В среду, облачившись в офисное платье, как примерная девочка, стучу каблуками к временно-новому месту работы.
Командировка, так командировка. Обмен опытом, так обмен опытом. Ну захотелось новому начальнику это так назвать, пусть будет так. Просто на эти две недели, помимо всего, у меня будет задача промониторить рынок труда и подыскать новое место — оставалось надеяться, что почти бывшее руководство, не будет вставлять палки в колеса, потому что уезжать из этого города мне не хочется. Хотя, учитывая обстоятельства, думается мне, что они еще и самую лучшую характеристику выдадут, лишь бы ушла.
В месте ссылки, меня встречает начальница отдела кадров. Довольно молодая женщина, лет под сорок и стильно одетая, встречает очень радушно… ровно до того момента, как я представляюсь и говорю, зачем собственно пришла. Ее перекосило за секунду, будто она съела лимон.
А узнав, куда меня определили на эти две недели, у меня был всего один вопрос — зачем меня отправили сюда?
Нет, конечно, все понятно — двухнедельная отработка перед увольнением вдали от нашего офиса, поэтому и пихнули абы куда, но если в порядке бреда предположить, что это обычная командировка в рамках "обмена опытом", то с кем мне, блин, обмениваться? С макулатурой? Потому что определили меня в архив — под чутким надзором двух “потрясающих” дам, довольно таки преклонного возраста. А из важных задач — запускать бумажки, которые они мне выдадут, в шредер.
Не стану описывать весь бред происходящего — скажу одно, по непонятной причине, эти незнакомые мне досели люди, меня как минимум презирали, как максимум ненавидели. И чтобы это понять, достаточно было и полувзгляда, а я смотрела на это две недели.
После всего этого, лично у меня сомнений в том, что мне постелили “красную ковровую дорожку” на выход из нашей фирмы, не возникало. Поэтому я просто молча зачеркивала черным фломастером даты в календаре, чем никогда не увлекалась, да и календаря-то бумажного у меня не было, пришлось купить… и рассылала свое резюме.
Одно поняла точно, для того, чтобы ярость держалась долго ее нужно подпитывать! За эти две недели мою подпитали так, что она давно вылетела за отметку максимум. Что там сильнее ярости? Бешенство? Очень подходит на описание того состояния, в котором я была через две недели. Оказывается, если хочешь довести человека, это сделать очень легко.
Ну вот почему нельзя по-человечески решить вопрос с увольнением? Зачем нужны эти игры — “сделай так чтобы написала по-собственному”?
Находясь в таком состоянии во вторник вечером, отбиваю в ноутбуке последние строчки “отчета” по “командировке”.
И вот честно, что-то одно просто обязано было сломаться. Поэтому засчитываем по-честному 1:0 в пользу пальцев — на клавиатуре кнопка пробела стала заедать. К отчету, комплектом, отпечатываю заявление на увольнение — принтер “выплевывает” все со скоростью света, видимо боясь участи ноутбука.
Утром в “приподнятом” настроении иду на почти бывшую работу. Убивать, как вчера, уже не хочется, хотя от линчевания бы не отказалась. То, что кто-то стуканул на меня в стажировочную компанию, злило, а еще было чертовски обидно — как бы то ни было я два года старательно работала. Нет, мне не нужна медаль во всю грудь за это, но капелька уважения… неужели это много?
Да и чего я такого сделала-то? Влюбилась в мужчину, который оказался совсем “не мой”? Я виновата в том, что стала третьей лишней в чужой большой любви? А кто меня в это все втянул…
Да, что-то меня не туда занесло.
Запинаюсь на ровном месте, едва не растянувшись по асфальту. За эти две недели это впервые, когда я вспоминаю об Антоне.
Ну нет, “спасибо” за это говорить точно не стану.
Встряхиваю головой и оглядываюсь. Вот и аллея перед офисом. Лестница, холл, лифт и я буду на месте. Так странно… я же должна что-то чувствовать? Это последний день, когда я зайду в эти двери, что-то же должно быть? Эта муть за две недели, кажется все из головы выветрила.
