Конечно, она не бросит Павла в беде, не вычеркнет из своей жизни и жизни их дочери, постарается ему помочь, но воспринимать его, как любимого человека, она не может — в данную минуту она испытывает к нему лишь жалость. Сейчас её неудержимо влекло к другому человеку, который, возможно, одумается и не разделит с ней вспыхнувшую в них страсть — возможно, это и к лучшему: роман с Валентином всё ещё больше осложнит, а у неё сейчас столько проблем!
Ей во многом надо разобраться, многое переосмыслить…
А Павел?.. Нет, она не станет больше жертвовать собой и своими мечтами ни ради любви, ни, тем более, ради жалости — ни к чему хорошему «жертвы» не приводят! Они порождают эгоизм в одних и неудовлетворённость жизнью в других! А это неправильно! Жизнь дана человеку для счастья! Теперь она это точно знает…
Кира очнулась от своих мыслей только когда к ним подошла Инна Валерьевна.
— Ну что? — Этот вопрос читался у всех на лицах, но право вопроса было отдано отцу.
— Что сказать, — докторша нервно поправила накрахмаленную шапочку, что говорило о её волнении — такой случай с больным в её практике встречался впервые, — наблюдается положительная динамика, но для окончательного заключения необходимы анализы, исследования, мнения специалистов. Говорить он будет, возможно даже, рукам вернётся двигательная способность, а вот ходить…
— Нужны операции? — с надеждой в голосе поинтересовался Дмитрий Викторович. — О деньгах не беспокойтесь!
— Таких операций у нас в России пока не делают. Не надо опережать события, и строить воздушные замки. Завтра мы начнём полное обследование Павла Павловича, а потом уже будем решать. На сегодня посещения к больному закончены, — она посмотрела на Киру и с иронией добавила: — Если, конечно, хозяева госпиталя ещё не уволили меня с места главного врача.
— Что вы Инна Валерьевна!
— Как можно?!
Но Кира промолчала. Она не чувствовала за собой вины и считала себя правой в сложившейся ситуации. Поступи она по-другому — её просто выставили бы вон из палаты, и они не узнали бы, что Павел Шубин жив.
69 Воскресенье.
К машинам Валентин и Кира шли вместе. Дмитрий Викторович ещё на час остался в палате сына.
— Хорошая машина, — понуро похвалил Валентин, недовольно глядя на новенький молочно-белый «Ягуар». — Муж подарил?
— Нет, — Кира выдержала довольно внушительную паузу, во время которой выпустила из машины Лариона и долго смотрела, как пес, разминаясь, кругами носится по пустой стоянке. — Вячеслав Львович Бурмистров подарил… за быструю езду.
— А-а…
И опять наступила долгая пауза.
— Теперь вы, Кира Дмитриевна, всё знаете… Глупо получилось с кактусом, потом с сейфом, но я не мог выдать чужую тайну.
— Я понимаю — мужские тайны превыше всего.
— И что теперь?
Глядя на Валентина улыбающимися глазами, Кира пожала плечами и, открыв заднюю дверь, позвала Лариона в машину. Тяжело дыша, пёс нехотя запрыгнул на застеленное пледом сиденье.
— Я не знаю, Валентин Александрович, что будет дальше, но одно знаю точно — жизнь Дмитрия Викторовича изменится.
— А ваша?
Захлопнув за собакой дверь, Кира снова пожала плечами — опять делать первый шаг она не будет — пусть Валентин теперь сам решает, что ему важнее: мужская дружба или отношения…
— И моя тоже… уже изменилась.
Стоя с другой стороны машины, Валентин смотрел на неё и молчал, все еще не веря в случившееся и не решаясь задать мучивший его вопрос.
Паузы становились невыносимыми.
— Хороший вы мужик, Валентин, но не орёл!
Валентин улыбнулся — его серьёзное лицо стало открытым, на щеках появились очаровательные ямочки.
— Это точно, — соглашаясь, кивнул он и снова улыбнулся — он вспомнил их бурный секс и многообещающие поцелуи и решился. — Можно я вам позвоню, Кира? И мы куда-нибудь с вами сходим…
Солнечные лучики вспыхнули в глазах Киры.
— Конечно, Валентин. Я буду ждать…
Кира открыла дверь машины, но опять повинуясь своему порыву (что поделать, она жила эмоциями), шагнула к Валентину, протягивая к нему руки, глядя в его синие глаза, и море в его глазах ожило, заволновалось … Он шагнул ей навстречу, крепко обнял, прижал к широкой груди, она, улыбаясь, охнула и нежно гладя его по щеке, зашептала:
— Медведь, Бурбон…
Но договорить Валентин ей не дал, страстно впился губами в ее губы, с упоением ловя ее стон восхищения…
Прощались они долго, их губы устали от поцелуев, но они все равно не выпускали друг друга из своих объятий.
— Я позвоню…
— Да…
— Лучше приеду…
— Да…
— Будешь ждать?
— Очень, очень… мой милый, славный рыцарь… в окровавленных доспехах…
Когда Валентин, тяжело дыша, выпустил Киру из плена своих жарких объятий, она быстро села в машину и, сбегая от своего страстного влечения к этому мужчине, уехала.
Всю дорогу она думала только о нем…
Может быть, они всё-таки существуют надёжные, преданные, верные мужчины?! Существуют вопреки женской убеждённости, вопреки установленным мужским правилам и заведённым порядкам, вопреки вседозволенности и обману, а мы не верим, проходим мимо них в поисках иллюзорного киношного «принца», не замечая устремлённых на нас глаз, их молчаливого восхищения и несвойственной робости.
70
Наконец-то, она ехала на дачу — квартиру на Мясницкой ей придётся вернуть воскресшему хозяину, но на душе у Киры было легко и покойно.
Рядом с ней на переднем сиденье новенького «Ягуара» трясся под капустным листом длинношёрстный, морской свин Пончик; на широком заднем сиденье их совместной собственности дремал верный пёс со сложным готическим именем Ларни фон Виндек; багажник машины был забит пакетами с новыми вещами и подарками; а на груди и на пальце у неё холодным блеском сверкали бриллианты, и она была влюблена — в животе у нее порхали бабочки, на губах играла мечтательная улыбка, в глазах вспыхивали янтарные искорки…
Что ещё нужно свободной, почти разведённой женщине бальзаковского возраста для полного счастья?!