Алевтина
Зажимаю кисточки скатерти в холодных руках, нервно осматриваю столовую, где собрались самые родные мне люди. Мама, с которой я не общалась почти всю свою жизнь. Дочь погибшего мужа. Мой сынок.
Понимаю, что сейчас все находятся в полном раздрае и неведении, знаю, что после моих слов всем будет очень больно, но я должна это сделать.
Кто, если не я?
— Лиза, сядь за стол! Саня, иди ко мне! — командую жестко, безапелляционно. — Назар! — выключи этот долбанный телевизор!
Я уже готова запустить в говорящую плазму стаканом, но кто-то его выключает.
Мягко пододвигаю к себе подошедшего вплотную сына. Бросаю неловкий взгляд на чужую девочку, застывшую напротив меня.
Мой взгляд перемещается на притихшую мать. Ее осторожный взгляд скользит по моему лицу. Понятное дело, она не видела меня так много лет, ушла из дома, когда мне было всего пять. И вот волей случая, благодаря обстоятельствам, снова вошла в мой дом.
Моя бы воля — я бы ее не пустила на порог. Но отец, выставивший мать за измену, внезапно простил ее перед смертью и просил Глеба включить ту в завещание. Что мой муж благополучно и сделал. Теперь мать совладелица моего дома, моей компании. И у меня нет выбора. Я не могу ни выставить ее, ни закрыть уши. Она снова часть моей жизни!
Две пары детских голубых глаз глядят на меня испытывающе, и я не выдерживаю этой пытки, выпаливаю.
— Сегодня наш папа разбился насмерть.
— Папа в больнице? — переспрашивает сынок.
— Нет. Он больше не придет. Его ангелы забрали на небеса, — шепчу я, сглатывая подступающие слезы.
— Я должна позвонить маме! — упрямо твердит Лиза и смотрит на меня всклокоченным взглядом.
— Прости. Твоя мама тоже больше не придет. Никогда…
— Врешь!!! — крик разрезает воздух и бьет под дых. — Ты не любишь мою маму, поэтому врешь!
— Она… прилетела сегодня в Москву, и папа отвозил ее обратно в аэропорт. По дороге они попали в тяжелую аварию. Их больше нет. Похороны пройдут послезавтра. Но вам не следует присутствовать на них. Это не для детской психики.
Ощущаю, что сын начинает вырываться из моих крепких объятий, также вижу, что состояние девчонки ухудшается с каждой секундой. Она то вскакивает с места, то садится обратно. Абсолютно растерянная. Как бездомный щенок. Не знает куда бежать и к кому прижаться.
— Ненавижу тебя! Это ты заставила отвезти маму в аэропорт! Ты не дала мне поцеловать папу утром! ТЫ! ТЫ — УБИЙЦА! — кричит Лиза, соскакивает с места и бежит на улицу.
Слышу как тяжело дышит мой сынок, перевожу встревоженный взгляд на него.
— Санечка, не слушай ее!
— Па-па, — выговаривает слабо по слогам, и по детским щекам бегут слезы. — Папочка! Ты не дала нам попрощаться утром! — шепчет обвиняюще. — Ты отправила его в аэропорт! Лучше бы мама Лизы жила с нами! Тогда папа бы был жив! Я тебя не люблю! — выкрикивает срывающимся тонким голоском, вырывается и бежит на улицу вслед за сестрой.
Сгребаю со стола скатерть с блюдами, скидываю на пол.
Замираю на вдохе, когда ко мне подходит моя мать.
— Я с этим разберусь…
— С чем?
— С детьми. А ты займись похоронами, — отвечает деликатно.
Откровенно бесит меня ее невозмутимость.
— Пришла такая вся в белом пальто, думаешь, займешь мое место?
— Ничего я не думаю. Аля, не усложняй и без того тяжелую ситуацию! — ставит меня на место, и плывет на выход.
Я остаюсь одна в огромной столовой, оседаю на пол, в грязь, где валяются остатки ужина.
Даже плакать не могу. Жизнь просто разлетелась на осколки. Мужа больше нет. Сын меня ненавидит, обвиняет в смерти любимого отца. Еще эта странная чужая девочка. Куда ее теперь девать? И ко всему этому еще в нагрузку мать — кукушка, которая внезапно осознала свою вину.
Помню, впервые она появилась в нашем доме в праздник моего восемнадцатилетия. Пришла такая вся из себя красивая, холенная, сделала вид, что вышла за хлебом и вернулась из магазина. А прошло целых тринадцать лет с момента ее побега. И говорит: — я твоя мама, ты должна меня любить! Серьезно?
Прошло девять лет и вот она снова в моем доме, только теперь этот дом по бумагам принадлежит ей и моим детям! Муж лишил меня моей доли. Как так? Главное, зачем? Чтобы я смирилась с ее присутствием, чтобы простила и научилась жить в мире.
Как же я?!
— Алевтина Дмитриевна, — крепкие руки Назара поднимают меня с пола. — Вам нужно отдохнуть. Завтра тяжелый день.
— Дети?..
— С ними ваша мама. Всё будет хорошо.
Нет! Уже не будет так, как было раньше!
Сегодня мой сын повзрослел и уже не будет любить меня. Ничего не будет хорошо.
— Надо позвонить родителями Виктории. Они будут решать, где хоронить дочь. И они должны забрать внучку, — выдавливаю из себя с силой.
— Хорошо. Я всё сделаю, — соглашается Назар.