Быстрым поднимаюсь по лестнице, киваю зевающему охраннику, который еще не сменился с ночи, пересекаю холл и в абсолютно пустом лифте поднимаюсь на нужный этаж, уже через полчаса он будет забит под завязку любителями приходить “минута в минуту”. Два поворота, недлинный коридор и вот я у двери в отдел.
А вот это странно… Вытаскиваю ключ из замочной скважины, который не провернулся и бездумно верчу его в руке. Он не может не подойти… я прикрепила его к брелку с ключами от квартиры пару лет назад, сразу после окончания испытательного срока и больше не снимала — это точно он. Так что за ерунда тогда?
Снова вставляю ключ в замочную скважину и нервно дергаю ручку двери.
“Вот это точно странно”. - вытаскиваю ключ и толкаю дверь. — “В это время никого не может быть в офисе, слишком рано”.
Стол, стол, стол…. Аня?
В глаза бросается сгорбленная спина и темная макушка моей подопечной. За своим столом, уронив голову на сложенные на стол руки, она спит.
— Ань? — машинально ставлю сумку на стул возле своего стола и сажусь перед спящей девушки на корточки.
“И что она здесь делает в такое время?”
— Ань, — легонько тормошу девушку за плечо.
— Юля Андреевна, ты? — она поднимает на меня заспанные глаза, а потом вскрикивает в ужасе в ужасе. — А сколько время? — не дожидаясь ответа, хватает меня за руку, на которой надеты часы и поворачивает к себе циферблат. — Господи, я проспала…
Мечется из стороны в сторону, будто не зная за что хвататься.
— Аня, Ань подожди. Что проспала? — поднимаюсь на ноги, кое-как ухватив девушку за плечи, пытаясь удержать на месте. — Что ты делаешь на работе в такое время?
— Ох, Юля Андреевна, — Аня спрячет лицо в ладонях.
— Ты ночевала на работе? — рассматриваю девушку — помятая одежда, растрепанные волосы — очень странный вид для всегда ухоженной девушки. В ответ получаю легкий кивок и “угу”. — Так. Вставай. — командую. Прежде чем задавать вопросы, нужно привести ее в человеческое состояние. И с этим может помочь что-то покрепче нашей коллекции чая. — Пекарня внизу уже работает, свежей выпечки скорее всего еще нет, но кофе они могут сварить.
Через двадцать минут, мы сидим за столиком и потягиваем бодрящий напиток. Почти эликсир жизни для невыспавшихся.
— Расскажешь почему ты ночевала на работе?
— Ох, я… — никогда не приходилось видеть, что бы наша Анютка так мялась. Она не хабалка и не грубиянка, но и за словом в карман не полезет.
— Ань, в чем дело? — пытаюсь заглянуть девушке в глаза, которые она старательно отводит.
— Я боюсь, — шепчет на выдохе и будто еще больше сжимается.
— Чего? — мои брови взлетают вверх. — Тебе кто-то угрожает?
— Я боюсь, что меня уволят, — она все таки поднимает на меня глаза.
— И за что же? — пытаюсь переварить услышанное. Что-то очень сомнительно, что Аню было за что увольнять. Бред какой-то. Но девушка продолжает заламывать руки, будто не зная как начать свой рассказ. — Аня почему ты ночевала сегодня на работе? — спрашиваю строго. У нас не так много времени чтобы играть в молчанку.
— Чтобы успеть отбить заказы. Я знаю начальника охраны, он позволяет оставаться на ночь… — лепечет так тихо, что в первую секунду думаю, что мне послышалось.
Но нет… у меня глаза становятся по пять копеек.
— Ань, а у нас что норма заказов увеличилась? Или время на обработку сократили? Почему ты не успеваешь все обработать? — чтобы Аня да не успевала…
— Я…
— Так, хватит. Скажи четко и ясно, что происходит? — каюсь, пришлось немного повысить голос, когда понимаю, что она снова начнет мямлить. Ну честное слово, я так от нее и за месяц ничего не добьюсь.
