— Вон отсюда! — взревел Валентин, хватая Киру за руку и выволакивая из палаты.
Но Кира успела схватиться рукой за спинку кровати — кровать жалобно заскрипела, дёрнулась, поехала, зацепила тумбочку — всё, что находилось на тумбочке: стакан, пакет сока, таблетки поехали по салфетке и с грохотом упали на пол.
Медсёстры ахнули и бросились наводить порядок.
— Что здесь происходит?
От этого властного строгого голоса все замерли.
Медсёстры, как по команде, встали навытяжку, искоса поглядывая на творившейся на полу беспорядок.
Валентин выпустил руку Киры и та, почувствовав свободу, забежала за кровать и уже оттуда посмотрела на вошедшую в палату докторшу.
— Что здесь происходит? — снова задала вопрос докторша, по очереди оглядывая устроивших весь этот разгром людей. — Все из палаты!
Все подчинились — все, кроме Киры!
— Щас!!! — она упёрла руки в бока, как делала это Татьяна Ивановна, и повторила: — Щас!!!
Брови профессорши нахмурились — похоже, она не привыкла к неподчинению на своей территории.
— Вон! — взвизгнула она, тыча пальцем в открытую дверь палаты.
— Ну-ну, не командуйте! Ещё надо разобраться каких это вы тут бандитов лечите! — не подчинилась Кира. — Вы здесь всего лишь главврач, а не хозяйка. Хозяйка всего этого госпиталя моя дочь! Так ведь, Валентин Александрович? — На Валентина было жалко смотреть: он весь как-то съёжился, попятился, как тогда в тёмном «чулане» у сейфа. — Может, мне пригласить сюда Дмитрия Викторовича Юшкина — отца Павла Шубина и рассказать ему, как вы вместе с этим человеком пытаетесь отобрать у моей дочери имущество её отца?
В наступившей тишине сидевший до сих пор безучастно в кресле человек застонал и стал заваливаться на бок. Все бросились к нему.
Все, кроме Киры!
Она ловко вскочила на кровать, спрыгнула на пол с другой стороны, подбежала к стулу, схватила большую спортивную сумку, привезённую Валентином, и опять спряталась за кровать.
Оттуда, она взглянула на суетившихся вокруг седого человека людей, и спортивная сумка выпала из её рук.
Медленно, как во сне, она подошла к креслу, оказавшемуся инвалидной коляской, оттолкнула склонившуюся над человеком докторшу и, нагнувшись, заглянула в серые глаза мужчины.
— Шубин?!
Павел Шубин дёрнулся, отпрянул, а Кира, размахнувшись, со всей силы ударила его по щеке.
68
Они сидели втроём в холле — несмотря на поздний час и возражения Валентина, Кира всё же позвонила Дмитрию Викторовичу и буквально заставила его приехать в госпиталь, сказав, что ей срочно нужна его помощь, и теперь Валентин рассказывал им о придуманной Павлом Шубиным авантюре.
— Когда ребята по маячку отследили его машину и приехали на место аварии, Пал Палыч был уже обездвижен. Машина перевернулась, и он как-то так ударился о крышу, что повредил позвоночник. Если бы он был пристёгнут! Ребята отвезли его в ближайшую больницу, но врачи были бессильны что-то исправить, и тогда Пал Палыча повезли в этот госпиталь. По дороге, узнав от сопровождающего врача о том, что он станет инвалидом, ему в голову пришла безумная идея: исчезнуть, оставив агентство в своих руках.
— Но почему? — бледность, разливающаяся по лицу Дмитрия Викторовича, была уже не такой страшной, как в первые минуты известия о воскрешении сына.
— Я тоже задавал ему этот вопрос, но ответа не получил. Он только твердил: «Так будет лучше для всех». Теперь всё понятно — он не хотел вам навязывать заботу об инвалиде. — Валентин провёл широкой ладонью по коротко стриженным волосам и вздохнул. — Дальше всё просто: Пал Палыча в госпитале оформили под другой фамилией, но для этого мне нужен был паспорт на другое лицо, хранящийся в его сейфе. Паспорт и наличные деньги. Павел хотел перевести агентство на имя Зотова Ивана Ильича, но, я то, знал, что это будет трудно сделать, поэтому и решил забрать все деньги фонда — ведь надо платить за госпиталь, за операции.
— А как же мои чувства? Я такое пережил…
Кира положила ладонь на руку Дмитрия Викторовича, и он постарался успокоиться, подчиняясь её заботе и советам врачей.
— Вы не выяснили причину аварии? — меняя тему разговора, спросил он у Валентина. — Возможно, она была подстроена? Я подозреваю, что виновником аварии, произошедшей с Павлом, был другой человек. Сегодня на кладбище этот человек напал на Киру, и ей чудом удалось избежать смерти.
Валентин обеспокоено посмотрел на Киру, синие море в его глазах темнено, огромные кулаки непроизвольно сжались.
