Лукас уже вскочил и нахлобучил фуражку.
-- Джим, давай, пошли! Поглядим, что там.
Друзья поспешили в Новую Усландию, откуда раздался удар. Дождь уже кончился, но темень была хоть глаз выколи. Наконец, когда их глаза постепенно привыкли к темноте, они смогли разглядеть очертания чего-то большого.
-- Может, это кит? -- предположил Джим.
-- Нет, он не двигается, -- ответил Лукас. -- Больше на небольшой корабль похоже.
-- Эй, але! -- крикнул вдруг чей-то голос. -- Есть кто дома?
-- Отчего же нету, -- отозвался Лукас, -- а вы к кому?
-- Разве это не остров Усландия? -- осведомился голос.
-- Новая Усландия, -- поправил Лукас. -- А вы кто?
-- Почальон, -- немного жалобно отозвался голос из темноты. -- Из-за сильного дождя я сегодня после полудня сбился с курса. А темнота такая, что ни зги не видать, вот я и врезался на почтовом катере прямо в государственную границу. Мне, правда, очень жаль, извините, пожалуйста!
--Это не страшно, -- крикнул Лукас в темноту, -- больше ведь ничего не случилось. Да вы сходите на сушу, господин почтальон!
-- И рад бы, -- послышался голос почтальона, -- только у меня на борту целый мешок писем для Лукаса-машиниста и Джима-Кнопки, он такой тяжелый, что мне одному ни за что будет не справиться.
Друзья взобрались на борт и помогли почтальону спустить мешок на берег. Потом они общими усилиями притащили груз на кухню.
Это были письма всевозможных форм, размеров и цветов, с накленными на них редчайшими марками, посланные из Вьетнама и Фельмохинга, из Китая и Штутгарта, с Северного Полюса и с Экватора, одним словом, со всего мира. Их отправителями были дети, и те из них, кто еще не умел писать, как Джим, продиктовали свои письма или просто нарисовали их. Все они слышали или читали про приключения двух друзей и хотели узнать те или иные подробности, или пригласить Лукаса и Джима в гости, или просто похвалить их.
Наверняка, сейчас кто-нибудь из моих уважаемых читатетей и читательниц захочет узнать, были ли там и их письма. Да, они там были. Подтверждаю это здесь со всей определенностью.
Кроме всего прочего здесь были письма от ребят, которых Джим с Лукасом освобождали тогда из Дракон-города вместе с маленькой принцессой.
-- Каждому нужно написать ответ, -- сказал Лукас.
-- Но я, -- воскликнул Джим в сильном испуге, -- я же не умею писать!
-- Ах да, верно, -- пробормотал Лукас, -- ладно, придется мне тогда самому.
Джим молчал. Впервые ему захотелось уметь читать и писать, но только он хотел про это сказать, как маленькая принцесса немного насмешливо проговорила, обращаясь к нему:
-- Ну вот видишь!
Больше она ничего не сказала, но и этого было достаточно для того, чтобы Джим умолчал о своем желании.
-- Но сегодня все равно уже поздно, -- заметил Лукас. -- Возьмусь-ка я за это завтра.
-- Тогда мне лучше остаться здесь, -- решил почтальон, -- я подожду, а утром заберу всю вашу почту сразу.
-- Вы очень любезны, -- сказал Лукас.
-- Не желаете ли, -- вмешался тут в разговор господин Эрмель, -переночевать у меня в доме? Мы можем немного побеседовать о географии -науке, в которой вы как почтальон безусловно много понимаете, и которая чрезвычайно меня интересует.
-- С удовольствием, -- радостно отозвался почтальон и встал. -- Тогда спокойной ночи, дамы и господа!
И добавил, повернувшись к Джиму с Лукасом:
-- Должно быть, приятно иметь так много друзей.
-- Да, -- ухмыльнулся Лукас. -- Это верно. Правда, Джим?
Джим кивнул.
-- Более того, -- с важной миной объявил господин Эрмель. -- Это важно. Спокойной всем ночи!
И он вышел и отправился к своему домику. Почтальон последовал за ним, однако еще раз обернулся и крикнул:
-- Кстати, что касается сегодняшего происшествия со мной и катером на государственной границе, то завтра утром я принесу свои извинения королю Альфонсу Без-Пятнадцати-Двенадцатому!
И он скрылся в домике господина Эрмеля. Лукас тоже пожелал спокойной ночи и, оставляя за собой шлейф табачного дыма, тяжело зашагал к железнодорожной станции, где маленькая Молли стояла около большой толстобокой Эммы и мирно дремала.
И совсем скоро во всех окнах Усландии погас свет. Ее жители спали в своих постелях, ветер шумел в деревьях, и волны, большие и маленькие, шипя, омывали государственные границы.
Глава 2, в которой Джим изобретает маяк, большой и маленький враз
На следующее утро небо было все еще хмурым и пасмурным.
Первое, о чем вспомнил Джим, проснувшись, был странный сон, который он видел ночью. Как будто стоит он под высоким деревом, совершенно сухим и мертвым. На дереве больше не растут листья, и кора сошла, так что видно голую высохшую древесную плоть. Ствол растрескался, как от множества молний. На самом верху этого огромного мертвого дерева на суку сидит ужасно большая птица, какая-то облезлая и жалкая. Птица молчит, но из ее глаз текут огромные слезы, каждая размером с цеппелин. Вообще-то, Джим хотел удрать в страхе, что если эти слезищи упадут на него, наводнения не избежать.
Тут большая птица воскликнула:
-- Джим Кнопка, прошу тебя, не убегай!
Удивленный Джим остановился и спросил:
-- Откуда ты меня знаешь, большая птица?
-- Так ты же мой друг! -- отвечала птица.
-- Как я могу тебе помочь, большая птица-бедняжка? -- спросил Джим.
-- Пожалуйста, помоги мне спуститься с этого ужасного мертвго дерева, Джим, -- ответила птица, -- иначе придется здесь умирать. Мне так одиноко, так ужасно одиноко.
-- Ты что, не умеешь летать? -- прокричал ей Джим. -- Ты же птица.
-- Джим, ты больше не узнаешь меня? -- отозвалась птица невероятно печальным голосом. -- Разве я могу летать?
-- Пожалуйста, не плачь, -- попросил сильно расстроенный Джим, -- у тебя ужасно большие слезы. Если они прольются на меня, я утону. Тогда я больше не смогу тебе помочь.