А вот сейчас даже пудрой пользоваться не надо, потому что чувствую, как кровь отхлынула от лица.
Он уже здесь.
Я морально не готова к этой встрече. Убеждаю себя, что я взрослый человек, а взрослые так себя не ведут, но ничего не выходит. Какая-то моя часть решила, что сегодня хочет побыть маленькой.
Поэтому я стою у двери, кусаю губы, заламываю руки и… “может, если не открою он просто уйдет?”
“Юля, если не откроешь, мне придется вызвать слесаря и взломать дверь. Ты же болеешь, вдруг тебе там плохо стало”.
Телепат блин.
В голове рисуется образ, как он говорит эти слова со своей редкой плутоватой полуулыбкой.
Издевается. Совершенно точно издевается сейчас.
Придется открыть. Даже его слова, сказанные не серьезно, как шутку не могу воспринимать. Вот вообще, почему-то ни разу не сомневаюсь, что он может и сделает то, что обещает.
Морально смирившись с тем, что меня разоблачили, открываю. Шеф стоит, прислонившись к плечом к стене. Обычная футболка, джинсы, кроссовки и та самая плутоватая улыбка на губах.
Зависаю, глядя на него.
И нет, дело не в том, что он симпатичный, хотя этот момент безусловно присутствует, просто одно дело, Александр Игоревич в костюме и совсем другое, в таком виде, как он сейчас. Есть в нем что-то чего не замечаешь за строгим деловым образом — что-то бесшабашное, отрывное, дерзкое… Кажется та страница, которую я никак не могла прочитать в книге, сейчас вспомнилась, иначе откуда полетели такие сравнения, не понятно.
— В моей жизни много всего было, Юлия Андреевна, — шеф подходит слишком близко, и внимательно разглядывает меня. До того самого расстояния, на котором без касаний чувствуешь нахождение рядом с собой человека, — но чтобы вот так моментально кто-то выздоравливал, никогда.
И снова улыбается. А я, едва сумев справиться с эмоциями от его близости, отрываю взгляд от его губ и замечаю, что стоим мы уже в моей прихожей. И совсем не понятно то ли он меня затолкал в квартиру, то ли я сама отступала и тем самым впустила его. Тем не менее, он в моей обители, на моей территории, в моём маленьком мирке, где все мне и для меня. Место, куда я сама решаю кого впускать. Мой дом и самая большая книга, которая может рассказать обо мне. Слишком личное.
Замираю. Потому что это я решаю, кому быть здесь, а он просто взял и вошел.
Не знаю, как он это сделал, но пониманием момента кажется проникся.
— У вас очень уютно, — оглядывает то, что открывается его глазу, делает полшага назад, давая чуть больше пространства. И вроде фраза банальная и стандартная, но… а может я сама просто готова списать ему такую наглость?
Что ему сказать на это я не знаю. Просто стою и хлопаю глазами. Он будто мысли мои постоянно читает, иначе я не могу понять, как он умудряется делать и говорить именно то, что мне в данный момент нужно.
— Александр Игоревич, я не поеду с вами, — сознаюсь, вздохнув. Пора расставить все точки над “i”.
— И почему? — он не язвит, не насмехается, да даже не улыбается, а вполне серьезно пытается понять.
— У меня нет подарка для вашего друга, — вздыхаю, как можно более многострадально. Как будто это катастрофа всей моей жизни. Вдруг подействует?
Просто, как только он вошел в мою квартиру, мне как то сразу стало понятно, что я проиграла. Сразу. Даже не попытавшись. И это даже обидно. Я столько лет старательно отстаивала себя, свое мнение, свою территорию и тут…
— И это правильно, что у вас его нет, уважаемая Юлия Андреевна. Давид человек, который любит подарки со смыслом, а не банальные “главное внимание”. Для него важнее оригами от племянников, чем брендовые часы от потенциальных партнеров. Вы еще его не знаете и поэтому, какой подарок ему можно подарить тоже. Но этот вопрос легко решается тем, что я приготовил подарок от нас двоих. — и вот вроде не насмехается, но в его интонации проскальзывает что-то такое — он прекрасно понимает, что это только отговорки.
— Мое нахождения там могут неправильно понять. — говорю и тут же вспыхиваю, как спичка, вспомнив вчерашний разговор на эту тему.
Шеф кажется тоже вспомнил это.
