Отряд готовился уйти в поход. И ребята, собравшись перед своим корпусом, раскладывали по рюкзакам сухой паек, миски, ложки, котелки, кастрюли и чайники.
Командовал Ветка. Говорил, кому что нужно нести.
— А ты, — сказал он Булочкину, — мужик крепкий, понесешь хлеб.
Булочкин недовольно покосился на рюкзак с хлебом: это был, пожалуй, самый тяжелый рюкзак, и спросил:
— А сам ты что понесешь?
— Я? Вот, пожалуйста, — Ветка показал на рюкзак с огромной кастрюлей. — Видишь, какой рюкзачище.
— Зато легкий.
— Ты что, Булочка, недоволен? На обратном пути поменяемся.
— Ну, если так… — неуверенно начал Костя. — Тогда…
Но тут все грохнули, и Булочкин понял, что его дурачат.
— Постой, — сказал он, — ведь мы съедим весь хлеб.
— Нет, — покачал головой Ветка, — я не съем и Мамалыкина тоже попрошу, чтобы не ел…
Все опять засмеялись.
— Не пойдет, — сказал Булочкин. — Ищи кого другого.
— Ребята, так нечестно, — поддержала его Неля Синицына.
— Ты что, может, хочешь, чтобы девчонки за тебя несли? — Ветка насмешливо посмотрел на Булочкина. — Попроси вон тогда Чучкину или Синицыну…
— Или Бережкову, — ввернул кто-то.
Ветка немного замялся.
— Кстати, где Бережкова? — спросил Тигран Саркисович.
— Наверно, где-нибудь у зеркала красоту наводит, — заметил Теоретик.
— Ка-а-тя! — закричали девчонки. — Ка-а-тя!
Никто не отозвался.
— Ждать не будем, — сказал Тигран Саркисович. — Пусть потом на себя пеняет.
— Как не будем! — воскликнула Катя, неожиданно появившись перед ребятами, и тут же спросила: — Все собрались?
— Все, — ответила Чучкина, — кроме тебя. Где пропадала? — она подозрительно взглянула на Катю, у которой одна рука была спрятана за спиной. — А что у тебя там?
— Заявка на концерт, — улыбнулась Катя.
— Концерт?
— Заявка?
— Какой концерт?
— Когда? — посыпались отовсюду вопросы.
— Внимание! — Катя Бережкова сделала шаг вперед. — Нач-ч-инаем наш концерт. С первым номером, «Танец маленьких лебедей», выступит Неля Синицына, — с этими словами Бережкова сунула за спину другую руку, выхватила почтовый конверт и стала размахивать им над головой.
— Отдай, — подскочила к ней Синицына.
— Нет уж, вначале попляши. Публика ждет.
— Тра-та-та, та-та-та-та-та. Тра-та-та, та-та-та-та-та… — стала напевать публика «Танец маленьких лебедей».
Неля принялась шутливо прыгать, размахивая руками.
— А теперь, — снова заговорила Катя Бережкова, вручив письмо Синицыной, — с танцем «Казачок» выступит… заслуженная артистка пионерлагеря «Ромашка»…
— Ну, ладно, не тяни, — не выдержала Леночка Чучкина, — говори, кто.
— Заслуженная-презаслуженная артистка… Неля Синицына.
— Как, сразу два письма? — спросил Булочкин. — А мне нету?
— Пишут. Ну, Нелюша, пляши еще раз. Ножками, ножками!
В том, что Синицына получила сразу два письма, не было ничего удивительного. Со своим отцом (а он был капитаном-речником, водил по Волге большой белый теплоход) она договорилась так: писать они будут друг другу через каждые пять дней. То ли по вине почты, то ли еще по какой причине письма от отца чаще всего шли с опозданием, а не ровно через пять дней, как хотелось бы Неле. Но бывало и так, что письма приходили к ней одно за другим, а вот сегодня она получила сразу два.
Сама же Неля старалась не нарушать уговора, тем более, что отец всегда сообщал, в каком городе и когда будет его теплоход.
