Конгресс уже начался. В зале собрались самые известные зодчие города - молодые и в летах, мужчины и женщины. Когда я вошел, на трибуне была женщина.
- Как вы знаете, - говорила она, - архитектурное лицо города во многом определяется тем, насколько он привязан к местности. Так вот, уважаемые коллеги, мне кажется, что профиль гор, окружающих Архитекторию, довольно непривлекателен. Если же горы смоделировать, они будут прекрасно сочетаться с городом. К этому и сводится мое предложение.
Я немедленно сделал пометку в блокноте: "Сенсация! Женщинаархитектор призывает изменить окрестности Архитектории. Совершенный город должна окружать совершенная природа".
Однако, к моему удивлению, в ответ на ее призыв не раздалось ни одного хлопка. Председатель, дремавший, пока она выступала, не без труда стряхнул с себя сонливость и сказал:
- Благодарю коллегу за предложенную идейку.
Идейку? Да ведь это была грандиозная идея! Скорее всего, председатель чего-то недопонял или недослышал.
Впрочем, столь же холодно встретили выступление молодого архитектора, предложившего наладить производство "архитектурных очков", которые позволяли бы видеть постройки одного только стиля.
- Надев красные очки, можно будет видеть исключительно постройки в стиле эпохи Возрождения, в синих очках - современные здания и т. д. Таким образом, каждый житель Архитектории получит возможность смотреть лишь на то, что ему по душе.
Еще одна гениальная идея! Но председатель проворчал:
- Подумаем... Правда, если говорить откровенно, банальное предложение.
Я все больше удивлялся. До чего странный конгресс! Как журналисту мне довелось сидеть на стольких форумах, где люди хлопали в ответ на любую галиматью, хлопали, отбивая ладони; здесь же высказывались идеи одна гениальнее другой, но все молчали, никто не аплодировал, а некоторые откровенно зевали. Что они, оглохли? Или у них нет воображения? Я вспомнил недавнего прохожего и его слова: "...так себе городишко". Неужели все они тут получили солнечный удар?
Сонный от скуки председатель пробубнил фамилию следующего оратора:
- Профессор Паллади.
На трибуну поднялся старичок со стопкой бумаги в руке. Это был первый главный архитектор города, следовательно - лучший зодчий Архитектории. Человек, судя по всему, робкий и скромный, он говорил тихим тоненьким голосом.
- Уважаемые коллеги, - начал он. - Я разочарован работой нашего конгресса. Раздававшаяся здесь критика поверхностна и не нова...
Наконец нашелся человек, для которого справедливость прежде всего. И какой человек - первый главный архитектор! Сейчас с высоты своего авторитета он разделает под орех собратьев, позволивших себе пренебрежительно отнестись к таким интересным предложениям...
Я сжал в руке карандаш и приготовился записывать.
- Должен сказать, положа руку на сердце ("...что вы слишком самонадеянны" - вот что он им скажет и будет совершенно прав) ...что при строительстве нашего города мы допустили непростительные ошибки, продолжал первый главный архитектор. - Жалкие дилетанты - вот кто мы такие!
Как, и он тоже свихнулся? Я был ошеломлен. Участники конгресса утомленно кивали, словно речь шла об общеизвестных истинах, набивших оскомину.
- Мне не только стыдно за наш с вами город, но я холодею от ужаса при мысли, что это уродство увидят туристы...
Старик явно бредил.
- Какое там уродство!.. - не выдержал я.
- Что вы сказали? - спросил председатель, с которого сонливость как рукой сняло. - Если вы просите слова, пожалуйста, выступайте.
Я решительно встал, сразу же оказавшись в центре внимания.
- То, что я слышу здесь, не укладывается у меня в голове, - заявил я. - Архитектория прекрасный город! Я здесь в первый раз, и мое удивление...
- Милостивый государь, - отечески перебил меня председатель. Пожалуйста, не обижайтесь, но я вынужден напомнить вам, что лишь невежды способны удивляться. Люди знающие не удивляются никогда. Мы же как раз очень хорошо знаем, что красота и Архитектория не имеют ничего общего между собой.
Что я мог ответить? Все смотрели на меня с явным состраданием. Я смущенно опустился в кресло.
- Продолжайте, пожалуйста, профессор Паллади, - вздохнул председатель. - Только постарайтесь избегать наскучивших всем истин: нам и без вас известно, что Архитектория построена в корне неправильно.
Смертельно обиженный упреком, профессор снова заговорил, упершись глазами в свои бумаги, словно стыдился смотреть на аудиторию:
- С первых классов начальной школы нас учили, что архитектура есть искусство проектирования и строительства зданий. Но разве кто-нибудь говорил нам, что возводимые здания должны быть неподвижными? Ни у одного из нас, и в первую очередь у меня, нет и крупицы воображения. Разве книги пригвождены к столам? Разве не бывает передвижных выставок, когда картины и скульптуры перевозят из города в город? Разве оркестры не кочуют без конца по всему свету? Так почему же тогда создания архитектуры должны оставаться неподвижными, в особенности сейчас, в эпоху невиданного технического прогресса?
