POVКсения
Звук оглушил меня.
Я, истошно крича, упала на колени и прижала руки к ушам. Новый взрыв сильнее вдавил меня в землю. Я чувствовала, как вместо крови по моим венам побежал страх. Инстинкты орали спасаться. Все мои чувства велели мне встать и бежать. Неважно куда, но подальше от этого места. Вот только я не могла. Я закрыла глаза и заткнула уши, чтобы не видеть убийцу и не слышать автоматную очередь.
Впервые в жизни я отказывалась смело смотреть вперёд.
Впервые я трусливо сжалась на земле, боясь поднять голову.
Стрельба продолжалась. Запах гари неукоснительно пробирался в нос. А зажмуренные глаза, будто продолжали видеть всё то, что я не хотела. Вдруг раздался боевой клич. Вздрогнув всем телом, я сильнее зажмурилась. Где-то рядом повторялись боевые вопли племени. Выкрики сопровождались с мощными ударами кулака о плоть.
Набравшись немного смелости я подняла голову. Сознание до сих пор туманилось, звуки казались искаженными, а свет будто стал чуть мутнее, чем должен быть. Но кое-что я всё же успела заметить. Последний удар с победным криком и последующий предсмертный вздох.
Тот, кто недавно выводил меня из хижины и с беспощадным взглядом пялился на меня, лежал на боку. Его глаза также ярко мерцали в сгустившейся тьме, но иначе. Теперь в них не отражались эмоции. Они стали стеклянными, безжизненными и опустевшими. Я беспомощно замерла, глядя на мертвого человек и не замечая другого — живого. Он оглянулся, быстро осматривая пылающую деревню, а затем неукоснительно двинулся ко мне.
Я не замечала его, но как только он приблизился, то с ужасом осознала, что произошло. Только что этот человек убил другого. Он совершил убийство. Он…. Страх завладел мной. Когда чужие руки потянулись ко мне, я дернулась от него. Вместо шока, я наконец-то начала бороться. Он схватил меня за плечи и крепко сжал, а я пыталась ударить его ногой в колено. Я хотела крикнуть, когда он сильно встряхнул меня и позвал.
Голова, словно на шарнирах откинулась назад, а затем вперёд. Мысли разлетелись в разные стороны, а страх слегка отступил. Я смогла разглядеть человека, который только что меня… спас.
Я его знала. Знала. Знала!
Он был тем, с кем я обсуждала планы развития. Он один из приближенных мужчин к старейшине деревни. И я его точно знала.
Он снова вгляделся в меня, словно хотел убедиться, что я могу трезво мыслить и действовать. Затем он с легкостью поднял меня с колен и поставил, а после быстро заговорил на амхарском. Я слушала его и ни слова не понимала, будто никогда не учила этого языка. В ответ я мотала головой и тряслась всем телом.
Но мужчину это не останавливало. Он снова крепко схватил меня за плечи и со всей силы тряхнул, что даже ряды зубов стукнулись друг о друга. Моя голова чуть не слетела с плеч, но зато я смогла расслышать и понять чужие слова. Я признала своё имя с амхарским акцентом, а также «сет лге» — дочь.
— Лемеисед сет лге, — снова прозвучала просьба из уст мужчины, а затем на моих руках появилось чужое маленькое теплое тельце.
Маленькие ручки крепко обхватили мою шею и испуганно задрожали. Я опустила взгляд и с недоумением уставилась на темнокожую малышку. Она прятала лицо в воротнике расстегнутой рубашки.
— Руту, — вдруг закричал мужчина и подтолкнул меня в лес. Я продолжала стоять, невольно не понимая, чего от меня хотели. Но в спину вновь прилетел жесткий приказ. — Руту! Руту, Ксения!
В этот раз всё изменилось. Мозгами я не понимала, что мне нужно делать. Но тело… инстинкты взяли над ним вверх.
Прижав крепче к себе малышку, я побежала вперёд в лес. Вокруг кружила тьма, но она не останавливала меня. В сумерках я могла скрыться, а на свету — нет. Поэтому я продолжала бежать больше ни оглядываясь и ни думая, делая только одно возможное действие.