Неля залпом прочитала оба письма: Одно было из Костромы, другое — из Горького. Она лишь успела подумать, что ответит отцу вечером после похода, как появился физрук. Их отрядный вожатый заболел, поэтому в поход с ними шел Георгий Николаевич.
— Как, ребята, готовы? — спросил Копытин. — С поклажей разобрались?
— Разобрались, — за всех ответил Ветка.
— Вопросы есть?
— Никак нет, — гаркнул Ветка.
— Тогда строимся — и в путь.
Ребята помогли друг другу надеть рюкзаки, построились. Лишь один рюкзак остался сиротливо лежать возле крыльца.
— Чей рюкзак? — спросил Копытин.
— Булочка, — сказал Мамалыкин, — это по тебе батончики плачут.
Копытин нахмурился:
— Булочкин, почему не взял рюкзак?
— А что, мне больше всех надо? Я не нанимался.
— Не робей, Булочка, — крикнул Ветка, — тяжело в ученье — легко в бою.
Копытин подошел к рюкзаку, приподнял его одной рукой, как бы взвешивая, затем подозвал к себе Ветку.
— Что, Георгий Николаевич?
— Сними-ка свой рюкзак.
— Зачем? Еле надел. Видите, какой огромный.
— Ничего, я тебе помогу.
Ветка отчаянно запыхтел и принялся снимать.
— Ну вот, — сказал он, отдуваясь, и взглянул на физрука. И сразу понял, что немного переиграл.
Копытин улыбался.
— Вы что? — спросил на всякий случай Ветка.
— Да вот вспомнил, как артисты пьют из пустых чашек.
— А я при чем? — хватаясь за соломинку, произнес Ветка.
— По-моему, ты тоже был бы неплохим артистом. И чего в самодеятельность не запишешься? Талант нужно развивать.
— Запишусь, — мрачно пообещал Ветка.
Копытин так же одной рукой приподнял и Веткин рюкзак, добавил в него две буханки из первого рюкзака.
— Зачем, Георгий Николаевич?
— Хочу, чтоб и тебе было легко в бою. Ты что, возражаешь?
— Нет, но знаете, что говорит русская пословица?.. На чужой каравай рот не разевай.
— Пословица хорошая, только ты рановато ее вспомнил.
— Как рановато?
— А так, будет у нас привал, я тебе сам напомню.
Ветка вздохнул и быстро надел рюкзак.
Через несколько минут отряд уже шел по лесной просеке.
Все пели веселую песенку Крокодила Гены: «Я играю на гармошке у прохожих на виду…»
Ветка пел вместе со всеми, но мысли его были не очень-то веселыми. Больше всего он был зол на Костю Булочкина. Георгий Николаевич тоже хорош. Устроил перед всем отрядом такое представление. Ну, Булочкин! Погоди! Дождешься!
Костя Булочкин думал о том, какой молодец Георгий Николаевич. Во всем разобрался, а не стал рубить сплеча. Вожатый наверняка бы сказал: «Булочкин, бери рюкзак, и без разговорчиков». А еще он думал, что Неля Синицына — тоже человек, хоть и девчонка: не побоялась при всех заступиться. И вообще она не такая, как все. А какая?..
Что касается Нели Синицыной, то она сейчас ни о чем не думала. Ей было действительно весело, а два письма, которые она только что получила, приятно похрустывали в кармане шортиков. Сегодня она напишет отцу, расскажет про поход, а заодно и про то, как Ветка хотел надуть Булочкина, но вмешался физрук, и что из этого вышло.
Физрук Жора Копытин тоже напевал песенку Крокодила Гены. В самом деле, прилетел бы волшебник и привез бы в голубом вертолете Наташу. Жора не видел ее несколько дней и как раз сегодня собирался съездить в город, и вот на тебе — заболел вожатый, и Жоре приходится отправляться в поход. «К сожаленью, день рожденья только раз в году», — с неподдельной грустью в голосе пел Жора.