— Мнение других людей ни к чему не обязывает. Так почему бы не развеяться?
— Там незнакомые мне люди. Я буду чувствовать себя не комфортно. — если разобраться на чистоту, пожалуй это самый веский аргумент.
— Ты знаешь меня и Даву. Я всегда буду рядом и никому не дам тебя покусать, — с абсолютно серьезным лицом, но бесенятами в глазах, говорит этот невозможный человек, — и повторюсь, тебе надо отдохнуть. — последнее уже без намека на шутку.
— А с чего же ты взял, что я не отдыхаю? — возмущаюсь.
Не то, чтобы мне хотелось продолжать спорить, просто — у него на все есть ответ? В целом-то понятно, что этот спор я уже продула и все его аргументы имеют место быть.
— Я подвожу тебя каждый день и ты никуда не торопишься, не затариваешься продуктами к приходу гостей, не списываешься и не созваниваешься с друзьями, чтобы договориться о встрече. В век телефонов, когда он тебе нужен только ради будильника или часов, это о чем-то да говорит. Работа, друзья, семья, но ты заглядываешь в него не чаще необходимого.
Телефон.
Последние полтора месяца он практически бесхозно валяется у меня. Антон ушел и как-то автоматически сошли на “нет” все переписки с Аленкой и девчонками из нашей компании. По работе звонят на стационар, исключение, когда мне звонила секретарь босса, чтобы я принесла после стажировки отчет. Моя социальная жизнь, не считая работы, просто испарилась. Куда, не считая дня рождения Аленки, я выходила в последнее время? На работу и в магазин. А с кем общалась? Ни с кем, кроме работников, но это часть обязанностей, а не собственное желание.
Полтора месяца. Ни кино, ни парков, без обычных прогулок и хоть каких-то развлечений. Все выходные домы, при этом у меня даже нет детей, больных родственников на иждивении, животных, чтобы списать хотя бы на них отсутствие свободного времени и сил. Работа-дом и все. До меня только сейчас доходит, насколько я от всего изолировалась.
Я сейчас, наверное, похожа на дуру, потому что замираю и не двигаюсь. Просто, как обухом по голове. На удивление, шеф ничего не говорит и не торопит, давая переварить то, что я упорно не замечала, а он озвучил.
— Подождите меня, пожалуйста, Александр Игоревич, я быстро соберусь, — произношу медленно, пребывая все еще в легком ступоре. Мне вдруг становится жизненно необходимо куда-то выбраться и не важно куда. Ощущение, что если выставлю шефа и останусь сейчас одна, то сойду с ума.
Полтора месяца практически абсолютного самозаточения. Без развлечений, без каких либо хобби, без дружеской поддержки или просто общения.
Надо выбираться.
— Подожди, пожалуйста, Саша. — раздается за спиной, когда я почти скрываюсь в своей комнате.
— Что? — оборачиваюсь, потеряв нить нашего разговора.
— Ты уже обращалась ко мне на “ты”, осталось заменить “Александр Игоревич” на “Саша” и будет все правильно. — откликается шеф.
— Что? Когда… — как он это делает? Ощущение, что знает меня, лучше чем я сама. И да, как то незаметно я действительно перешла с ним на “ты”, но “Саша”, я даже в мыслях его так не называла.
— Александр, — неуверенно качаю головой, сдаваясь в очередной раз и ухожу переодеваться.
“Саша” — нет. “Саша” — это слишком личное. “Александр” — это дистанция, хоть какая-то. Сама не понимаю почему, но мне важно ее выдерживать.
Через пятнадцать минут мы уже едем по направлению к дому Давида. Друг шефа живет в получасе езды от города, в частном доме.
Аккуратная красивая лужайка, беседка, мангал. Из гостей — мы с Александром и несколько друзей и коллег Давида. Неловкость длится первые минут пятнадцать, пока мы идем к собравшейся компании и меня со всеми знакомят, а дальше…
Кружочки свежего огурца, помидор и лука, свежая зелень, пиво, вино и литры сока, шампуры с сочным мясом свинины и курицы, жареном на углях, лепешка, разогретая на тех же углях, запах дыма и песни… под стереосистему, которую привез один из друзей Давида.