Бежать. Бежать. Бежать!
В моём теле словно оказался дополнительный источник силы. И имя ему — страх. Он заставлял меня ни тормозить, ни даже дышать.
Девочка молча прижималась ко мне, не хныкая и не плача. В моих силах было только держать её и надеяться, что в нас никто не попадёт. Я слышала, как где-то там участилась автоматная очередь. Она то затихала, то вновь появлялась. Мне казалось, что за нами отправилась погоня. Но я не рискнула останавливаться или хотя бы оглядываться.
Я просто продолжала бежать. Передвигать ногами, прижимать ребенка к груди и изредка дышать.
Меня смогло остановить только солнце, которое медленно начало подниматься из-за горизонта. В изнеможении я упала на колени и тяжело задышала. Рассвет озарял местность и тягуче тянулся ко мне. Взгляд зацепился за розоватые проблески в небе, а теплые лучики тем временем впервые ласково прикоснулись ко мне. Девочка жалобно пискнула, и я, будто только проснувшись, оглянулась.
Что это было? Почему я была в полнейшем тумане и только сейчас смогла осознать происшествие? И главное, что мне сейчас делать?
Делая глубокие вздохи, чтобы быстрее отойти от длительной пробежки, я трезвым взглядом уставилась на ребенка. Трехлетняя малышка сидела на моих коленях. Её поцарапанные ручки и ножки успели покрыться корочкой. С заплаканными глазками она испуганно уставилась на меня.
— Сымиш ман ноу? — Проговорила я, желая узнать имя девочки.
Но она только покачала головой и закрыла разбитыми ручками лицо. Её некогда светлое платьице испортилось от грязи и капель крови. Короткие кудряшки торчали в разные стороны. А кожаные сандалики были неправильно застегнуты.
На себе же я нашла неглубокие царапины на ладонях и коленях, синяки на плечах и боках и одну кровоточащую рану на икроножной мышце. Я недавно её получила, когда задела ветки шипастого куста, мимо которого пробегала. Голова, к счастью, цела, но при этом она продолжала гудеть, словно в ней застряла шальная пуля.
Мы остались в живых и к тому же достаточно целы. Оставалось выбрать дорогу и принять решение, что делать дальше.
Ощупывая себя, я обнаружила поясную сумку. Всегда, когда я раньше приезжала в Эфиопию, то брала похожую, чтобы складывать мелкие, но важные вещи. Во время пересадки в Дубай я по привычке купила телесную и очень маленькую сумку. Но впервые я пожалела, что для меня важным оказались паспорта (родной и заграничный), банковская карта и местной валюты наличность, а не аптечка, рация или хотя бы вода.
— Считала важным, — с усмешкой проговорила я, закрывая сумку. — Но это нас сейчас не спасёт.
Задумавшись, я провела по спутанным волосам. На деньги я могу купить еды, воды и билет до Аддис-Абебы. Но, чтобы что-то купить, нужно сначала дойти до людей. Для этого сгодится любая местная деревня. Но получится ли мне её найти? Человеку, который не ориентировался в этой местности.
Страх подгонял, мешал думать и сосредоточиться. Мы могли с девочкой остаться в тени дерева и дождаться помощи. Но я боялась задерживаться на одном месте. Мне казалось, что нас до сих пор преследовали. Поэтому, как только одышка более и менее прошла, я тяжело подняла малышку на руки и пошла дальше. Не зная дороги, я пошла в никуда.
Босой, в майке, в шортах и в легкой рубашке под палящем солнцем, а также без оружия и без воды, я могла надеяться только на чудо, что дойду до людей.
Сделав пару шагов, я решительно сняла с себя рубашку и кое-как разделила её на две части. Сначала я оторванным лоскутком завязала подобие банданы на голове малышки, а затем повторила то же самое и себе. Вздохнув, я подкинула ребенка на руках, чтобы взять её поудобнее и после этого отправилась в путь.