Было все — и приготовленный девочками суп, пропахший дымком, и печеная картошка, и песни у костра.
По пути ребята помогли колхозникам убрать сено, и бригадир, бывший солдат, рассказал им, как в этих местах сражались с фашистами.
— А вон там, — показал он рукой на колокольню, видневшуюся за лесом, — был наблюдательный пункт. Это недалеко. Отсюда напрямик пойдете — километра полтора.
— Там деревня? — спросил Мамалыкин.
— До войны было село. В войну сгорело. Потом все сюда перебрались, на эти места, а там пусто. От печей — горки кирпича да церковь эта полуразбитая.
Отряд зашагал дальше. Прошли поле, рощу, вышли на дорогу.
— Ой, девочки! — закричала вдруг Чучкина.
— Ты что?
— Смотрите, какая туча!
И верно, черная туча, подкравшись откуда-то, закрыла почти полнеба.
— Может, стороной пройдет, — сказал Тигран Саркисович.
— Если ты ее попросишь, — заметила Катя Бережкова.
— Подумаешь, туча! — рассердился Тигран Саркисович. — Не сахарная, не растаешь.
Но Копытин сказал:
— Ребята, давайте в другой раз туда сходим, а то промокнете до нитки, простудитесь.
— Ну, Гео-оргий Николаевич! — протянуло сразу несколько жалобных голосов.
— Это все ты! — Тигран Саркисович повернулся к Чучкиной, засверкал глазами. — Туча, туча! Нам идти пять минут осталось.
— Вот именно, — вступил в разговор Мамалыкин. — Может, мы сюда вообще больше никогда не придем.
И Неля Синицына поддержала:
— В случае чего переждем грозу в церкви.
Мальчишки с благодарностью посмотрели на Нелю.
— Конечно! — подхватил Теоретик. — Гроза долго не бывает.
— Ладно, — улыбнулся Копытин, — только чтоб потом не скулили.
— Гео-оргий Николаевич!
— Пошли! — скомандовал Копытин.
Тем временем все вокруг потемнело, словно внезапно надвинулась ночь. Перестали стрекотать кузнечики, смолкли голоса птиц. Все живое спряталось, затаилось.
Раньше церковь стояла при дороге, теперь же дорогу выпрямили, и церковь оказалась в стороне, за березовой рощицей. Ребята вошли в рощицу и очутились среди старых, заброшенных могил. Лишь на некоторых из них были покосившиеся кресты да плиты, заросшие травой.
Отсюда, из рощи, можно было хорошо рассмотреть и церковь. Колокольня не имела верхнего яруса, на самой же церкви были сбиты две маковки, а в стенах зияли пробоины.
— Как страшно, — в наступившей тишине произнесла Катя Бережкова.
— Ага, — мрачно шевельнул густыми бровями Тигран Саркисович. — Сейчас выйдут покойники.
— И вампиры, — добавил Теоретик.
— Да ну вас! — вскрикнула Чучкина. — Перестаньте! — и переместилась поближе к физруку.
Все засмеялись, но в это время сверкнула молния, и оглушительный гром ударил над головой. Девочки взвизгнули и бросились под укрытие разбитой церкви.
По листьям деревьев застучали первые тяжелые капли дождя.
— Бежим! — крикнул Булочкин и бросился догонять девчонок.
Спустя минуту все уже стояли под сводами церкви и через пролом в стене смотрели, как хлещет дождь. Молния сверкала беспрерывно, и ее вспышки выхватывали из полумрака то накренившийся крест, то остатки могильной ограды.
При каждом ударе грома девочки взвизгивали, мальчишки их поддразнивали.
— Смотрите, — кричал Мамалыкин, — кто это там?
— Где? — спрашивали девочки с замиранием сердца.
— Да вон, под деревом, — показывал в сторону берез Тигран Саркисович. — Слепые вы, что ли?
— Точно, — кричал Ветка, — вон он. Весь в белом.
— Ой, — восклицал Теоретик, — кажется, сюда идет!
Снова поднимался визг.
