: Хм — чуть не нарвался на свободу слова, дарованную впопыхах Пищером. Это я гласность его матерную имею в виду. Так что заменяем слово, чуть было с кончика шариковой ручки не слетевшее, на более благозвучное: ... конца,—
— и возвращаемся, на крутом ‘витраже’ выходя из штопора дозволенной мысли, к прерванной теме:
... у меня аж кисть от ‘усрердия’ начинает сводить с задницей.
«И ЧТОБ ТАК КАЖДЫЙ ДЕНЬ БЫЛО»,— заявляет Пищер.
: Ну это он просто сошёл с ума. А жаль — Экскремента нам без него явно не потянуть...
Ладно. В общем, первыми — по причине усталости и полного, а также частичного и прочего отсутствия интереса к писательской карьере, “завязываем” с писаниной мы с Питом. У меня садится свет, система выдыхается прямо на глазах — а я не Павел Островский, чтоб на ощупь бумагу царапать. И не Гомер — пока ещё — слава Босху. <“Все члены МОСХА не стоят одного члена Босха”,— приходит на память соответственно случаю: из, кажется, Сталкера — времён ‘облучения’ в МАРХИ. На всякий случай записываю, а то ведь он у нас скромница... >
— А Сталкер с Пищером разошлись не на шутку. Ну, Пищер-то — понятно: ему до фига всего приходится записывать,— и кто сколько у кого чего съел < вдруг отводит такой туманный взгляд от своих тетрадочек — и вопрошает в сумерки грота: «Никто э... не помнит, чем мы позавчера на ужин с подачи нашего кулинара травились, и сколько это было в граммах?..” — на что Сталкер, конечно же, радостно сообщает, сколько это было в граммах — и Пищер начинает было записывать, но тут до него доходит, какую часть ужина имеет в виду Любер... >, и как часто из-за этого потом к Другу советоваться бегал — и помог-ли ему Друг своим советом ( страна советов на верху до сих пор всё-таки ) — какая температура по этому поводу в гроте остановилась, и уровень радиации < Господи! Услышь молитву мою — переименуй город ÖБНИНСК[1] во что-нибудь более надёжное: как-никак, старейший в стране дураков ядерный реактор... >,— влажность, ветер, “просадки” ( падали — или нет; если “нет” — кто виноват, если “да” — что теперь делать? ) —— и так далее до полного ‘одурвения’. То есть в случае Пищера всё предельно ясно: тяжёлый, бесконечно, случай — “Острое Регистратурное Заблевание”...
— Ну а Сталкеру-то что надо???
: Ишь, строчит — аж язык говяжий со словарём высунул... Писа-атель... Смотри, не ‘продавись’. Лечи его тут потом...
— И на ум мгновенно приходит картина воистину анекдотическая: “Полное Содрание Сочленений Сталкера”. ‘Издевательство’ “От всех”,–
: Приходится нам с Питом самим готовить ужин.
Пищер, не отрываясь от Учёта, требует, чтоб отныне я записывал в граммах, чего и как кладу в нашу пищу. М-да... Комментарии, как говорится, излишни. И воду учитывать?.. — Учитывай ВСЁ!!! — рявкает он голосом Мамонта.
: Если это приготовление Пищи — то я Папа Римский < Господи, прости меня, грешного... >. Сроду не задумывался, чего и сколько я кладу в кан. И как теперь быть? Одна эта мысль способна отбить всякий интерес к Вкусной и Полезной...
В довершение шока Пищер демонстрирует мне какие-то умопомрачительные таблицы, в которых нормальные продукты питания представлены в виде химических соединений. Делаю вид, что заинтересованно изучаю — поскольку спорить с душевнобольным заведомо гиблое дело ( а с Начальством — вдвойне ) — и предлагаю начисто исключить из рациона питания Сталкера фосфор: может, хоть это немного собьёт его на землю. Точнее — “под землю”.
... Гляди-ка: этот тип начисто исписал стержень! А если б он был графитовый?.. Вот так и взлетают мирные атомы в каждый дурдом.
— Ну и чёрт с ним. Всё равно на сегодня для общества он потерянный человек: “чукча не читатель” ( “да!” ) — у Майн-Рид-Люмпен-Лютер-Любер-Аллес-Сталкера эта мысль сегодня на лбу, как на вокзальном табло читается. Лоб, правда, не выпуклый — зато и читается легко.
И поскольку Сталкер продолжает делать вид, что сильно думает ( осьминог примерно в тех же целях использует аналогичный чернильный мешок ),— сами понимаете, как нелегко творчески расписать всё, что мы тут преодолеваем — владея всего тремя известными буквами, из которых одна “зэт краткое”,— то мне становится немного скушно в общении: Пит увлёкся каким-то чтивом — то-ли Волошиным, то-ли Бродским, а Пищер действительно занят. И к нему в эти минуты лучше не приставать. Уж это — ‘тошно’.
— Так что размять мозги мне решительно не с кем.
И тогда я овладеваю гитарой и немного бренчу на ней,— чего это там Сталкер недовольно фыркает? — а потом с тоски по пресловутой ностальгии, ‘и от бессмысленности дальнейшей жизни’ решаю совсем отравиться чаем. То есть жахнуть его ещё пару кружечек — не пропадать же добру — и чтоб досадить Сталкеру: уж очень он у нас его любит.
— Что ж: любишь кататься, люби и саночки...
— И я действительно ещё ( вот псих: на ночь-то глядя! При нашем подземном климате!!! ) жахаю пару кружечек упомянутого напитка: за себя и за Майн Перпетуум Кайф Шрайбен Сталкера, за Союз Писателей то есть.
: Уж очень я его люблю.