Так, как в этот вечер, я не отдыхала и не смеялась лет сто. Найдя во мне “свободные уши”, которые еще не слышали ни одной истории, все наперебой вспоминают курьезы своих знакомств, случаи на работе, а Давид и шеф, еще и проказы своего босоногого детства.
То ли все настолько деликатные, то ли на них как-то повлиял Александр, но вопрос наших взаимоотношений никто не поднимает, удовлетворившись тем, что работаем вместе с ним и его рассказом, как я зашугала работников в отделе. Мои возмущения, что это не правда и такого не было, никто слушать не стал.
Мне хорошо, так как не было очень давно. То, что я знаю этих людей несколько часов, не имеет ровным счетом никакого значения. Я отдыхаю душой и телом. Веселые и добродушные шутки и подколки, искренние смех и улыбки, веселые тосты и… ненавязчивая забота и внимание одного конкретного мужчины.
Не сильно обременительное для него, но такое приятное и нужное тебе, когда как бы невзначай старается быть ближе, но не нарушает личные границы, спрашивает все ли хорошо, подливает сок или вино, греет озябшие пальцы.
Что может быть лучше, чем разомлев от вина и вкусного шашлыка, кутаясь от ночной прохлады в теплую мужскую кофту, слушать красивую музыку и ловить на себе светящийся теплотой завораживающий взгляд, сидящего рядом мужчины?
Наверное только, когда тебя полусонную укладывают на заднее сиденье машины, укутывают в теплый плед и ты дремлешь, под легкое покачивание, а за окном мерцают огни города, но ты все еще в неге этого вечера.
— Спасибо за вечер… — он меня провожает домой. Все такую же сонную выводит из машины, придерживая за талию заводит в подъезд, лифт и вот мы прощаемся у дверей моей квартиры.
Он знает, что я не готова сейчас его пригласить к себе, а я знаю, что он не станет об этом просить. Просто стоит и безмятежно улыбается, мягко касаясь взглядом глаз, щек, выбившейся прядки волос, которую легким движением руки, заправляет за ухо, невесомо погладив большим пальцем щеку.
А я просто плыву по волнам неги и меня мало, что волнует. Я впервые за долгое время наслаждаюсь приятным вечером, наслаждаюсь приятной усталостью во всем теле, я просто радуюсь всему тому, что он мне дает сегодня.
Александр. Нет. Не так. Что-то надломилось, как будто трещинка на когда-то идеальной степе. Нет, еще не “Саша”, но уже и не строгое “Александр”. Он пробился. У него получилось. Он вдруг заставил почувствовать. Будто дал в руки нечто теплое, совсем еще крошечное, но живое и сказал “береги” и меня затопило нежностью и благодарностью.
— Спасибо, — шепчу, боясь разрушить волшебство. Переступаю с ноги на ногу, но не могу заставить себя развернуться и уйти.
Что волшебного в обычном подъезде, обычной панельки, перед совершенно обычной железной дверью? Не знаю.
Но вот он нежно косается горячей рукой моей щеки, гладит, смотря как пальцы касаются кожи лица, пропускает через пальцы прядь волос, качнувшись вперед, поглощает жалкие сантиметры между нашими телами и, запускает руку в давно разбередившийся хвост волос. Нежное касание мужскими губами виска, щеки, губ. Мягко потерся своим носом о мой, глядя прямо в глаз и улыбается. Обхватывает большими ладонями мое лицо. Еще одно касание губ, еще одна улыбка и вот он сбегает по лестнице вниз, а я наконец вспоминаю, как это — дышать.
Не это ли волшебство?
А реальность? Она там, за железной дверью. Фото в рамке на полке напротив кровати, которое так и не убрала. Браслет — подарок на восьмое марта и еще с десяток мелочей, которые заставляют помнить. Помнить о том прошлом, которое без зазрения совести теснит еще не сформировавшееся будущее, которое заставляет усомниться, снова запутаться и не видеть выхода.
Что правильно? Почему нет инструкции к жизни? Я бы прочитала ее от корки и до корки, чтобы точно не ошибиться, чтобы точно знать, что все будет хорошо.
В руках телефон и ни одного номера, на который можно было бы позвонить и спросить “что делать?”
“Я запуталась. Я только сейчас поняла, как сильно люблю тебя. У меня нет никого дороже тебя. Прости меня. Мне так тебя не хватает. Приезжай? ” — отправлено, доставлено и короткий ответ.
“Буду”.