Я знаю, я должна записывать в блокноте все свои впечатления, события, встречи с людьми, чтобы потом рассказать обо всём в школе.
Смотрю в окно поезда. Нравится мне смотреть. Проводник сказал, что границу с Финляндией будем пересекать часов в двенадцать.
Со мной в купе едут двое. Это финки. Пожилая и молодая. Пожилую зовут миссис Хансон, молодую зовут мисс Ноль. Они жили у нас в Москве. Миссис Хансон работала в Торговой палате, а мисс Йоль училась в Педагогическом институте, и теперь она учительница.
Ей немного страшно, что она учительница. Она мне так сказала. А я ей сказала» что мы всегда сочувствуем, когда узнаём, что учительница в первый раз начинает учить. Только надо быть справедливой.
Она согласилась со мной в отношении справедливости.
Мисс Йоль говорит, чтобы я посетила её школу, где она начнёт преподавать. Я сказала, что обязательно посещу. Мне надо посещать школы, встречаться с ребятами — узнавать у них, как они живут, как учатся, что думают.
К поездке в Финляндию меня подготовил Алёша. Заставил разобраться в карте и справочниках. Всё время напоминал, чтобы я не забывала, что я лицо официальное, должна быть серьёзной. Всё-таки вице-президент школьного Общества Дружбы. И я, Варя Исаева, еду не как турист, а по приглашению финских ребят.
Личный контакт.
Я это понимаю. Но Алёша говорит, что полезно напоминать, а то в классе я быстро забываю. Мы с Галей и Мишей как начнём что-нибудь придумывать совсем неофициальное… Миша недавно научился художественно свистеть. Даже концерт дал. Учителя вначале сопротивлялись: в школе свистеть не полагается. И вообще дурная привычка. Но Миша сказал, что есть артисты, которые свистят на сцене. Ведь он будет не просто свистеть, а художественно. Это искусство. Учителя согласились. И Миша свистел. Очень художественно. На концерте.
Я тоже потом начала учиться свистеть. Дома, чтобы никто не слышал. Спросила у Миши, как он складывает губы, куда девает язык. Миша объяснил. И я научилась. Может быть, не так ещё художественно, как Миша, но ничего.
Алёша заставил меня заняться финским языком, чтобы я смогла сказать, кто я, где живу. Слова и речевые образцы.
Моя попутчица мисс Йоль тоже говорит мне финские слова и речевые образцы. И я записываю. На последней страничке блокнота. Пускай будет больше.
Миссис Хансон сказала, что я обязательно должна побывать в городе Турку, в музее древних ремёсел. Там сохранены старинные дома финнов.
Я записала это в блокнот. И ещё в Турку я увижу ветряную мельницу. Её специально сохранили. Она стоит на возвышенности, и её отовсюду видно. Покрашена в белый цвет и вся резная, будто из кружев. Поэтому называют её «Мадемуазель Мельница».
12 часов дня. Поезд стоит на границе. Густой лес. Осеннее солнце. Гранитные большие валуны. Озеро совсем близко у железной дороги.
Я, конечно, впервые пересекаю границу и вижу её из окна вагона. Мне немножко страшно. Почему — не знаю. Ведь еду я к друзьям, финским школьникам, и я ничего не должна бояться.
Поезд тронулся и опять остановился.
Мы были уже в Финляндии.
Перед окном вагона стоял мальчик, совершенно белокурый. В руках у него был портфель. Мальчик смотрел на поезд. Я помахала ему рукой. Он помахал мне. Первая встреча с первым школьником.
Я схватила блокнот и открыла последнюю страничку: хотелось сказать мальчику что-нибудь по-фински. Но поезд снова поехал.
Мальчик махнул ещё раз.
И я махнула ещё раз.
В Хельсинки меня встретила представительница от школьников, девочка по имени Рээт, и переводчик господин Тиганн.
Девочка преподнесла мне цветы.
Она была в башмаках на деревянной подошве, в полосатой юбке.
Рээт говорила по-фински. Сама я только поняла два слова: «пяйвяя»— «здравствуйте» и «каупунки» — «город». И то мне было приятно.
Потом появился корреспондент газеты. Достал аппарат и снял меня.
Миссис Хансон и мисс Йоль издали мне кивнули: они уходили и попрощались.
На перроне останавливались люди, смотрели на меня. Я была с цветами в руках, при корреспонденте и группе встречающих.
