Это было сегодня.
– Онегинская ситуация: «Она другому отдана…» – сказала вечером тетя Зина. – Только выходит замуж не за генерала, а за лейтенанта, окончившего военно-морское училище. Кстати, и началось все, почти как в «Онегине» – она первой подошла к тебе и потребовала: «Выскажись!» Ты сам мне рассказывал. Помнишь?
– Не смей про нее… Не смей! Не смей про нее…
Кажется, я кричал.
Больше мне на почте нечего было делать.
Я пришел туда последний раз… С заявлением об уходе. И двумя телеграммами с одинаковым текстом: маме и бабушке. В телеграмме было написано: «Жду вас в субботу, двадцать седьмого, на свадьбу. Целую, Митя».
В полукруглом окошке я увидел пожилую женщину, которая с первого дня моего появления на почте называла меня «Рыжиком». И вслед за ней так стали называть все, кроме Любы.
– Женишься, Рыжик? – изумленно спросила она.
Но не посмотрела в сторону комнаты, откуда доносился тревожный телеграфный стук. Наверно, все уже знала… Может, и Люба подала заявление? Или ушла?
– Калашникова здесь?
– Здесь, Рыжик… Пока здесь. Люба! – не отрывая от меня сочувственных глаз, позвала она.
Люба вышла и не удивилась, увидев меня.
– Здравствуй, Митя.
– Здравствуй… Еще работаешь? – неизвестно зачем спросил я. Она не ответила. – Передай, пожалуйста, мои телеграммы. Во-он те…
Люба прочла.
– Это шутка?
– Иначе они не приедут: дети, внуки.
– Я понимаю… Кто-то ведь должен быть рядом с тобой.
Тетю Зину она в расчет не брала.
– А как же институт? – с беспомощной надеждой спросил я.
– Перейду с вечернего на заочное. Мне ведь не привыкать!
– Ты едешь на Север?
– Как ты узнал?
– На Крайний?
– Как ты узнал?!
– Догадался.
– До свидания, Митенька.
Она скрылась в тревожно стучавшей комнате.
Бабушка, мама и тетя Зина были не просто похожи друг на друга: они отличались на первый взгляд лишь возрастом. На первый взгляд… Но, кроме возраста, маму и бабушку отличало отсутствие властности, постоянной убежденности в своей правоте, чего тетя Зина не могла скрыть даже сегодня. Хотя я предупредил, что мы рассаживаемся вокруг стола для очень серьезного разговора.
Встревоженные мама и бабушка, стараясь эту серьезность притушить, стати показывать последние фотографии моих родичей, которые живут далеко и поэтому воспринимаются мною, как «дальние»: бабушка – фотографии двух сыновей и внуков, а мама – трех дочерей. Это были мои «сводные» сестры, с которыми жизнь не желала меня сводить. Снимки я видел уже накануне…
– Значит, со «свадьбой» был просто розыгрыш? – несколько раз переспросила вчера тетя Зина.
Она до того успокоилась, что даже сегодня за столом была не растерянной, а лишь озадаченной. Чтобы и это было не слишком заметно, тетя вначале прикрылась иронией.
– Совет в Филях? – спросила она.
От одной ее фразы перетершийся за последние месяцы трос не выдержал, баржа оторвалась от буксира и, как самоходное судно, обрела непокорность и даже скорость.
– Мы живем в Бирюлеве, – резко ответил я.
– Тетя пошутила. Мы поняли… – постаралась остепенить меня мама.
– Ради шуток я бы не заставил вас преодолевать тысячи километров.
– А ради чего же… ты их заставил? – напряженно спросила тетя.
Лицо у нее стало «обожженным», все веснушки и родинки, даже на губах, отчетливо проступили.
– Мамочка, я никогда ни о чем не просил тебя… А сейчас я прошу: забери меня! Я буду ухаживать за твоими детьми. Буду делать все, что угодно. Я пригожусь тебе… Забери меня!
– Что с тобой, Митенька? – Мама подбежала ко мне, обняла.
Это были не очень знакомые руки… Но я стал целовать их:
– Забери меня, мамочка!
– Что случилось, родной?
– Или отдай в детский дом.
– Что? Что?!
– Уже поздно… Я понимаю.
– Что же случилось?! Объясни… Оттого, что я редко приезжала, я не меньше люблю тебя… Сын мой единственный!
– Тогда увези меня.