— Да при чём тут песня! — отмахнулся Якоб. — У меня свои причины для огорчения.
— Что ты говоришь? Расскажи какие, — потребовал Панадель.
— Нет, об этом я рассказать не могу.
— Ага, значит, тайна. Вот и прекрасно! Давай выкладывай!
— Ничего прекрасного, наоборот, всё просто ужасно. А больше я ничего не могу говорить.
— Ого, значит, ужасная тайна! Ещё интересней! Нет ничего интересней на свете, чем толковать об ужасных тайнах. Ну, давай же, давай! — поторопил Панадель и даже слегка пихнул Якоба в бок.
— Нет, — отвечал Якоб. Вид у него был мрачный и решительный.
— Ясно, — сказал Панадель. — Что ж, будем молчать. Молчать, как корабли в океане.
Так они и сидели молча вдвоём. Каждый думал о чём-то, наверное, невесёлом, потому что вид у обоих был жутко сердитый.
Но вот наступила суббота, всем захотелось на праздник. И Якоб Борг с Панаделем тоже решили пойти. Чтобы не портить друзьям удовольствия.
В актовом зале школы расставили скамейки. Народу собралось много: и старшеклассники, и малыши. Как всегда, сперва пошумели, но потом начался концерт, и стало тихо. Были песни и фокусы, стихи и танцы, и каждому, кто выступал, хлопали.
Наконец на сцену вышел Принц Понарошку. На нём был костюм из голубого бархата, на шее белая шёлковая косынка. Он поклонился публике. Потом сел за пианино, открыл ноты, устроился поудобней на стульчике. Задумчиво, тихо тронул клавиши.
И заиграл.
Ах как он играл! Чем дальше, тем лучше. Можно было действительно забыть всё на свете. Все просто пришли в восторг. Стали не только хлопать в ладоши, но даже ногами топать и кричать: «Браво! Ура!» Прямо остановиться не могли.
А Катенька только смотрела, как Принц Понарошку раскланивается. В её глазах стояли слёзы радости.
Один лишь Бродяга морщился:
— Ну, может, это кому-то и нравится… Только не мне. Моряцкая бодрая песня куда лучше.
И он затянул:
— «По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там…»
— Тише ты, — остановил его Якоб Борг. Панадель, оскорблённый, умолк.
А потом ещё вышла девочка в красном нарядном платье. Бродяга толкнул Якоба в бок.
— Кто такая? Ты её знаешь?
— Да, это Катя, девочка из нашего класса, — ответил Якоб.
— Симпатичная, — сказал Панадель.
— И вовсе ничего в ней нет симпатичного, — отвернулся Якоб.
— Да? А мне нравится. — Панадель почему-то казался довольным.
— Ну и бери её себе, — фыркнул Якоб.
— А чего ты так злишься, не понимаю? — удивился Бродяга. Катя, девочка в красном
платье, стала читать стихотворение. Ужасно длинное. В нём оказалось целых двадцать две строфы и после каждой строфы ещё вроде припева. Всё стихотворение было про то, что кому-то кто-то очень нравится, но он скорее откусит себе язык, чем скажет про это хоть слово.
И припев после каждой строфы был такой:
Учительница уговаривала Катю найти для концерта другой стишок, покороче, но та не послушалась. Ей нужен был только этот, со всеми двадцатью двумя строфами и двадцатью двумя припевами.
После третьей строфы Панадель толкнул Якоба Борга в бок:
— Ты ничего не замечаешь?
— А чего мне замечать? — сказал Якоб.
— Она всё время глядит на тебя.
— Ерунда! — фыркнул Якоб. Он с интересом рассматривал носки своих ботинок.
— Ну, не знаю, — проворчал Панадель. — Может, я слепой, а может, она немного косит.
И замолчал. Но когда девочка в красном платье пятый раз повторила, что никому не скажет про свою тайну ни слова, он снова толкнул Якоба в бок:
— Знаешь, мне кажется, я догадался про твой ужасный секрет.
Якоб ничего не ответил. Кое-кто в зале уже оборачивался к нему. Опустив голову, он в бешенстве рассматривал свои шнурки. А Катя, не отрывая от него глаз, благополучно дочитала до конца все двадцать две строфы вместе с припевами.
Потом все вышли на школьный двор. Там были развешаны цветные фонарики и воздушные змеи. Угощались жареными колбасками, лимонадом. И все танцевали. Только Якоб Борг, Панадель да осёл Хвостик стояли в сторонке и смотрели на остальных. Правда, Катя, девочка в красном платье, подошла было пригласить Якоба, но он мрачно пробормотал, что вообще не танцует.
Бродяга положил руку ему на плечо и сказал сочувственно:
— Ничего не поделаешь, дорогой, она в тебя влюблена. Якоб презрительно фыркнул:
— Меня это не интересует.
— Интересует… не интересует… — Панадель возвёл к небу глаза. — Я-то знаю, как это бывает.
— А что, она кому-нибудь говорила, что влюблена? — полюбопытствовал Хвостик.
— Это не обязательно говорить, и так видно.
— Ай-яй!
— Да, Хвостик. У влюблённых что-то есть такое в глазах.