Утром бабушка подняла Алёну рано:
— Вставай потихоньку. Сбираться будем.
Алёна умылась в сенях у рукомойника, белые волосы частым гребнем пригладила.
— На́ вот платочек. Наденешь потом, — сказала бабушка. — И платье с длинными рукавами бери, руки-то не обгорели бы.
— Да что ты, баушк, я ведь и так всё по солнышку.
— Слушай меня, уж я знаю.
Поели они, попили молока — и в путь. Бабушка кошёлку с собой взяла — яиц положила, картошки, огурчиков. И вот уж шагают по лесной дорожке, которая от огородов к лугу ведёт.
— В малинник-то свернём? — спросила бабушка.
— Свернём.
И у той знакомой ёлочки; что с Алёну ростом, повернули направо.
Немного и прошли, а лес уже будто другой — кустистей, чаще.
Алёна побежала вперёд, оглянулась и увидела: тут вчера малину брала, а тут полянка, та самая… А отсюда, из малинника, Женька выломился, перепуганный. Ну так и есть! Вот она, бадеечка, стоит под кустом. Обрадовалась Алёна. Заглянула в ведёрко, а там… Может, почудилось? Яблоки! До половины…
— Баушк! — позвала шёпотом.
Та не услышала. Алёна протёрла глаза, снова заглянула. Яблоки!
— Ой! — закричала она и бросилась бежать, не разбирая дороги. Набежала на кого-то, обрадовалась сперва. — Бабушка! — А потом глянула вниз — сапоги. Так и застыла.
Здоровенные сапоги, мокрые от росы. Брюки в полоску, старые. Синий пиджак. Подняла голову, а прямо над её головою — белая борода.