Лес закончился. Начиналась пустошь с высушенной землей. Это не плодородное поле и не мертвая пустыня. Скорее безмолвное место, которая пугала не меньше напавших на деревню людей. Сухая горячая земля обжигала подошву голых ног. Жаркий воздух с летающей вокруг пылью резал глотку при каждом вздохе. Солнце пекло, хотя оно ещё не находилось в зените.
Но я упорно продолжала передвигать ноги. Впереди виднелась тень лесного массива. Там было больше зелени и деревьев. Один его вид придавал мне сил. Я шла, то иногда ускоряясь, то снова замедляясь. Мне начинал мерещиться прохладный ветерок, но лес будто бы не приближался. А наоборот убегал, не забывая кокетливо помахать кроной деревьев.
Земля сильнее жгла ноги. Каждый шаг наполнял меня болью. Я хмуро сжимала зубы и крепче прижимала к себе девочку. Перед глазами начинали появляться круги, а движения стали шаткими.
Я думала, что не дойду. Что я упаду вот здесь, после чего африканское солнце окончательно сожжёт мою кожу. Но нет. В какой-то момент я почувствовала как ноги коснулись прохладной травы, а тень накрыла меня. После чего я измождено упала на колени, тяжело опустив ребенка с затекших рук. Пересушенная кожа губ треснула, когда я пыталась языком увлажнить их. Плечи горели так же сильно, как и подошва ног. Меня будто жарили на сковородке с обеих сторон. Горло першило от сухости. А мышцы окаменели от долгого пути.
Сумею ли я добраться до деревни? А до воды?
Усталость брала своё. Теперь даже страх не мог придать мне сил. Я медленно присела рядом с девочкой, когда послышался шорох. Ноги не слушались, поэтому я только схватила девочку и накрыла её своим телом. Мы истощены. Мы не сможем убежать от врага. Шум приближался. Я прислушивалась к нему. Страха больше не было. Его спалил местный жар. Именно поэтому я смогла заметить странность. Звуки шагов казались другими. Не стройный ход отряда, а шаркающий и такой же напуганный, как у меня.
Подняв голову, я заметила перепуганных детей из спаленной деревни. Не только я спаслась, но и другие.
Выживших было двенадцать, среди которых оказался только один взрослый. Хотя о чём я. Разве от того, что семнадцатилетнюю девушку выдали замуж, и она сразу забеременела — сделало её по-настоящему взрослой. Я видела её в деревне и даже была на свадьбе год назад. Теперь же она беременная первенцем находилась на сносях, тяжело дышала и устало вытирала струящийся по лицу пот, придерживая огромный живот. Бехати, так звали девушку. Она изначально была женой старшего внука старейшины, но он умер. Поэтому она перешла в наследство второму внуку, который как раз достиг половой зрелости. Именно Мати (подросток для нас, но взрослый для деревни) вывел детей и свою беременную от брата жену.
С ними находились четверо детей примерно двенадцати лет, которые держали детей ещё младше. Среди них даже оказался младенец не больше года, двое трехлеток и ещё две пятилетки.
Мне сказали, что девочку, которую я несла, звали Камали. Она продолжала цепляться за меня, её не успокаивала близость знакомых людей.
Мати, первым узнал меня, потому что он часто просил меня учить его языку. Он, как раз и рассказал мне всё, что с ними произошло. Как он и его друг (того же возраста) вывели детей, каких успели найти. То, как его отец и дед остались в деревне, надеясь спасти хоть что-нибудь. И то, как они столкнулись с одним из убийц, но кто-то из мужчин отвлек его.
Мати сбивчиво рассказывал, иногда переходя с английского на амхарский. Он, как и другие, очень обрадовались мне, надеясь, что я смогу им помочь. Но мой телефон сломался ещё до прилёта в Эфиопию, а мои друзья возможно даже не знали, где я.
Моё печальное лицо говорило громче любых слов, что со мной их шансы выжить не повышались. Мати всё понял, поэтому устало присел и потерянно оглядел вверенных им людей. Теперь он, как внук старейшины, к тому же вступивший в брак, становился старшим. Он обязан спасти их всех. Но он до сих пор оставался ребенком, который только входил во взрослые года и учился делам старшим.
