— Хорошо, в десять часов машина будет у вашего подъезда, — пожилой мужчина немного помолчал. — Кира Дмитриевна, а как звали этого Мамочку, который претендует на квартиру Шубиных, вы не припомните?
— Имени его не называли, — Кира совсем не удивилась такому странному вопросу, — только сказали, что он законный наследник.
— Ну, да Бог с ним, выясним. Значит, завтра утром Арсен отвезёт вас на дачу.
— Это в том случае, если Николай не вернёт мою машину.
Они попрощались, и Кира снова осталась одна, но звонок Дмитрия Викторовича приободрил — о ней думают, заботятся, и сознавать это было приятно.
Она была искренне благодарна Дмитрию Викторовичу за то, что он взял из её онемевших рук пистолет (пока все суетились вокруг раненого Лехи), и под локоток увёл в гостиную, и усадил в кресло, и спрятал деньги и оружие в сейф. За то, что всё это он проделал молча, с достоинством, игнорируя суету вокруг раненого похитителя и не высказывая ей сочувствия, от которых Кира непременно бы разплакалась — так жалко ей было себя, дорогую и любимую. За то, что он поговорил со всеми и с ней в том числе, во всём разобрался — кто кому и кем приходится, и всех выпроводил из квартиры (Вячеслав Львович и Николай уехали на «восьмёрке» Киры, а Валентин Зайцев с Сергеем увезли куда-то раненого Лёху на машине Дмитрия Викторовича), сам же Дмитрий Викторович остался с ней, и поил её зелёным чаем…
Постепенно к Кире возвращалась уверенность, а вместе с ней и жажда деятельности.
Она убрала в холодильник торт, принесённый Дмитрием Викторовичем, перемыла фрукты и, сложив их в хрустальное блюдо, водрузила его на барную стойку, прикрыв зияющую от ножа рану; навела порядок в спальне, открыла сейф, пересчитала свои деньги, покрутила в руках большой ключ с причудливыми бороздками, гадая от какой секретной двери этот стальной «монстр», и положила его обратно на полку.
Взгляд её задержался на длинном белом футляре — то, что Павел после стольких лет всё же помнил о её дне рождении и приготовил для неё подарок, приятно удивляло. Конечно, Павел её очень обидел, предал, но смерть примиряет враждующие стороны… надо простить умершего и помнить только хорошее.
Она взяла в руки белый футляр и осторожно открыла.
Сложенная в несколько раз записка прикрывала золотой кулон на тонкой кручёной цепочке. Кира подняла записку — в футляре вспыхнуло настоящее крохотное солнце. В центре кулона солнечным светом горел жёлтый камень, заставляя тонкие золотые лучи разной длины искриться и растекаться по белому шёлку.
«Может быть, мне не удастся вернуть солнце в твою душу, но мой подарок вернёт твоим глазам солнечные искры… Прости за прошлые ошибки, настоящую нерешительность и будущие откровения».
Ни обращения, ни подписи в записке не было, но и без них было всё ясно.
— И он туда же… Погасло солнышко в её душе!
В другое время Кира непременно погрустила бы, поплакала, получив весточку из прошлого, но сегодня всё было не так — она почувствовала себя обманутой и разочарованной: будто поманили её билетом в юность, да и оставили на платформе.
Вздыхая, она надела искрящийся солнцем кулон и посмотрела на себя в зеркало. Там в Зазеркалье жила совершенно другая женщина — усталая, бледная, с исцарапанным лицом и всклокоченными волосами — подаренное украшение совершенно не подходило ей.
— Ну и страшилище…
Приглаживая волосы, Кира повернулась к кровати, но сил искать новое постельное бельё уже не было, и она, расстелив на кровати дорогое шёлковое покрывало, повалилась на него сверху.
Мохнатый домовой выбрался из своего тёмного угла, пристроился на краю широкой кровати и, вздыхая, прикрыл лохматыми лапами босые ступни женщины…
29 Суббота
Проснулась Кира от голода. В животе урчало и настойчиво требовало «хлеба!» — она опять забыла поужинать.