— Тихо! — кричал Мамалыкин, и все стихали в предвкушении нового розыгрыша.
Мамалыкин застывал, наклонив голову, прислушивался к чему-то, даже рот приоткрывал от усердия.
— Слышите? — обращался он к Георгию Николаевичу. — Нет, вы хорошенько прислушайтесь.
— Какие-то неясные звуки, — подыгрывал Копытин. — Что это? Никак не пойму.
— Какой-то шорох, — добавлял Ветка.
— Нет, — возражал Теоретик, — что-то свистящее или шипящее.
— Во-во! — подхватывал Мамалыкин и снова замирал в напряжении. — Слышите?.. Шипит… Ч-ч-ч. Чу-ч-ч-ч…
— Да ведь это же… — догадывался Тигран Саркисович и умолкал, не договорив.
— Что?.. Что?.. — теребили его девчонки.
— Это же… — начинал Тигран Саркисович и с подчеркнутым страхом смотрел на Чучкину.
— Что?.. — пролепетала Леночка.
— Это же он Чучкину зовет.
Воцарилась тишина, и кто-то из темноты, оттуда, где стояли мальчишки, глухо прошептал:
— Чу-ч-ки-на!
Леночка ойкнула и вцепилась в руку Георгия Николаевича.
И опять, казалось, вздрогнули от ребячьего хохота своды старой церкви.
Гроза, как и предсказывал Андрюша-Теоретик, заканчивалась. Посветлело, и дождь уже стучал не яростно, а монотонно, устало. Раскаты грома еще доносились, но издалека они напоминали ворчанье собаки, которой надоело брехать.
— Через три-четыре минуты, — сказал Теоретик, поглядывая на свои часы, — уходим. Дождик спекся.
Теперь уже все поверили Андрюшке, кое-кто даже стал надевать рюкзак.
Но на этот раз Теоретик оказался не прав. Хотя и прошла гроза, все небо было обложено серыми беспросветными тучами, и дождь лил, лил, не переставая.
— Давайте споем, — предложила Катя Бережкова.
Спели одну песню, третью, десятую, а дождь все сыпал, и не было ветра, который разогнал бы тяжелые, набрякшие от воды тучи.
— Как в ловушку попались, — проговорил Ветка.
— Так мы и к ужину не успеем, — заметил Булочкин.
— Булочка, у тебя рюкзак с хлебом. Дай горбушечку, — мрачно пошутил Тигран Саркисович.
Костя только печально взглянул на свой пустой рюкзак и ничего не ответил.
— И привидения что-то про нас забыли, — проговорил Мамалыкин, но сейчас уже никто не обратил внимания на его слова.
Хорошо хоть у Теоретика оказалась газета с кроссвордом. Только его хватило ненадолго: совместными усилиями быстро все разгадали.
Снова все приуныли. Молча слушали, как шумит дождь. Лишь Неля Синицына была занята делом — опять стала перечитывать полученные утром письма.
Чтобы развеселить ребят, Копытин рассказал несколько забавных историй из своей спортивной жизни. Посмеялись, побалагурили, но тут совершенно некстати Булочкин вдруг сказал:
— Эх, тарелку бы горячего борща!
И все старания Копытина пошли насмарку.
— Георгий Николаевич, — вдруг решительно сказал Ветка. — Ну что мы будем ждать? Может, этот проклятый дождь и через три часа не кончится. Давайте пойдем в лагерь.
— Правильно! — закричал Мамалыкин. — Мы тут словно в затерянном мире сидим. А пошли бы сразу, давно б уже в лагере были.
— Нет, ребята. Нельзя.
— Георгий Николаевич!
— И не просите лучше.
— А что же нам делать?
— Ждать.
— Сколько можно ждать?
— Сколько потребуется, — строго ответил Копытин. Ему было досадно: не хотелось говорить в таком тоне, но другого выхода он не видел.
Стало так тихо, что даже сквозь шум дождя было слышно, как по дороге идут машины.
И вдруг Жора просиял.