Дома я репетировала — как выхожу из вагона, что говорю, как говорю. Мама смотрела и смеялась. Характером я в маму, когда смеюсь; а когда серьёзная, то это я характером в папу. У меня два характера: один от мамы, другой от папы. Мамин характер начинает побеждать папин.
Не знаю, хорошо это или плохо. Я подожду, когда у меня появится ещё один характер, третий. Мой собственный. Хотя он уже появляется, это когда я свищу художественно. Потому что ни мама и ни папа художественно не свистят.
Мама работает на часовом заводе. Я ношу часы, сделанные на этом заводе, — плоский и маленький будильничек, закрывается крышечкой. Я ношу его на ленте, словно это медалька. Часы подарила мама. Они её конструкции.
А папа у меня военный и учится в военной академии. Мы с папой часто разговариваем о войне и мире.
Так вот, перед отъездом я репетировала всё, что со мной должно было произойти. Ходила по комнате с чемоданчиком, вертела головой, останавливалась, делала вид, что говорю. В общем, я сама себя тренировала.
Мама изображала публику, зрителей. Или какого-нибудь представителя.
О том, что я так тренируюсь, я не рассказывала никому — ни Гале, ни Мише. Даже Алёше. Стеснялась.
Алёша совершенно прав, когда требует от меня серьёзности. От моего характера. Поэтому я и репетировала всё, что со мной должно было произойти. Добивалась настоящей серьёзности.
Ведь это я отправлялась не проста в ТАСС или даже на беседу с каким-нибудь иностранным представителем, а выезжала за пределы своей Родины.
* * *
В гостинице меня проводили на третий этаж, показали комнату, в которой буду жить. И я осталась одна.
Поглядела в окно, и мне очень понравилось — шумная, весёлая улица с вереницами автомобилей и тяжёлыми автобусами. Я долго разглядывала улицу, витрины магазинов, пешеходов. Передо-мной была незнакомая страна. На вокзале и когда потом ехали по городу на автомобиле, я ничего не могла разглядеть: мне всё время приходилось отвечать на вопросы, не терять внимания и не отвлекаться.
И я ничего не видела. Всё мелькало и проскакивало мимо меня. А теперь я одна и могу постоять у окна.
Прочитала названия фирм «Кока-кола», жевательной, резинки «Пури-кумми», «Шелл» — это бензин. В магазине электротоваров в витрине была устроена современная комната. Стояло удивительное кресло. Я никогда такого не видела: большой розовый шар на подставке. Н в него надо было садиться как в шар, с ногами. Внутри горела лампочка.
Нет, не так я начинаю свою работу. Увлеклась каким-то креслом. Неужели это мой собственный, третий характер? И опять не хватает серьёзности.
Я достала из чемодана необходимые вещи. Умылась и переоделась.
После обеда ко мне заедет Рээт, и мы должны будем с ней составить план моего пребывания в Финляндии.
Я жую «Пури-кумми» — жевательную резинку.
Никогда не думала, что моя первая настоящая встреча с финскими ребятами состоится так вот неожиданно, без плана.
Меня угостили резинкой. Кусочком. И я поло-жила его в рот и начала жевать.
Произошло это на следующее утро перед входом в гостиницу, в которой я живу. Мы должны были ехать с Рээт и господином Тиганном в сейм. Это по плану. Рээт сказала, что хотя сейм сейчас и распущен на каникулы, но надо поглядеть здание и зал, где сейм заседает. И этот пункт в плане был записан первым.
Я согласилась. Мы с Мишей и Галей брали в фототеке ТАСС снимки парламентов, конгрессов, заседаний Верховного Совета СССР, а теперь я сама должна была увидеть зал, где заседает сейм Финляндии.
Я спустилась пораньше на улицу и столкнулась с ребятами. Они бросали мелкие монеты в игровой автомат. В автомате можно было выиграть жевательную резинку. Один из них выиграл и начал всех угощать по кусочку. Угостил и меня. И тут мы познакомились. Мы говорили на смеси из английских слов, финских (которые я знала), русских (которые они знали).
Ребята были в джинсах и в куртках из джинсового материала.
Я спросила у них: надо ли носить пистолеты, если носишь джинсы? Потому что об этом спорят во многих школах в Америке, в штате Техас. Если джинсы, то должен быть сбоку и пистолет.