Приняв душ, позавтракав фруктиками и нарядившись в новое цветастое шифоновое платье с глубоким вырезом — подаренный кулон сверкал на груди, как маленькое солнце, Кира почувствовала в себе новые силы и решила сегодня же поговорить с мужем.
Она скажет ему, что им надо развестись! Когда родилась вторая дочь, она сказала мужу, что хочет развестись, но он просил повременить из-за отсрочки от службы в армии и хорошей работы под руководством отца Киры, и она согласилась поддерживать видимость брака из-за дочерей и родителей, хотя они давно спали в разных комнатах, но муж до сих пор считал себя главой семьи и принимал решения единолично — Кире было все равно, и она не возражала.
А теперь все! У нее началась новая жизнь, а эта ситуация с пистолетом встряхнула ее до основания!
Она больше не хочет сидеть дома и хочет все поменять в своей жизни!
Кира так увлеклась будущим монологом с супругом, что не сразу услышала телефонный звонок в гостиной.
— Кира Дмитриевна, машина у подъезда, — бодро сообщил Арсен и по-свойски спросил: — А мобильничек у вас отключен? Или как?
— Или как…
Усаживаясь в машину, Кира осторожно пристроила огромный торт на газеты у заднего стекла — не пропадать же такой вкусноте из-за сорванного ужина.
— На дачу, Кира Дмитриевна? — спросил Арсен, через плечо глядя на принарядившуюся пассажирку.
И, как истинная женщина, Кира снова передумала.
— Отвезите меня в Чулково, — попросила она. — На дачу я поеду позже…
В конюшне, принадлежащей Галине Бутыриной, никого из людей не было, если не считать пьяненького сторожа в телогрейке, одетой прямо на майку.
— Начальство будет позже, — важно сообщил сторож и снова улёгся на тюки с сеном, сваленные под навесом — нарядно одетая женщина не вызвала у него подозрения: зачем ей старые сёдла, да вилы с лопатами, за которые он отвечает.
Несколько собак, вышедших навстречу машине, дружно залаяли, но не получив никаких указаний от захрапевшего мужчины, вяло завиляли хвостами.
Решив дождаться «начальства», Кира помахала рукой Арсену — про торт она, конечно же, забыла.
— Спасибо, что подвезли.
— Всегда, пожалуйста, — брезгливо морщась от проникающего в открытое окно запаха, ответил водитель, наблюдая за тем, как женщина, осторожно ступая на высоких каблуках, идёт к низкому длинному зданию, откуда доносилось призывное лошадиное ржание.
Войдя в распахнутые настежь двойные двери конюшни, Кира остановилась.
Сердце её радостно трепетало от забытого запаха юности: так пахли её мечты, её увлечённость, её преданность конному спорту. Она словно на машине времени перенеслась в юность и немного растерялась от нахлынувших на неё чувств и воспоминаний.
Раздувая ноздри, Кира глубоко подышала этим воздухом юности и, заглядывая сквозь прутья денников, пошла по конюшне. Увиденное ей не понравилось: ни автопоилок, ни начищенных до блеска кормушек, ни толстого слоя опилок на цементном полу…
Кира гладила просунутые сквозь прутья бархатные конские ноздри и недовольно качала головой.
Выйдя из низкого облупившегося крыла бывшего коровника, она остановилась во дворе и придирчиво посмотрела по сторонам.
Вокруг царило запустение.
За стенами фермы расстилался зелёный ухабистый луг, полукругом охваченный берёзовой рощей. На бугре за рощей виднелась небольшая деревенька со старенькими домами. Вдалеке слышался шум оживлённой трассы. Ферма в таком виде мало подходила для содержания лошадей, и, тем не менее, лошади здесь жили.
— Не нравиться? — неожиданно раздался за спиной Киры усталый голос приехавшего «начальства». — У меня самой руки опускаются, когда гляжу на эту разруху. Никогда не думала, что хозяйство съедает столько денег.
Галина обречённо махнула рукой и крикнула в сорванные с петель двери полуразвалившегося двухэтажного строения:
— Михалыч, хватит перегородки разбирать. Займи гостью, пока я звонить буду.
В проёме показалась голова деда с «ленинской» лысиной и хитрыми прищуренными глазками — приезд начальства заставил его забыть про сон.