— Ребята, — сказал он, — вы побудьте тут, в затерянном мире, немного без меня, а? Я ненадолго. Я мигом.
— А вы куда? — спросила Чучкина.
— Сбегаю в колхоз. Может, машина у них какая имеется.
— Георгий Николаевич, я с вами, — сказал Ветка.
— И я, — хором сказали Мамалыкин и Тигран Саркисович. Но Ветка многозначительно взглянул на них, и те замолчали.
— Нет, ребята, спасибо, я один управлюсь быстрее. Будьте здесь. Чтобы никто не уходил. Виталий, ты за старшего, помни.
— Есть! — без особого энтузиазма ответил Ветка. Конечно, хорошо, что Георгий Николаевич лишний раз подчеркнул, что он, Ветка, здесь за старшего, но еще было бы лучше уйти в дождь с Копытиным. Уж кто-кто, а Катя Бережкова догадалась бы, для кого он старается.
Копытину повезло. На дороге он остановил пустой автобус, объяснил водителю, в чем дело, тот согласился подбросить пионеров к лагерю.
— Только по-быстрому, — попросил водитель.
Через десять минут, запыхавшиеся от бега, но радостные, ребята садились в автобус.
— Рюкзаки у всех? Ничего не забыли? — спросил Жора. — А то завхоз нам головы поотрывает.
— Все в порядке, — ответил Ветка. Он успел обойти каждого, сам все проверил.
Автобус быстро мчался по дороге. На душе у всех было весело. И Неле Синицыной тоже было весело, потому что в это время она еще не знала, что оба ее письма остались лежать на каменном выступе в церкви. Забыла. В спешке всякое случается.
После ужина в комнату к мальчишкам постучалась Леночка Чучкина:
— Можно?
— Заходи. Тебе что? — встретил ее на пороге Тигран Саркисович.
Кроме него там были еще Костя Булочкин и Теоретик.
— Ребята, ей надо помочь, — без какого-либо предисловия заговорила Чучкина.
— Кому? В чем дело?
— Она плачет, ребята.
— Можешь ты говорить по-человечески? Что случилось? — начал уже сердиться Тигран Саркисович.
Чучкина наконец перевела дух и торопливо стала рассказывать о том, что Неля Синицына страшно расстроена, потому что оставила письма в старой церкви, а в письмах сообщалось, где и когда будет ее отец, так что теперь Неля не знает, куда писать.
— Ей надо помочь, — закончила свою скороговорку Леночка. — Поможете? Сейчас в клубе кино начнется. Пока все смотрят, сбегаете, а?
— Конечно, — горячо сказал Тигран Саркисович, — да мы… — Но тут он оглянулся на ребят и запнулся. Как же это он так неосторожно? Неля Синицына девчонка симпатичная. На нее многие посматривают. А он при Булочкине и Теоретике чуть ли не кинулся с места за ее письмами. Завтра об этом весь лагерь будет говорить. Про Ветку и Катю Бережкову и то поговаривают, а у Ветки кулаки вон какие железные. Поэтому Тигран Саркисович круто изменил свое решение. — Погоди, Чучкина, — сказал он, — какую картину привезли?
«Командир счастливой «Щуки», а что?
— Братцы! — воскликнул Тигран Саркисович. — Я ж ее давно хотел посмотреть.
— А как же письма? — растерянно спросила Леночка.
— Не знаю, — сухо буркнул Тигран Саркисович.
— А вы? — Леночка обращалась теперь к Теоретику и Косте.
— Я тоже хотел посмотреть «Щуку», — подумав, сказал Теоретик.
— Ну и ты, конечно, — Чучкина с вызовом взглянула прямо в глаза Булочкину.
«Конечно», — хотел было сказать Булочкин. Он отлично понимал Тиграна Саркисовича и Теоретика. А еще вспомнил он, как Неля Синицына перед всеми заступилась за него. «Ребята, — сказала она тогда, — так нечестно!»
— Ребята, — проговорил Булочкин, — я «Щуку» видел. Я побегу за письмами.