И тут мы все перестали жевать резинку. Как-то получилось само по себе. Очевидно, серьёзность проблемы требовала серьёзного к ней отношения. А когда говоришь и жуёшь резинку, вид у тебя несерьёзный. А может быть, мне это только кажется?
Финские ребята подумали и сказали, что пистолеты, конечно, нравятся всем мальчишкам. И когда в кино стреляют, это здорово интересно. И когда…
В общем, ребята не могут ничего сразу ответить. Проблема на самом деле оказалась серьёзной и нуждалась в подробном обсуждении.
Потом мы разговорились о летающих тарелках. И опять начали двигать челюстями.
Ребята сказали, что видели мою фотографию во вчерашней вечерней газете — как я стою на перроне вокзала с девочкой. Теперь бы они меня узнали, а сразу не узнали. Девочка подарила мне цветы, а ребята подарили мне картинку с маленьким автомобилем. Такие картинки тоже можно выиграть по автомату вместе с резинкой.
Подъехали Рээт и господин Тиганн. Я спросила у господина Тиганна:
— Можно, чтобы к нам присоединились мои новые друзья?
— Если они свободны, то конечно.
Ребята оказались свободными.
Мы поехали.
Автомобиль был большой, и мы все поместились в нём. В блокноте у меня был маленький автомобиль — на картинке, подарок. Я его спрятала.
Мы ехали по главной улице Хельсинки. На крыше высокого дома я заметила три стеклянных кубика. Один из них горел.
Я спросила, что это.
— Показывает погоду. Будет дождь или нет, — ответила мне Рээт. — Сегодня дождь будет. Зелёный кубик горит.
Светило солнце, и было тепло. Но с моря может прийти дождь. Так часто случается в Финляндии.
Мы ехали в потоке машин. Среди этого потока я sea узнала автомобиль, который был нарисован у меня на картинке. Я даже достала картинку и проверила.
Кто-то из ребят сказал:
— Фольксваген.
Он напоминает жука. Разноцветные жуки бежали по городу среди тяжёлых автобусов.
Здание сейма было в конце улицы. Высокое, белое, с колоннами.
Мы прошли сквозь большие двери и поднялись наверх. Вышли на балкон в большой полукруглый зал.
На балконе обычно сидят гости. Депутаты — внизу, в зале. У каждого своё место.
Я увидела статуи плодородия. Электрическое табло для голосования, трибуну.
Вместе с нами на балконе были ещё туристы.
Они говорили по-немецки. Наша группа тоже выглядела как туристская — я и ребята, только мы говорили сразу на трёх языках.
Потолок в зале был из сахарного тростника. Это чтобы всё лучше было слышно. Так мне объяснил господин Тиганн.
На прощание мне подарили фотографию сейма. Один служащий в форменной шапке и тужурке. Был похож на моряка. Я поблагодарила его и сказала, что у нас в школе есть международный зал, где мы и повесим эту фотографию рядом с парламентами других стран.
Когда мы вышли из здания сейма, то ребята начали предлагать свои идеи осмотра города. Они сломали наш официальный план. Так мы попали в школу, в которой не должны были сегодня оказаться. И попали вместе с моими новыми друзьями. Одного из них звали Вейки. Это была его школа.
Нас встретил директор. Я старалась быть по-настоящему серьёзной, такой, какой я была дома, когда всё репетировала. Директор показал школу. Я ходила по классам. Раздеваются ребята рядом с классами, каждый рядом со своим. Это удобно. Потом в коридоре умывальники для малышей. Тоже удобно.
Мне показали карточки с расписанием уроков на неделю. Такие карточки есть у каждого ученика и преподавателя. Вроде календариков. На карточках нарисован самолёт. Я взяла одну с собой, чтобы показать своим ребятам.
Очень мне понравился класс домоводства. Здесь была кухня с холодильником, мойками, сушилками для посуды. Девочки пекли печенье, когда мы пришли. Такое вкусное, с маком и изюмом. Это мне напомнило, как и мы у себя по домоводству тоже что-нибудь печём. Один раз испекли большой настоящий торт и украсили его корзиночкой с клубникой.
И ещё мне очень понравился физкультурный зал. Всё в нём было сделано из светлого дерева.
В коридорах было много чёрных зонтиков. С ними ходят здесь не только девочки, но и мальчики. Они мне показали прямо в коридоре, как это они ходят. Я представила под зонтиком Алёшу: важный— настоящий президент. А у Миши зонтик обязательно бы звенел. Карман звенит, и зонтик бы звенел.
