвали из воды и повели пробежкой через весь парк, окружающий училище, по самым дальним аллеям. Мы разделись и построились в одних плавках.
— Пять минут можете поплескаться в вольном режиме, — объявил нам тренер, который нас привел. — Если кто не умеет плавать, или плавает плохо, скажите сразу. Ничего в этом плохого нет, что говорится, не умеете — научим, но вытаскивать тонущих из воды никому не охота. Поэтому кто плохо плавает, шаг вперед!
Никто не шагнул.
— Тогда — в воду! — скомандовал он.
И мы поплюхались в воду. Через пять минут нас вызвали на берег, на мостки и дали команду «старт!» Мы одновременно прыгнули — и поплыли.
Меня немножко волновал Лешка Конев, который сам жаловался, что с физкультурой у него не очень, но оказалось, что плавает он совсем неплохо. Метров двести, в общем, получилась дистанция, и все мы проплыли ее нормально, хотя, конечно, и я, и Лешка, и Жорик, и даже Володька с его неплохой подготовкой ее закончили не в победителях. Кто проплыл дистанцию играючи, так это Капельников, а из наших Илюха и Димка почти от него не отстали, хотя им и пришлось попыхтеть. Туркин довольно долго шел почти вровень с победителями, но под конец тоже сильно отстал.
Мы выбрались на берег, отдышались и после нескольких разминочных упражнений оделись и побежали через парк. К озеру уже подбегали первый и второй взводы. Мы спросили их и выяснили, что выиграл первый, со счетом три-два.
Тренер предупредил нас, чтобы мы не вздумали напрягаться и бежать на пределе сил. Мол, сегодня у нас уже достаточно было нагрузок, и бежать мы должны именно в удовольствие.
Такой бег, ровный и спокойный, позволял думать о своем. Я размышлял о всех событиях этого дня, о всех поворотах, о том, какие странные дела сразу завязались, и вообще, о том, что ребята, которых ты еще вчера совсем не знал, вдруг становятся твоими товарищами…
Посреди этих размышлений меня нагнал Жорик и прошипел мне в ухо:
— Эй!.. Ты ничего не слышал?
— Нет, ничего, — ответил я.
— А я, по-моему, слышал. У меня ж, знаешь, слух острый. Тренированный, можно сказать. В детдоме без этого не проживешь. Слушай, давай отстанем.
— Ты что?.. — я даже испугался немного, признаюсь. — Если мы еще и с дистанции сойдем, после всего, что сегодня было…
— А вдруг это — тоже проверка? — возразил Жорик. — Услышит кто-нибудь во время бега подозрительный шум или нет? А если услышит и определит его источник — тому лишние баллы. В крайнем случае, на это и сошлемся: что услышали шум и решили, что проверяют нашу бдительность, отреагируем мы на него или нет… Поворачиваем, а то упустим!
— А как же… — начал я. Я хотел сказать: «А Володька, которого нам поручено не упускать из виду?», но не договорил. Мы и так отдалились от источника шума, воображаемого или реального, и Жорик, вообще, умел быть убедительным…
В общем, мы тихо отстали и повернули назад.
— Вот здесь где-то, в этих кустах, — прошептал Жорик, когда мы вернулись метров на пятьдесят.
Я осторожно шагнул с дороги, Жорик — рядом.
— Похоже, ничего здесь нет, — пробормотал я.
— Т-с!.. — отозвался Жорик. — Разве ты не слышишь?
Я напряг слух, и мне начало казаться, будто я и впрямь что-то слышу. А может, это Жорик меня убедил. Жорик прокрался чуть подальше, на цыпочках — и вдруг приглушенно вскрикнул. Я сперва застыл на месте, но потом, увидев, как Жорик таращит глаза, заспешил к нему. За кустами лежал человек в изодранной и грязной одежде. На его запястьях были красные полосы: будто совсем недавно его руки были крепко связаны.
— Эй!.. — мы с Жориком наклонились над ним. — Эй!..
Человек повернул голову. И, едва мы увидели его заостренное лицо, тонкие насмешливые губы и серые-серые глаза — мы уже не сомневались, кто это. Да, у Володьки Дегтярева глаза были живыми и глубокими, а у этого человека — совсем пустыми, таких пустых глаз я, наверное, в жизни не видел, но семейное сходство было несомненным.
— Вы… отец Володьки Дегтярева? — спросил Жорик.
Человек кивнул.
— Но если вы хотели увидеть вашего сына… — начал я.