— Мати, — я с трудом встала и отвела его в сторону, заговорив на амхарском. — Нам нужно дойти до деревни. До любой. Ты знаешь, где находится ближайшая.
Потерянный вид сменился на задумчивый. Он осмотрелся, вспоминая дорогу, и кивнул.
— Хорошо, — обрадовалась я. — Но сначала нам нужно найти что-нибудь поесть и попить. Мы все устали и нам не мешало бы отдохнуть. После чего мы все отправимся в путь.
Мати сначала смиренно кивнул, но затем нахмурился и уставился на мои обгоревшие плечи, которые скорей всего начали шелушиться, и покрасневшие ноги.
— А вы сможете? — Уточнил он, с сочувствием глянув на меня.
— Я должна. Не хочу умирать, даже не попытавшись спастись. К тому же, — я посмотрела на безоблачное небо. — Ведь ещё дождливый сезон не закончился. Может быть нам повезет и пойдет дождь.
— Тут вы не правы, — грустно ответил Мати. — Если вернуться дожди, а мы не дойдем до деревни. То скорей всего погибнем. Здесь дождь опаснее жары.
Переваривая услышанное, я вновь посмотрела на безоблачное небо, которое таило в себе не меньшую опасность, чем люди на земле.
Мы вернулись к нашему импровизированному лагерю, где Мати забрал с собой детей по старше, чтобы найти еды и воды. У мальчишек с собой оказался один небольшой кожаный бурдюк. Поэтому мы немного поели, отдохнули в тени леса, и только ближе к вечеру мы поднялись, чтобы снова отправиться в путь.
**
Следующие два-три дня будто слились воедино. Жара притупляла сознание, а усталость и жажда окончательно добивали меня. Ребята находили разные ягоды и сочные плоды, но воды не хватало на всех нас. Но хуже всех чувствовали себя младенец и беременная девушка. Почти годовалый ребенок глядел на меня голодными глазками, заставляя меня не сдаваться. Бехати же с каждым часом шла всё медленнее, после отдыха поднималась самой последней, а пот с её лица стекал, словно водопад Тис-Аббай на Голубом Ниле. Я беспокоилась о ней, что она упадет из-за обезвоживания, но и помочь ей никак не могла.
Мати вел нас к чистой реке, где мы сможем напиться, а затем до деревни нам останется идти не больше двух-трех километров. Это радовало, но это так же не мешало думать о нападающих. Кто в тот вечер напал на деревню? Неужели соседние жители? А если они, то не шли ли мы в новую ловушку? А если это наемные убийцы устроили ловушку в Шеке? Вдруг они напали не из-за деревенских разборок, а потому что ждали кого-то конкретного? Например, меня.
Страх заставлял напрягаться, когда где-то вдалеке слышался мотор. Из-за страха я с трудом закрывала глаза. Страх действительно менял людей. Потому что до этого я не думала, что настолько пуглива.
Неожиданно за спиной послышался протяжный женский стон. Бехати схватилась за живот, дрожа всем телом. По ноге медленно скатилась первая капля, а затем под ней образовалась небольшая лужица непонятной жидкости. Я зачаровано глядела на темное пятно на земле, осознавая что это и предвестником чего являлось. Подняв взгляд, я уставилась на сморщенное лицо девушки. В какой-то момент она с трудом разлепила сухие губы и со слезами прошептала:
— Я не могу… Больше никак… Ребенок. Он скоро родиться.
Звуки на секунду пропали. Я могла только тупо пялится на искаженные черты лица темнокожей девушки. Руки навязчиво пытались искать телефон в пустых карманах, чтобы по привычке позвонить в скорую или службу спасения. Но остатки разума останавливали бесполезные попытки.
Мимо пробежал Мати, который заметил нашу остановку. Он вместе с другим парнишкой подхватили Бехати и быстрее повели к реке, до которой оставалось сотня метров. Детишки постарше уже бежали с малышней к воде, желая напиться. Маленькая рука Камали коснулась моей щеки и даже немного привела меня в чувство. Удобнее перехватив малышку, я ускорилась.