... а потому среди ночи, конечно, просыпаюсь с известной мыслью: не расплескать сокровенное. И так как накануне я предусмотрительно забился “в самый дальний наш угол” — как и хотел, наученный Горьким Жизненным Опытом — то мне, в своём стремительном приближении к Милому Другу приходится поочерёдно перепрыгивать через совершенно-омерзительно храпящего во сне Пищера ( как его в зоне за такие звуковые сигналы не удавили? ), печально стонущего во сне Пита, и... М-да. А вот Брудер Сталкера я на месте почему-то не замечаю.
— То есть спальник его есть, а его самого нет.
«Значит, уже там» — решаю я в полусне банальнейшее уравнение с одним хорошо мне известным,— уже на ходу туда , нисколько не задерживаясь в раздумьях: просто не до того. А когда мне становится “до того” — после наполнения моей персоАнальной мерной вазы ( изобретение экспериментальных фантазий-унд-бредов Умного Пищера: мерить всю жидкость, что мы тут выпиваем — и, соответственно, изливаем; только непонятно мне: как он собирается учитывать потоотделение, а? Для психропирометрии — измерения влаги, содержащейся в выдыхаемом нами воздухе, у него есть специальное приспособление типа противогаза-навыворот,— а вот с потом он явно лажанулся... ) — когда я убеждаюсь, что не промахнулся ни каплей и не перепутал ёмкости ( Боже упаси добавить лишние 100 грамм урины Питу, и вычесть столько же из себя — Пищер же явно тронется от такого не сходящегося дебита-кредита ),— и, соответственно, просыпаюсь окончательно ——
— обнаруживаю, что в созерцаемых окрестностях Милого Друга Сталкера тоже нет.
И в довершение всего спальник его ( это я обнаруживаю по возвращении в грот, уже немного в оторопи ) совсем холодный.
: Значит, его нет давно. Может, он даже не ложился — что за мода такая пошла: гулять на ночь глядя, никому ничего не говоря?..
... Шмон шер хеарт его, значитЬ!
— То есть полный банзай. Или как там правильно на самом деле — Пит знает, он уже как-то поправлял меня,— но не будить же его среди ночи ( пусть и ночи, весьма условной ) из-за такого с’пустяка?
: Приходится втискиваться в противный холодный комбез,— удовольствие среди ночи то ещё,— беру питовскую систему, потому что моя уже совсем выдохлась, дальше Милого Друга на ней не погуляешь — оставляя Питу в изголовье свою ‘разряженку’ на всякий случай, потому как случаи разные бывают, мало-ли что: вдруг ему тоже приспичит,—
И отправляюсь на поиски Сталкера.
Записок никаких по данному поводу не оставляю — хватит, вчера исписался. Да и не тот это случай. “Ни к чему раньше времени наполнять информационное поле Вселенной сантиментами ужаса” — как бы сказал на моём месте Пищер. Но — слава Богу — он пока спит на своём, и ни о чём не подозревает. Значит, задача: отыскать и переложить в спальник Майн Торманс Сталкера, в каком бы он состоянии ни был ( я легко представляю себе это его sosтояние ) до того, как Пит или Пищер в несмываемом ужасе обнаружат его в упомянутом предмете, в спальнике сиречь, отсутствие... Но что же с ним могло, чёрт побери, случиться??? Не нажрался же он до потери сознания — в самом деле?..
«Пошёл посрать — и провалился»,— скандирую я про себя вместо ответа: как бы впадая в детство.
— очевидно, дабы не впасть в иное, значительно менее жизнерадостное состояние,— ибо образ Шкварина неотрывно преследует меня со вчерашнего утра.
..: Ну какого чёрта ему понадобилось пороть анекдоты о Двуликой?!
: Я ведь даже не представляю, где его искать.
Некоторая определённость наступает, правда, когда я вылетаю в Хаос — потому как аппендикс наш, что мы облюбовали для пребывания, замыкается “Милым Другом”, а другим концом своим через штрек, когда-то названный “Пойдёшь Туда, Не Знамо Куда” выходит непосредственно в Хаос,—
— а уж оттуда во все стороны распространяется ЖБК, и если я хочу отыскать следы Кайнен Либера, то Хаоса мне не миновать: ибо в нашем тупике-аппендиксе их явно нет,—
— и я на полном ходу ( быстрее, быстрее! ) вылетаю в Хаос — и останавливаюсь, потому что слышу очень знакомые звуки.
: Они доносятся до меня со стороны Палеозала. И это более, чем определённые звуки: так ворочают камни. Или бьют по ним молотком и зубилом, когда разбирают завал.
< Конечно, не исключены и творческие потуги — есть в нашем Сталкере это: некая извращённая любовь к камню, взять, да и отсечь к праотцам всё от него лишнее,— но к чему заниматься этим посреди ночи?.. >
— И я чеканной поступью надвигаюсь на источник звуков: опуститься до того, чтобы увековечивать свои ночные фантазии на стенах Палеозала... Там и без Сталкера барельефов хватает.
— И когда я заглядываю в Палеозал, понимаю, что не очень оТшибся. То есть в Палеозале я застаю картину, уже совсем беспредельно аллегорическую: “Разгорячённый по пояс Сталкеранджело, с увлечением отламывающий кайлом наиболее доступные ему лишние части камня”.
Только нормальные люди работают по камню снаружи. Впрочем — с чего это я причислил Сталкера к лику нормальных людей???
: Этот хрен...
— Мон шер, значитЬ.
ГОЛОС ПЕРВЫЙ — ОБЫКНОВЕННОЕ ДЕЛО:
— Обыкновенное дело,— говорит Сталкер потерявшему на некоторое время чудо родной речи Егорову, одновременно показывая кайлом в сторону полуразобранного завала ( движение исполнено достоинства и хорошо скрытой грации ).