— Когда вас две недели назад отправили в командировку, — все таки выдавливает из себя девушка, — в тот же день нам сообщили, что Антон назначен исполняющим обязанности начальника нашего отдела…
Присвистнула бы от удивления на этом месте, но, уж не знаю к сожалению или счастью, свистеть я не умею. Быстро же подсуетились.
… - У Вари через пару дней сын заболел и мы договорились — она, как всегда уходит на дистант, а я возьму на себя ее бумажки в офисе. А потом начался треш от наших знаменитых трех Л… я не буду всего рассказывать, но Варя, попросилась у меня не выходить с дистанта, хотя ее сын уже поправился, а Гриша пытался, как Варя, но ему уже не разрешили и он тогда просто ушел на больничный неделю назад. И теперь на меня свалилась своя работа, бумажки Вари и все заказы Гриши — делить их никто не стал. Юля Андреевна, я больше не смогу в таком ритме, — последнее девушка говорит с надрывом, а в глазах наворачиваются слезы.
Чтобы довести Аню до слез, надо постараться…
— А куда смотрит Антон? — в груди планомерно поднимается негодование.
— Он весь в отношениях с Ариной. Ничего не слышит и не видит. Я попыталась к нему подойти, когда Гриша ушел, но он отмахнулся, типа разбирайтесь сами, взрослые же люди. А не делать не могу, мы же ваши подопечные, нас просто уволят, вступиться же некому. Варя, конечно, помогает, но я все равно не успеваю, — Аня опускает взгляд.
— Ясно. — рычу сквозь стиснутые зубы. — А к Александру Игоревичу ты ходила? Что он говорит?
— А он ничего не говорит. Его либо нет на месте. Либо он запирается у себя с каким-то непонятным мужчиной, вроде его друг и велит никого к нему не пускать — я за всю неделю, так и не смогла к нему пробиться. — и заканчивает уже совсем поникшим голосом. — Да и станет ли разбираться? Антон же жених его сестры, а три Л под крылышком Антона, а я так…
— Ясно. — подскакиваю с места. Уровень злости взлетает до небес — крышечку с моего чайничка срывает окончательно и бесповоротно.
— Юля Андреевна, пожалуйста, не надо ничего делать, а то меня уволят. А мне очень нужна эта работа, у меня ипотека и бабушка приболела, а я больше нигде не найду такую зарплату, — Аня хватает за руку, со страхом смотря на меня, — Я слышала разговор Антона и Арины — Антону поручили придумать план развития нашего отдела и я так поняла он собирается уволить всех, кто не справляется….
Она не договаривает, но и так было понятно. Не справляющиеся это видимо мои ребята. Ну сволочь. Последнее добило мое терпение окончательно.
— Аня, если они захотят тебя уволить, они уволят, потому что ты все равно рано или поздно это не вывезешь. — отцепляю ее пальцы от своего запястья. — А я могу сейчас еще попытаться хоть что-то сделать. Успокойся, в случае чего место я тебе найду.
Благо за два года знакомствами некоторыми обзавелась, благодаря чему и у меня место уже почти есть, заберу Анютку с собой.
Наверх лечу разъяренной фурией. Моего появления в отделе никто не замечает. Три Л преспокойненько в чайной зоне хохочут, потягивая периодически из кружек, а Антон милуется со своей Аришей прямо за рабочим столом, усадив ее к себе на колени.
И это почти через час от начала рабочего дня! И это при том, что внизу я оставила плачущую сотрудницу этого же отдела, которая не знает, как справится с потоком свалившейся на нее работы!
Я почти уволена. Мне на все плевать, но только не на своих ребят.
Знаете, по телевизору, в связи с положением о возрастном цензе, употребление нецензурной лексики просто запикивается. Хочет кто-то в ток шоу высказаться матом, а зритель вместо слов слышит — пи-пи-пи… Вот официально заявляю, все что произошло дальше, тоже можно запикать, потому что мое дальнейшее поведение, не проходит не один “офисный ценз”.
— Что за хрень здесь творится? — и это самое мягкое, что я собираюсь сказать.