Место идеально подходило для ночлега. Чистая и прозрачная вода радовала глаз, вызывая желание напиться. Дети склонились над рекой и, будто звереныши, уткнулись мордочками в водную поверхность. Мати аккуратно усадил Бехати под тень дерева, а затем набрал в бурдюк свежей воды и поддал его девушке. Она сделала пару глотков и, оттолкнув руку, громко застонала. Бехати уперлась пятками в землю, а пальцами рук сжала траву, вырывая её с корнями.
Моя жажда отступила. Камали слезла с моих рук. Я же могла стоять истуканом, глядя на муки роженицы.
Я наблюдала, как Мати быстро обтер водой лицо Бехати; как Бехати откинула голову назад, в то время как всё её тело напряглось от боли; как остальные детишки, не глядя на роды, готовились к ночлегу.
Я думала, что самые страшные дни смогла пережить. Но сейчас… когда от меня мало что зависело, а если и зависело, то я всё равно оказалась бесполезной. Дитя города без необходимых для выживания навыков — слаб, как неоперившийся птенчик. Мы можем жить только в благоустроенном месте, когда под рукой телефон с быстрым вызовом различных служб спасения. Я даже должна опасаться чистой воды в реке, потому что никакие прививки не спасут от расстройства изнеженного городского желудка.
О чём я только думала, что могу кого-то спасти? Если я даже прокормить в безлюдной местности в окружении дикой природы себя не смогу.
Кто-то тронул меня за повисшую руку. Я опустила голову и заметила двенадцатилетнюю девочку. Она улыбалась, а из-под губ проглядывали желтоватые зубы.
— Я, Джемаль, — ладошкой показала на себя, а затем добавила на корявом английском. — Я видеть, как рожать моя мать. Меня учить этому. Готовить стать акушеркой.
— Разве я тебе чем-то смогу помочь? — Удивилась я, слыша повторяющиеся стоны Бехати.
Роженица оперлась спиной о дерево, тяжело дышала, на коже проявились капельки пота и казалось, что девушка немного побледнела. Я бы хотела ей помочь. Если бы знала как.
— Я видеть, как рожать. Но мне нельзя касаться ребенка. Рано, — грустно проговорила Джемаль.
Тут к нам подошёл Мати и с надеждой спросил:
— Ксения, вы знаете, что делать?
Но знала ли я? Или всё же знала…. В голове начали всплывать разговоры с девчонками в хаммаме после встречи выпускников. Маша ещё рассказывала какие-то страшные истории, которые случались в её практике, как медсестры гинекологического отделения. Отрывки научных фильмов о том, как рожали раньше. Разные статьи, которые я читала, когда перелёты в самолётах были слишком длинные. Даже вспомнились уроки ОБЖ из школы. Что сейчас самое опасное, и что я могу предотвратить?
— Нам нужен огонь, — тихо проговорила я. — Нам нужна кипяченая вода, чистые тряпки для младенца, что-то острое и что-то обеззараживающее.
Мати кивнул. Он подозвал другого мальчишку и что-то приказал на амхарском, а затем сказал Джемаль, чтобы она подошла к Бехати. После чего он тихо уточнил:
— Вы знаете, что делать?
— Нет, — честно призналась я. — Но нужно хотя бы попытаться.
Мати оглянулся на собственную жену, которая рожала ребенка его погибшего старшего брата. Вот только теперь он нес ответственность за неё и ещё не рожденного младенца.
— Я сбегаю до деревни, — проговорил он и глянул на меня. — Принесу ведро для горячей воды, тряпки и всё остальное.
— Возможно там есть акушерка или повитуха, — обрадовалась я. Но Мати явно сомневался моей радости. Тогда я достала все наличные деньги и протянула парнишке. — Используй их, чтобы купить всё необходимое.
Он кивнул и забрал протянутые деньги. Он аккуратно их сложил и убрал под нагрудную повязку.
— Я постараюсь, как можно быстрее, — взволнованно пообещал Мати, а затем рванул в сторону деревни, словно жаждал обратиться в ветер.