— Ты? — удивленно шевельнул бровями Тигран Саркисович.
— Видел? — переспросил Теоретик.
— Да, видел, — соврал Булочкин. — Так себе картина. Ну ладно, вы идите, а я побежал.
— Булочкин, ты молодец, — крикнула ему вдогонку Чучкина и выскочила в коридор, хлопнув дверью.
Теоретик и Тигран Саркисович переглянулись.
— Пошли, — хмуро сказал Тигран Саркисович.
— Иди, — не сразу ответил Теоретик, — я сейчас.
Тигран Саркисович тоже хлопнул дверью и шумно зашагал по коридору. Но, выйдя из корпуса, он пошел не в клуб, а юркнул в куст сирени и стал наблюдать.
Минуты через две показался Теоретик. Оглянувшись по сторонам, он бегом направился к тому месту, где в заборе была дыра. Цепкий глаз Тиграна Саркисовича успел приметить, что одна рука у Теоретика была неестественно прижата к груди.
«Так, так, — проговорил про себя Тигран Саркисович. — Да еще что-то спрятал под рубашкой».
Вначале Булочкин думал, что самым страшным будет для него пройти через березовую рощицу с заброшенными могилами.
Перед этой рощицей он остановился, прикидывая, как быть. Может, обойти? Но тогда войдешь в церковь с другой стороны. Найдет ли он в полумраке то место, где стояли днем? А идти и смотреть на покосившиеся кресты под березами — тоже дело не из приятных.
Булочкин решил поступить иначе. Он пулей пронесся сквозь рощу и стал как вкопанный перед стеной, с чернеющим проломом. Вот он, «затерянный мир».
Только теперь Костя понял, что самое страшное впереди. В полутемной церкви ему придется искать потерянные письма. А вдруг там кто-то сидит? Чепуха! Ну кто там может быть? Булочкин постарался вспомнить, как было смешно, когда они пугали Чучкину. Нет, сейчас он не находил в этом ничего смешного. Глупости! Всем известно, что нет никакой нечистой силы, никаких привидений. Небось и Чучкина не верила, а просто так притворялась, чтобы всем было веселее.
На всякий случай Булочкин метнул в пролом несколько камней. Тихо. Лишь какая-то птица, суматошно захлопав крыльями, сорвалась с колокольни.
— Эгей! — негромко крикнул Булочкин для пущей храбрости и прислушался.
Тишина.
Набравшись духу, он шагнул в провал. Как в холодную воду. В первый момент в густом сумраке он ничего не мог различить. Но вот глаза его понемногу привыкли, и Булочкин двинулся к тому месту, где днем они прятались от дождя.
То и дело он останавливался, глядел под ноги, напряженно всматривался в углы, наполненные густым мраком.
Оба письма он нашел. Они отчетливо выделялись на каменном выступе. Булочкин обрадовано схватил их и вздрогнул: сзади послышался шорох. Костя обернулся. Что-то белое и длинное стояло в проломе, через который он вошел, и слегка покачивалось из стороны в сторону.
Булочкин оцепенел. Нужно было бы бежать, но руки и ноги были как чужие, не слушались.
— Пи-исьма… — глухо прогудело привидение. — Бро-са-а-й пи-исьма…
Рука Булочкина разжалась сама по себе, и письма упали на каменный пол.
— Уход-и-и… — провыло привидение.
Но Булочкин все еще не мог двинуться с места, да и куда идти: привидение стояло у него на дороге. Поэтому Костя так и спросил, заикаясь:
— А к-куда идти?
Привидение помахало рукой, складки белого покрывала слегка заколыхались.
Булочкин понял, что уйти ему велят в соседнее помещение, где было еще темнее. Но может, там есть какой-нибудь выход?
Костя метнулся туда.
Надежды оказались напрасными. Метрах в двух от пола было узкое оконце. Но как туда залезть? Кругом голые стены — не за что ухватиться. А если что-то подставить под ноги? Нет, нет, хоть шаром покати, ничего подходящего обнаружить не удалось. Хорошо, он подобрал какую-то палку. Вернее, ножку от стула. Теперь пусть только сунется это привидение. Булочкин крепко сжал в руке свое оружие.