- Интересно, какая еще глупость придет вам в голову, - проворчал сонный председатель. - Однако продолжайте, продолжайте, мы люди привычные.
На этот раз мне показалось, что он прав, поскольку из странной теории профессора Паллади я не понял ровным счетом ничего.
- Простите, что я досаждаю вам своими убогими соображениями, продолжал оратор. - Чтобы вы не сомневались в поверхностности моих представлений об архитектуре, я приведу вам один пример. Мы проектируем здания с определенным расположением и определенной формой окон, дабы максимально использовать естественный свет. Это доказывает, что мы недалеко ушли от эпохи первых шалашей, построенных человеком.
Залившись краской, он еще ниже опустил голову, и его голос, казалось, взывал о снисхождении:
- Чуть менее примитивной представляется мне мысль о строительстве зданий на устойчивой оси, что позволило бы им поворачиваться окнами к солнцу. Разумеется, мои идейки могут быть слегка отшлифованы мной в ходе строительства. Спрашивается, почему здание и люди, находящиеся в нем, должны все время оставаться на одном месте? Ведь жилые дома, если поставить их на колеса, могли бы перемещаться по рельсам к морю или за город - в зависимости от времени года. Я признаю, что и это мое предложение банально, как и другое - о домах-амфибиях, жильцы которых совершали бы увлекательные морские путешествия, оставаясь в своих квартирах со всеми удобствами. Я уже и проекты разработал: одни - в форме кораблей, другие - рыб. Что касается летающих зданий, то над их проектом я все еще бьюсь...
Хорош сумасшедший! Теперь я смотрел на него иначе. Паллади предлагал одну из величайших революций, которые когда-либо знала архитектура. Он предлагал подвижный стиль.
- Есть у меня и еще одна мыслишка (да простят мне коллеги, что я не могу предложить им ничего лучшего): самоходная школа. Поскольку воображения у меня никакого, я ограничился проектом школы на гусеницах. Следующий урок ботаника? Школа переезжает в лес. Зоология? Школа едет в зоопарк. География? Прекрасно: школа путешествует по горам и по берегам рек и озер. Как вы, наверное, уже догадались (нет ничего проще!), классы в моей школе будут сделаны в виде трибун, чтобы ученикам удобнее было следить за объяснениями учителя.
Председатель приоткрыл один глаз.
- Да, вы действительно не отличаетесь изобретательностью, вздохнул он. - Но я вижу, вы и дальше намерены злоупотреблять предоставленным вам словом, поэтому продолжайте, а мы, с вашего разрешения, поскучаем.
Меня трясло от возмущения. Как он смеет так разговаривать! И кто дал право остальным согласно кивать головами? Слушая профессора Паллади, я понял наконец, что передо мной гениальнейший архитектор в мире. Так почему же он говорил с робостью ученика, плохо подготовившегося к экзамену?
- Возьмем наш стадион, - продолжал профессор.
Стадион я видел - удивительной красоты бетонная чаша не меньше чем на двести тысяч зрителей.
- Уродливое сооружение, да и рациональным и удобным его не назовешь. Каждый из вас, я думаю, знает по собственному опыту, как трудно на нашем стадионе следить за тем, что происходит на футбольном поле, особенно - на противоположной от вас стороне. Так вот, чтобы болельщики не сворачивали себе шеи, я предлагаю снести старый стадион и построить по моему проекту новый, хотя, не скрою от вас, проект мой пока еще непростительно слаб. Это будет обыкновенный стадион с подвижными трибунами, настроенными на мяч. Мяч переходит от одних ворот к другим? Очень хорошо: вслед за ним движется трибуна, и от внимания болельщика не ускользает ни одна из подробностей борьбы на футбольном поле. Чтобы больше вам не докучать, я не стану подробно останавливаться на прочих проектах, которые я имел нескромность подготовить: это здания, меняющие форму и цвет, это скатываемые в рулон дороги, дающие возможность использовать их в любом направлении...
Многие делегаты недовольно вздыхали, и никто не призывал их к порядку, тем более что сам председатель вот-вот, казалось, потеряет терпение.
Я был возмущен до глубины души:
- Профессор Паллади, не обращайте на них внимания! Вы гений, вы самый великий архитектор на свете!
Профессор повернулся в мою сторону.
- За что вы меня обижаете? - с грустью спросил он. - Хоть вы и гость в нашем городе, прошу вас, будьте снисходительны к старику. Я ведь знаю, как я смешон, поэтому избавьте меня, пожалуйста, от ваших издевательских похвал.
Возможно ли, что даже он меня не понимает? Ведь он же умница, гений! Я и не думал над ним издеваться, я говорил совершенно серьезно.