Сорвавшийся чужой стон боли, заставил меня действовать. Сорвав с головы остатки рубашки, я подошла к реке и сполоснула её, затем быстро брызнула себе в лицо прохладной воды и вернулась к извивающейся девушке.
Я приложила тряпку к её лицу и глянула на Джемаль.
— Ещё долго, как думаешь?
Девочка быстро поднырнула под юбку роженицы и покачала головой.
— Ещё нескоро. Пока «там» не хватит место для ребенка. Нужно подождать, чтобы он смог выйти.
В школе я ненавидела три предмета: биологию, литературу и ОБЖ. А сейчас я чувствовала себя героиней какой-то странной и пугающей истории, где знание как помочь человеку и как он состоит, очень бы помогло. Словно объединились в одно все мои самые нелюбимые кошмары юности.
Противная паника дергала за ниточки. Хотелось забиться в угол и плакать, плакать, плакать, пока кто-нибудь не придёт. Но запах гари и крови напоминал мне, что если я сдамся, то хуже от этого станет только мне. Потому что проиграю только я.
Дети поглядывали на нас, но в их глазах отсутствовало волнение. Наступал вечер. Мягкая прохлада окружала и дарила легкость. Но пламя контролируемого огня рождало чувство уюта, к которому тянулся ребенок. Они доедали ягоды. Кто-то сумел даже поймать пару рыбешек, пока я мучилась выбором. Они все тянулись к жизни.
Подняв голову к темнеющему небу, я про себя взмолилась пустоте.
Пусть всё получиться. Пусть всё сложится благополучно. Пожалуйста!
Только после этого я аккуратно провела по животу Бехати, чувствуя окаменелость. Сколько прошло с тех пор, как Мати ушёл? Я оглянулась, надеясь, что он уже возвращался.
Джемаль вновь заглянула под юбку Бехати и встревоженно глянула на меня.
Тьма обступала. Только огонек костра развевал мрак. Джемаль уже в который раз рассказала, что за чем следовало, но мне это мало помогало. В руках Бехати ломались тонкие палки, а ноги разрыли глубокие ямки, когда её пятки упирались в земляные горки. Она взвывала всё громче, будто дикий зверь. Запах крови заполнял мои легкие, а пальцы неприятно липли друг к другу.
Из-за сумерек стало сложно разглядеть что происходило с Бехати, но касаниями я чувствовала давление.
— Скоро, — тихо проговорила я.
— Это Мати, — вдруг выкрикнула Джемаль, вглядываясь в темноту.
Я кинула взгляд на приближающегося паренька, но в этот момент Бехати схватила мою руку, сжимая её до хруста. Она разлепила губы и с трудом проговорила:
— Чувствую. Он. Лезет.
Пальцами я провела по входу, тоже чувствуя головку.
— Джемаль, — крикнула я. — Нам скоро потребуются тряпки. Живее грейте воду!
Дети подскочили, помогая кто чем может.
— Бехати, — сухо позвала её я. Она открыла глаза и устало взглянула. — Тебе сейчас надо будет выталкивать ребенка. Тебе говорили как?
— Постараюсь, — тихо ответила она.
Оглянувшись, я заметила как Джемаль ставила котелок над огнем. Также она достала плотную ткань и подошла ко мне. Мы вдвоем слегка приподняли таз Бехати и подложили покрывало под неё. Затем к нам подошёл Мати, проводя влажной тряпкой по лицу роженицы.
— Я купил всё, что вы сказали.
— Там был доктор или акушер, — спросила я.
— Нет, — покачал головой Мати. — А повитуха отказалась идти в такую даль. Сказала, что если Дева Мария хочет её спасения, то она поможет нам.
Ответить я не успела. Потому что Бехати начала тужиться. Мати отошёл к костру, чтобы не мешать. А Джемаль присела рядом, подсказывая по ходу событий.
— Сейчас головка повернется, — шептала она. — Проверить пуповину вокруг шеи. А теперь он должен развернуться.
Мои руки от кончиков пальцев почти до локтя измазались в крови и в слизи. В последний момент я поймала младенца, завернула его в пеленку и инстинктивно прочистила ему носик. Жалобный писк плавно переходил в уверенный плач ребенка.