Вейки наврал, что ему не надо было в школу. Он опоздал и теперь извинялся перед директором. Ему хотелось побыть с нами и показывать город вместе со всеми. Это он сказал директору.
Мне было неудобно, что так получилось. Но директор сказал, что он Вейки прощает. И он рад, что Вейки заставил нас побывать у них в школе.
Это приятно ему и всем ученикам.
А потом Вейки остался учиться, а мы с остальными ребятами и господином Тиганном и Рээт поехали дальше. Было время обедать, но ребята не хотели, чтобы я возвращалась в гостиницу. Они хотели угостить меня обедом в столовой своей школы.
Опять будут недоразумения — испугалась я. Опять выяснится, что они пропустили занятия. Но ребята сказали, что в их школе сегодня на самом деле свободный день. А столовая у них необычная. Не похожая в мире ни на какую другую.
Я удивилась, не поверила. Господин Тиганн тоже заинтересовался — какая такая особенная может быть столовая. И что же мы увидели? Неподалёку от школы стоял самолёт. Настоящий, большой, пассажирский. Его подарили ребятам лётчики.
Дверца в самолёте была открыта, и приставлена к ней лесенка. Мы поднялись по лесенке и оказались… в столовой, не похожей ни на какую другую в мире.
Теперь я была с этим согласна.
Стояли столики и раскладные стулья. Несколько самолётных кресел с подвижными спинками. В кабине пилотов — маленькая читальня. Очень было уютно здесь читать и смотреть из кабины.
Мы остались обедать. Сели за столик. Мне кажется, Рээт и господин Тиганн были довольны, что произошло отклонение от официального плана, и мы с ними попали в такую необычную столовую. И я тоже была довольна, хотя тоже составляла план, по которому в школу мы должны были попасть только через два дня, когда у ребят наступили бы свободные дни: это суббота и воскресенье.
Но так получилось, что в школе я оказалась сразу же и, как говорится, в рабочий день. Ну и что же, и очень хорошо.
У меня спросили: «Мэху? Майто?»
Я уже знала эти вопрос. Меня спрашивали так вчера, когда я обедала. Это в кувшинах подают морс или молоко.
Я сказала: «Мэху — морс».
Потом мы ели жареную рыбу с картошкой и выпили чай с булочкой.
И тут неожиданно пошёл дождь. Вернее, ожидание. Сигналы ведь предупреждали. Мы сидели в самолёте, и по самолёту стучали капли. Было весело и странно. И я увидела мальчишек под зонтами. Они шли очень солидные.
А вообще что тут особенного? Удобно ходить под зонтами воем людям. И девочкам и мальчикам.
И мне вдруг захотелось пройтись с финскими ребятами под зонтом. Так мы и отправились дальше гулять по городу под зонтиками.
Сегодня я написала письма: одно домой — маме и папе, другое — Алёше. Пусть он не волнуется— я выполняю задание нашего общества, и, кажется, всё идёт гладко. Финские ребята меня очень хорошо встретили, а Рээт просто теперь моя подруга. Говорит, что, наверное, скоро приедет к нам вместе с родителями. Я рассказала Рээт про Москву, какая она большая и красивая.
Закончив писать письма, я, как всегда, подошла к окну и поглядела на витрину, на розовое кресло. Но теперь л знала, сколько оно стоит. Цена такая, что кресло может остаться в витрине навсегда, будет пустым я одиноким.
Алёша учил меня, что когда я встречаюсь и разговариваю с людьми, чтобы всё запоминала, а записывала впечатления потом, когда оставалась одна. Так экономнее по времени.
Я учусь этому. У меня не всегда помучается, но я стараюсь.
Вот и сегодня я должна всё вспомнить, что видела за последние дни, с кем и о чём интересном разговаривала. Поэтому отошла от окна, веяла блокнот и принялась за работу.
…Вчера мы с Рээт поехали к зданию университета. И вдруг около университета увидели много людей, и все они были во фраках и цилиндрах. Рээт попыталась объяснить мне, что сегодня день начала занятий. Не первого сентября, как у нас, а в октябре. И все преподаватели обязаны быть в цилиндрах. И когда я всё это поняла, я потеряла серьёзность. А всё дело в том, что я подумала: в чём ходят женщины преподаватели? В цилиндрах тоже?.. И мне сделалось весело. И Рээт, взглянув на меня, тоже засмеялась.