— Я вовсе не хочу сейчас видеть сына! — ответил этот человек хриплым приглушенным голосом. — Он даже не должен знать, что я здесь. Мне нужно видеть полковника Осетрова Валентина Макаровича. И как можно быстрее!
Мы с Жориком переглянулись.
— Вы будете здесь, никуда не денетесь? — спросил я.
— Куда я денусь… — он постарался улыбнуться.
— Тогда ждите здесь. Мы постараемся привести полковника минут за двадцать.
И мы с Жориком ломанули напрямик, через кусты и заросли, к спортивному полю перед зданием, где, как мы считали, полковник до сих пор должен находиться.
— Вот это да! — выдохнул я на ходу. — Слушай, что происходит?
— Что-то серьезное, — ответил Жорик, не оглядываясь в мою сторону и перепрыгивая через ствол рухнувшего дерева. — Слушай, но это здорово, что именно мы на него наткнулись! Можно сказать, везение для всех!
— Не совсем везение! — пропыхтел я. — Наверно, никто, кроме тебя, его бы не засек. А ты, действительно, здорово слышишь!..
Больше мы не разговаривали, пока не выбежали на открытое место, берегли дыхание. Полковника мы увидели еще издалека, он так и стоял неподалеку от края площадки, где последние два взвода доигрывали свой матч.
— Товарищ полковник!.. — устремились мы к нему. — Товарищ полковник!..
— Что такое? — обернулся он.
Мы отозвали его в сторону, и он отошел, поняв по нашим лицам, что мы не шутим и не играем.
— Ну?..
— Там… в кустах возле аллеи… — мы говорили наперебой, насколько у каждого дыхания хватало. — Прячется отец Володьки Дегтярева… Он не хочет видеть сына, но хочет немедленно видеть вас… Просто чудо, что это мы его обнаружили, а не кто-то… И он весь избитый и грязный…
— Понял, — кивнул полковник. Он двинулся было в сторону аллеи, потом оглянулся. — В каких кустах?
— В тех, что сразу за двумя старыми вязами-близнецами, — сообщил Жорик.
— Хорошо. Ступайте в свою комнату и отдышитесь. Я предупрежу, что сам снял вас с кросса, потому что хотел кое о чем с вами побеседовать. И никому ни словечка, ясно?
— Разумеется, — ответили мы.
И полковник пошел к аллее, а мы отправились в свою комнату, где вытянулись на кроватях.
— Да, дела… — сказал Жорик. — Как думаешь, мы когда-нибудь узнаем, что произошло?
— Думаю, никогда, — ответил я. — Ну, может… лет через двадцать, когда станем заслуженными офицерами, и полковник, уже на пенсии, расскажет нам, что творилось в эти дни.
— Да, точно, — устало кивнул Жорик.
Но мы были не совсем правы. Всего мы, конечно, не узнали, но кое-что услышали. Было уже совсем поздно, наши друзья вернулись с кросса и поинтересовались, почему мы сошли с дистанции. Мы объяснили, что нам почудилось движение в кустах, и мы решили, что на территорию училища проникли посторонние, и мы помчались предупредить полковника. В итоге оказалось, что мы ошиблись, но полковник все равно похвалил нас за бдительность…
— А чего ж вы вдвоем решили разобраться? — несколько обиженно поинтересовался Илюха. — Позвали бы всех.
— Если бы были уверены, то позвали бы, — ответил Жорик.
Это всех примирило с нашим «отрывом от коллектива».
Потом еще были и ужин, и вечернее построение, и отбой, и уже после отбоя, когда мы лежали в темноте и тихо переговаривались, Володька вдруг сказал:
— А вы знаете, я вот говорил, что мой отец умер… Но он ведь в этом же ведомстве работал. И лопухнулся он однажды так, что вроде чуть не всю работу нашей контрразведки в одной из европейских стран завалил. Понятно, он вылетел с треском. Об этом полковник тоже меня пытал, когда вызвал. Как будто хотел понять, нет ли и во мне такой же нестойкости, которая в отце была. И не подведу ли я всех, если меня примут… Вот я и напрягся. А сейчас, после ужина, он отозвал меня и сказал: «К нашему сегодняшнему разговору. Я думаю, ты можешь гордиться своим отцом. Ошибки у каждого бывают, но важно, как человек умеет их исправлять, а твой отец умел. И не злись на него никогда, прости за все. Все, иди». Вот такая штуковина! Интересно, что такого Осетр знает о моем отце? Почему он считает, что им можно гордиться?
Мы с Жориком, разумеется, промолчали.