Слезы потекли. Я пялилась в темноте на маленькое кряхтящее тело, но ничего не видела. Но не из-за темноты, а от слез. Кое-как я передала младенца Бехати, а сама рухнула рядом на колени.
— Амесагналеху, — прошептала Бехати, касаясь моей руки.
«Спасибо» на амхарском. Кивнув, я встала на дрожащие ноги и побрела в сторону реки. Джемаль успела мне только крикнуть, что с остальным справиться сама. Потому что «остальное» ей уже несколько раз доверяли.
Опустив руки в воду, я замерла. Слезы не останавливались. Они медленно капали в реку. Звезды отражались в гладкой поверхности реки. А мыслями я была уже не здесь.
Мне хотелось домой. Там, где меня бы ждали. Там, где я бы чувствовала себя дома.
Тщательно умывшись я вернулась в импровизированный лагерь. Дети давно дремали разбившись на кучки. Меня ждали трое. Мати гладил по голове Бехати, а она с нежностью качала ребенка. Джемаль же, заметив меня, улыбнулась и протянула мне нож.
— Зачем? — Не поняла я.
— Вы помогли ребенку родиться, — объяснил Мати. — Вам и перерезать пуповину.
После всего Бехати наконец уснула. Мати разбудил другого паренька, чтобы он немного посторожил. Джемаль завернулась в юбку и тоже быстро уснула. А я устало упала на прохладную землю и закинула руки за голову. Сон медленно наплывал, но вдруг чьи-то меленькие теплые ручки обняли меня. Вздрогнув, я приоткрыла глаза и увидела Камали. Я тоже обняла её в ответ и наконец крепко уснула.
Мне казалось не прошло и часа, как кто-то стал меня трясти. Тот паренек, которого оставили сторожить, толкал меня, а затем указал рукой куда-то вдаль. Сначала с недоумением я привстала и посмотрела в сторону, но ничего не увидела. Потирая глаза, я встала в полный рост и внимательней всмотрелась вдаль.
Там шли люди. Много людей.
Они напоминали отряд, который уничтожил деревню. Я огляделась, понимая, что теперь нам не спрятаться. Во второй раз нам всем так не повезет, а одна я не стану убегать. Я не смогу бросить их всех, особенно после вчерашнего.
— Что делать? — Спросил паренек.
Скорей всего сдаваться, — про себя ответила я. С грустью осмотрев спящих детей, я сжала кулаки.
Отряд приближался. Нахмурившись, я сильнее прищурилась, чтобы разглядеть одного из них. Потому что он мне кого-то напоминал. Своей вальяжной стремительной походкой, своей атлетической фигурой, а также манерой держать голову. Не мне ли помнить эту манеру, которую я всячески критиковала во время его короткой модельной карьеры.
Но разве это возможно? Так значит эти люди пришли нас спасти? Они не враги? Не враги. Не враги!
Резко шагнув вперёд, я из-за этого чуть не упала, но выпрямившись направилась на встречу к ним. Он радостно махал, узнавая меня. Я же в шоке разглядывала его полувоенную форму, кожаные высокие берцы и улыбку от уха до уха. Впервые я ответила ему недоверчивой, но всё же улыбкой.
— Наконец-то я нашел тебя, — воскликнул он, останавливаясь рядом со мной. — Сколько вас?
— Со мной четырнадцать, — хрипло проговорила я, разглядывая мужское лицо в рассветных сумерках. — Не поверишь, но я очень рада видеть тебя, Анатолий.
Он насмешливо хмыкнул, а затем обернулся к отряду и на английском приказал помочь детям добраться лагеря, где им должны предоставить всё необходимое.
— Поехали, Ксюша, ты наверное сильно устала, — он накинул на мои плечи плед и решительно повел меня к внедорожнику.
Как же люди слабы и падки перед «сладким». Потому что в ту секунду моё недоверие и сомнение насчет Анатолия исчезли. Я могла думать только о том, что спасена. Точнее все мы спасены. Я, будто маленькая девочка, доверилась тому, кто дал мне сладкую конфету.