— Там, где вы покупали бесхозного покойника, — уточнила она, с укоризной глядя на взволнованного мужчину и украдкой ему улыбнулась.
Валентин хлопнул себя по колену, глядя на Киру восхищенными глазами.
— Значит, вы меня всё-таки выследили?! — усмехнулся он. — А я всё гадал: знаете вы об этом или просто так совпали наши слова! Сознаюсь, было такое дело! Нам же надо было кого-то представить полиции вместо Павла — вот я и договорился о бесхозном покойнике — загримировали его под Пал Палыча, одели в его одежду и изобразили травму лица. А насчёт машины надо попробовать узнать— она в гараже на базе.
— Попробуйте, — Дмитрию Викторовичу очень не хотелось затевать обвинительный процесс против сына своей знакомой, но если нашлась бы хоть одна улика причастности Виталия к аварии Павла Шубина, то ничто не спасло бы его от отцовского гнева. — Сейчас моя служба безопасности устанавливает факт нападения на Киру Дмитриевну, и Виталию придётся отвечать за это, но пока не доказана связь Виталия со Шмелём и Бегемотом — первый уже задержан за наезд на женщину и хранение оружия. Второй здесь…
— Да, Лёха-Бегемот быстро сообразил, что идти под статью в одиночку куда выгоднее. Он отрицает существование сообщника и факт похищения — говорит, что просто хотел ограбить богатую дамочку.
— Телефонные звонки связывают их всех вместе: Леха звонил Шмелю, Шмель, возможно, звонил Мамочке, Мамочка звонил на квартиру и проверял есть ли кто в квартире в данное время. Помните странные звонки в квартире Павла, Дмитрий Викторович? К тому же я была свидетелем наезда на женщину у подъезда и могу подтвердить, что в машине их было двое — вторым как раз и был Лёха-Бегемот — на руке у него наколка.
— Женщина скончалась в больнице, — проинформировал Дмитрий Викторович. — Теперь эта шайка за всё ответит — уж я об этом позабочусь!
Сомневаясь, Валентин пожал широкими плечами.
— Все факты разрознены и следокам придётся не мало потрудиться, чтобы связать всё это в одно дело, а что касается звонков в квартиру, то это к Пал Палычу. Он хотел знать, как продвигаются дела с наследством, и по его просьбе кто-нибудь из ребят звонил на квартиру, а он слушал…
— Зря он волновался, — усмехнулась Кира, — в данную минуту наследства никакого нет. Раз Паша воскрес, то его квартира вернётся хозяину, а на счёт денег…
— Не забивай себе голову такой ерундой, — Дмитрий Викторович взял руку Киры и благодарно поцеловал. — Какие могут быть счёты между родственниками!
С завистью посмотрев на них, Валентин отвернулся, ревность жаркой волной обдала его тело — а он не может поцеловать руку понравившейся женщины — семья это, наверное, не для него.
Мимо с грохотом проехала каталка, «управляемая» худеньким медбратом в развевающемся халате, и вся троица встревожено проводила её глазами.
— Хоть я и не одобряю всех этих ваших безумных афер, но хочу поблагодарить вас, Валентин Александрович, за помощь Павлу и поддержку.
Дмитрий Викторович пожал руку Валентину.
А Кира опустила глаза, избегая взгляда синих, внимательно следящих за ней, глаз Валентина, в которых снова плескалась вспыхнувшая в них, но пока не разделенная, страсть.
Теперь она знала, кто стоял в тот вечер между ними непреодолимой преградой — ведь именно так поступают настоящие мужчины, отказываясь во имя дружбы от похотливых вожделений и минутных удовольствий. И, если бы не ее первый шаг, возможно, Валентин и не решился бы подойти к ней слишком близко…
Жизнь такая сложная штука!
Думая о своём, Кира смотрела в пол, не слушая разговор мужчин.
Что они могли сказать нового? Для неё и так всё стало ясно: Павел снова струсил: первый раз, когда не нашёл её после возвращения в Москву, второй раз, когда не захотел раскрывать ей правду о рождении дочери и побоялся взять на себя ответственность; в третий раз сейчас, пытаясь исчезнуть из их жизни, так и не сказав правду. Он решил, что так будет лучше! Но кому? Его одинокому отцу, оставшемуся без близкого человека? Или его дочери, узнающей о настоящем отце, но не имеющей возможности познакомиться с ним и полюбить его? А может быть, стало лучше ей, вынужденной оставшуюся жизнь прожить с сознанием невозможности исправить ошибки? Конечно, легче убежать, спрятаться от жизни за чужой фамилией, пусть другие борются за жизнь, за счастье, за любовь! Какое он имел право решать за них?! Каждый сам должен принимать решения и выбирать свой жизненный путь! Лишая человека этой возможности, мы принижаем его достоинство, убиваем самоуважение и решимость.