Привидение не показывалось. Костя осторожно выглянул. Привидение уходило, оно уже приближалось к пролому. Писем на полу не было. Еще несколько секунд, и оно бы скрылось. Но в то время, когда привидение вышло из церкви, кто-то набросился на него, повалил. Булочкин слышал шум борьбы, пыхтенье, топот.
Потом все стихло.
Костя выбрался наружу и в нескольких шагах от себя увидел «привидение». На нем была белая простыня, из-под которой торчали кеды. «Привидение» было связано и теперь каталось по земле, пытаясь распутать веревку. Услышав, что кто-то подошел, «привидение» спросило:
— Ты, что ли, Булочка?
Костя узнал голос Теоретика.
— Помоги, чего стоишь.
Булочкин молчал. Он был так зол, что еле сдерживался, чтобы не пнуть Теоретика ногой. Но бить лежачего, да еще связанного, Булочкин не мог.
— Где письма? — проговорил он.
— Отняли.
— Кто?
— Не знаю. Развяжи меня.
— Выпутывайся сам, — и Булочкин зашагал прочь.
— Булочка, не уходи, — взмолилось «привидение».
Костя все же вернулся, развязал веревку.
— А в общем-то здорово я тебя, а? — улыбнулся Теоретик, разминая затекшие руки.
— Только бы сунулся, узнал бы. У меня вон для тебя что было приготовлено, — Костя кивнул на ножку от стула, которая валялась неподалеку.
— Что же, ты поднял бы руку на привидение? — с сомнением проговорил Теоретик.
— Не руку, а палку. Ладно, побежали в лагерь.
Уже заканчивали крутить «Командира счастливой «Щуки», когда в клубе появились Булочкин и Теоретик. Возле них сразу же оказалась Леночка.
— Ну как, все в порядке? — спросила она у Кости. — Принес письма?
— Отстань, — буркнул Булочкин.
— Струсил. Я так и знала.
— Отвяжись, слышишь.
— Трепло.
— Перестаньте, — зашипел на них Тигран Саркисович. — Смотреть мешаете.
Но тут зажегся свет, и Чучкина побежала утешать Нелю Синицыну.
— Суматошная эта Чучкина, а? — сказал Тигран Саркисович Булочкину, когда они вышли из клуба.
— Угу, — отозвался Костя.
— Во все ей нужно влезть, — не унимался Тигран Саркисович. — Ну что за человек такой!
— Угу, — машинально ответил Костя.
— Значит, не удалось достать письма?
— Нет.
— Не было их там, что ли?
Булочкин неопределенно пожал плечами.
Едва лишь они приблизились к корпусу, как навстречу им выскочила опять та же Чучкина. Она была не одна. Следом за ней бежала Неля Синицына.
— Булочкин, — торопливо заговорила Леночка, — ты меня извини. Но ты сам виноват. Я же тебя спросила по-человечески. А ты — «отстань», вот я и подумала. Сказал бы: мол, письма принес, подсунул под дверь, а ты…
— Постой. Ты про что? — хлопал глазами Булочкин. — Про какую дверь?
— Да про нашу, конечно, — снова затараторила Чучкина. — Я прибегаю, а письма уже у Нели в руках. Но ты тоже хорош! Нет, чтобы рассказать все толком.
Чем больше удивлялся Булочкин, тем больше мрачнел Тигран Саркисович.
— Перестань трещать, — не выдержал наконец Тигран Саркисович. — Ты сначала спроси, нашел ли он письма…
— Конечно, нашел, — не дала ему договорить Чучкина. — Что же, они сами, что ли, к нам прилетели?
Тут заговорила и Неля.
— Милый Булочкин, — сказала она, — спасибо тебе.
У Кости даже рот открылся от изумления.
Тигран Саркисович лишь досадливо махнул рукой и пошел прочь.