Потом Рээт попросила разрешения, чтобы нас пустили в университет. Там мы побывали во всех аудиториях, в плавательном бассейне, в комнате отдыха.
Поднялись и в столовую. Она была на десятом этаже. И оттуда открывался вид на весь город.
И ещё нам показали монумент — огромный камень с дыркой. Этот монумент поставили сами студенты. Называется он «Студенческий карман». Поэтому и с дыркой. Выяснилось ещё очень неожиданное. Если студент не сдал экзамен и пришёл пересдать, то обязан заплатить за экзамен деньги. А как же, сказали мне, такой студент отрывает преподавателя от дел. Вот как в Финляндии строго борются с двойками.
Водила меня Рээт и в городскую библиотеку. Здесь мне рассказали многое из истории Финляндии.
О Густаве Вазе, основателе Хельсинки. О епископе Микаэле Агриколе, который разработал финскую письменность, и с тех пор обучение в школах проводится на финском языке. Не в учреждениях многие говорят на шведском языке, поэтому в Финляндии и существует два государственных языка — шведский и финский.
А вечером Рээт показала мне финскую баню. Финские бани знаменитые, даже имеется особая организация, клуб такой.
Ребята очень любят купаться в бане. Она вся деревянная, похожа на корабль… Есть парилка, в которой надо сидеть, пока тебе не станет совсем горячо. А потом надо окунуться в совершенно холодную воду, и тебе будет тогда. л не горячо и не холодно, а в самый раз. В гостинице, где я. живу, тоже есть такая баня. Но я ещё в неё не ходила.
Смелости как-то не хватает. Но пойду обязательно.
И ещё я записала в блокнот про то, что ежегодно у берегов Финляндии зимует 50 тысяч уток и ребята их подкармливают. И ещё я записала, что народный музыкальный инструмент называется кантеле, а детский журнал называется «Киуру»,
Школьники сами производят на него подписку и сами продают в киосках.
На этом я поставила точку. Решила немного передохнуть. А то весь день сижу и пишу.
Я в городе Турку, в музее ремёсел. Со мной приехали Рээт и мисс Йоль. Я всё-таки побывала у неё в школе, сидела на уроке. И мисс Йоль справедливая учительница. Я это поняла. Но вы, пожалуйста, не подумайте, что я какая-то особенная, поэтому и поняла. Мы, ученики, сразу это понимаем. Чувствуем.
Как почётную гостью, меня записали в классный журнал, в список учеников, присутствовавших в этот день на занятиях.
Сегодня воскресенье, мисс Йоль свободна, и ей захотелось поехать в Турку вместе с нами. Она давно не была в этом музее.
Из Хельсинки в Турку мы отправились на автобусе. В дороге были четыре часа.
Опять гранитные скалы, опять озёра, леса. И как игрушечные бензоколонки на дорогах.
Около одной из них мы остановились. Автобус будет заправляться бензином. Мы с учительницей спустились к озеру. В нём плавали осенние листья. Почему-то мне вдруг стало грустно. Может быть, оттого, что увидела осенние листья, которые совсем похожи на осенние листья в наших подмосковных лесах. И мне захотелось домой, в свою школу, к своим ребятам.
Мисс Йоль будто почувствовала, о чём я думаю.
Она обняла меня за плечи и стояла тихо рядом.
Мы так стояли, пока не просигналил автобус: пора ехать дальше.
С нами в автобусе ехали крестьяне. Сходили на остановках, а вместо них садились новые. Кто-то вёз корзину с ягодами. А кто-то вёз большую собаку. Она ходила по автобусу и всем заглядывала в глаза. Большая и добрая. Я погладила собаку, и она села около меня.
Я смотрела на дома, на шоссе, на бензоколонки, на жёлтые скирды, на синее небо. Я знакомилась со страной.
В Турку я увидела «Мадемуазель Мельницу». Она стояла на горе, над рекой. Лёгкая, с белыми крыльями и вся резная — будто из кружев.
— Привет вам, Мадемуазель Мельница! — сказала я громко.
В музее ремёсел было много народу. Здесь были и горожане, и крестьяне. Школьники.
Это целый маленький город. Старинный. Дома старинные, садики, дворики, ворота, калитки, колодцы.
Я услышала, как кто-то громко кричит. Оказывается, выступал народный театр. Это мне мисс Йоль сказала.
Театр выступал во дворе. Рисованных декораций не было. Дома, садики, калитки — всё настоящее.
Зрители стояли и сидели на крылечках домов.
Мы пошли дальше и попали в гончарню, где на гончарном кругу вытачивали посуду. Потом мы попали к вышивальщицам, от вышивальщиц — в булочную, где пекли хлеб. И всё это у вас на глазах. Потом меня угостили самодельными конфетами. Конфеты из белой сладкой муки,
А потом меня заставили даже попробовать нюхательный табак. Это в доме, где его делали, как когда-то в старину. Я положила щепотку в нос. И мисс Йоль положила, и Рээт. Мы вместе потом чихали. И все люди чихали, которые побывали в этой части музея. И смеялись, и опять чихали. И мы смеялись и опять чихали. А с мальчишками делалось что-то невероятное.
Но, мне кажется, что они чихали ещё нарочно, баловались.
А потом я попала в старинную типографию. Здесь что-то печатали на листках и раздавали. На память.
Я тоже попросила, чтобы мне напечатали и дали.
Рабочий, который управлял станком, взял широкий валик, обмакнул его в краску, провёл валиком по металлическим буквам набора. Сверху положил небольшой лист бумаги, вручную прокрутил станок и лист дал мне. На нём были буквы, по краям кружочки, звёздочки и маленький рисунок — ящеры охватили друг друга шеями, переплели шеи.
Мисс Йоль мне сказала, что это первая страничка букваря «Агриколы». Я сразу вспомнила запись в своём блокноте о человеке, который разработал финскую письменность.
Значит, наша коллекция учебников теперь пополнится ещё страничке® из финского старинного букваря, да ещё отпечатанной на старинном печатном станке и в моём присутствии!
Люди, которые работают в музее, давно на пенсии. В музей приходят в воскресные дни и показывают, как прежде жили к работали финны.
«Мадемуазель Мельница» тоже относится к музею. Но стоит отдельно, на горе.
Теперь я была без блокнота, а вокруг меня ребята с блокнотами, и опять был корреспондент настоящей газеты с фотоаппаратом.
Встречу устроили финские школьники.
Мы сидели за большим столом в зале. Рядом со мной Рээт и господин Тиганн.
Меня попросили подробно рассказать о советских ребятах, о нашей международной работе.
Я встала и начала говорить. Вначале волновалась, но потом успокоилась. Ведь дома я всё это репетировала и теперь должна быть спокойной.
Я рассказала о нашей школе, о жизни ребят. О Гале, о Мише, о почине Феди Тарасова, о нашей «Мозаике». И конечно, о президенте Алёше. Мы хотим завязывать отношения с ребятами разных стран, чтобы больше знать друг о друге. Мы уже переписываемся со многими школьниками. Установили контакты. Может быть, когда-нибудь у ребят даже будет своя всемирная организация. Мы у себя на Международном обществе придумали ей название: ООШ— Организация Объединённых Школьников.
Финские ребята начали всё это записывать в блокноты. Оживлённо обмениваться мнениями. И я поняла, что наша идея очень их взволновала.
Тогда я им рассказала о проекте здания ООШ. Мы его разработали. Оно будет как журавлик. Во многих учебниках мира напечатана история о бумажных журавликах и маленькой японской девочке, которая заболела лучевой болезнью, после того как на её родной город во время войны упала атомная бомба. И доктор сказал девочке, что ей надо сделать тысячу бумажных журавлей, и тогда она выздоровеет. Ничего другого доктор и не мог придумать. Ведь лучевую болезнь после бомбы вылечить нельзя никак. Девочка успела сделать 643 журавля и умерла. Так пусть здание ООШ будет похожим на этот последний её журавлик. Пусть он станет символом борьбы за мир и справедливость всех ребят во всём мире!
И тут мне начали хлопать и выкрикивать слова одобрения. Конечно. Лучшего здания для ООШ и быть не может.
Затем я рассказала о польских школьниках, которые придумали весёлый праздник — День Веснушек. Веснушки бывают у всех ребят, и это очень весело. Да здравствует Международный День Веснушек!
финские школьники опять начали мне хлопать. А корреспондент настоящей газеты открыл свой аппарат и снял ребят, как они хлопают.
Так закончилось моё пребывание "Финляндии. В стране, где тысячи озёр и островов"