Шикарно оформленный зал одного из лучших ресторанов города. Я вся начищенная и натертая на многочисленных косметических процедурах, куда с самого утра утащила меня мама, стою в потрясающем платье с шикарной прической у входа в зал под руку с отцом. С другой стороны, подхватив его под вторую руку, прильнула мама.
Самый большой благотворительный вечер в этом году в защиту амурских тигров.
Где-то здесь, в зале, Александр, наверняка, в смокинге, накрахмаленной рубашке с золотыми запонками и галстуке в цвет глаз, с зажимом.
Мы, как два метеорита, которые пытаются столкнуть всеми возможными способами силы извне, чтобы мы создали сверхновую. И это самое малое, что мы должны создать, если учесть сколько усилий вложено в это посторонними людьми.
Эта встреча полностью спланирована и подстроена.
Не нами. Моими родителями.
Сейчас мы через весь зал встретимся глазами, в животе запорхают бабочки, нас, как магнитом будет тянуть и мы буквально поплывем навстречу нашей любви. В центре зала мы замрем на мгновенье напротив друг друга, всего один короткий вдох и наши уста сольются в страстном поцелуе и мы будем счастливы вместе до конца наших дней.
Дешевый спектакль, на одном из самых дорогих сборищ этого города. Почему-то в этот момент мне показалось именно так. Много пафоса и “ноль” души.
Не хочу так. Даже не смотря на то, что это все полет моей фантазии и то, что выдала моя примитивная фантазия не произойдет — не хочу.
Нет.
Хотела. Но передумала. Не здесь.
Благотворительный вечер и бизнесмены распивающие дорогущее шампанское, явно не располагают к беседа. В моем понимании — нет, поэтому не хочу тут оставаться.
Мы же хотели поговорить. У него было, что еще мне сказать, и на теплоходе и у меня дома, но я струсила. Я не знала, что именно он хочет мне объяснить, поэтому в сотни раз страшнее.
Я успешно убегала от прошлого столько месяцев и вот сейчас оно настигло.
— Пап, позволь я уйду? — знаю, как важно для него быть здесь, но если в моем присутствии нет жизненно важной необходимости, то…
— Опять решила сбежать? — прищуривается отец. — Александр где-то здесь. Сейчас встретитесь и все решите. Уже не дети, в конце концов.
Увы, мы стоим в зале и рядом нет чего-то хотя бы относительно похожего на стол, иначе папа обязательно бы по нему стукнул. Вижу, как ему этого хочется.
Но я не собираюсь бежать. Разговору быть. Давно пора. Глупо, по-детски сбежала от него дважды. Пора исправлять.
— Зачем же ты тогда со мной нянчишься, как с маленькой? — улыбаюсь.
— Потому что ты моя дочь, — припечатывает.
— Вот именно потому что я твоя дочь, я и прошу — дай мне уйти. Вот это все не для меня, — обвожу рукой сборище пришедших не столько ради благотворительности, сколько ради налаживания деловых контактов. Я ничего не имею против, просто я и правда к этому не привыкла, не смотря на то, что мой отец один из числа этих людей.
Просто это будто не моя жизнь.
Я с сентиментальной грустью и тоской вспоминаю сборища на корпоративах у Игоря Валентиновича и свою работу в офисе. Ошарашенные лица Трех Л, когда они узнали, что я не уволилась, поддержку Вари в каморке, мою маленькую войну с Антоном, и как кричал на нас потом Игорь Валентинович, любопытную лисичку Аню, в нужный момент принявшей весь удар на себя или еще раньше, когда я засиживалась допоздна в офисе или думала, как втемяшить в голову нашим королевишнам, что надо бы поработать, почему то сейчас эти воспоминания вызывали только улыбку. Я не мазахистка, просто там я чувствовала себя на своем месте. Там была моя жизнь. Здесь нет.
К глазам подступают слезы.
Вот Саша, за рабочим столом спит, закинув руку на голову, а на неудобном диванчике ютится Давид. А потом Дава наслаждается кофе, называя меня богиней, а я млею в руках своего мужчины, хотя на тот момент он еще не был таковым.
Или был? Будь на месте Саши кто-то другой я бы позволила ему тоже самое?
Ответ оказывается на поверхности — нет.
Даже от воспоминаний, что я когда-то была с Антоном на душе становится муторно.
Это просто Саша сумел подобрать ко мне ключик — где-то надавил, заставив ездить с ним домой, где-то поддержал, помогая с Леськой, где-то заставил задуматься — “готова ли ты разрушить свою жизнь ради Антона?” — он просто был рядом. Так мало оказалось мне нужно, чтобы влюбиться.
Сейчас же я понимаю, что в фирме все уже не так. Многих людей там уже нет и больше никогда не будет, включая меня. И от этого грустно и тоскливо. И что-то в груди словно по живому выкручивает, заставляя кусать губы, лишь бы не допустить соленым рекам побежать по щекам.
— Иди, Юль, — шепчет тихо мама, сжав мою руку.
Ее добрый и понимающий взгляд вместо сотни слов посылает волны поддержки, заботы и любви, что я в очередной раз понимаю, насколько ошибалась и не видела очевидных вещей — она меня поддержит, чтобы я не сделала и понимает, как никто другой.
— Спасибо, — шепчу в ответ.
Папа пытается возразить, но маме стоит лишь что-то тихо сказать ему на ухо, для его успокоения.
— Может хоть на такси?
— Андрей, наша дочь, я уверена, умеет его вызывать.
И это последнее, что я слышу.
Неспешным шагом пересекаю зал, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, на ходу накидываю полушубок, который забираю из гардероба и выхожу на воздух, “свежим” его язык не повернулся бы назвать. Хоть и не видны из-за высоких деревьев, зато отчетливо слышатся звуки проезжающих мимо машин, а за спиной музыка и гомон голосов, одна я словно в вакууме. И даже холодный ветер, пробирающийся под легкую ткань платья, не мог его разбить.
Отхожу в сторону от главного входа и облокачиваюсь на холодные металлические перила, невидяще уставившись вдаль.
Ничего не замечаю сейчас. Обжигаю руки о холодный металл и планомерно замерзаю. Просто голова занята мыслями, которые не дают ни на чем сосредоточиться и никак не хотят, чтобы я ухватила хоть одну. Поток сумбурной информации, воспоминаний, сожалений, тревог, радостей и понимание о трех потерянных впустую годах.
— Ни один человек не заслуживает такого, — звучит за спиной до боли знакомый голос, — чтобы из-за него теряли три года своей жизни.
Я сказала это вслух?
Вздыхаю, прикрывая глаза, как на репите прогоняя в голове его слова, но не оборачиваюсь.
— Даже ты?
— Никто. И тут дело не в том из-за кого ты это делаешь, а в тебе. Нельзя так поступать с собой, — его слова отзываются во мне россыпью мурашек по коже.
Краем глаза вижу, как Саша встает сбоку от меня, так же смотря вдаль.
— Я постоянно все делаю неправильно, — зябко передергиваю плечами, — столько лет ни за что сердилась на родителей, теряя время на необоснованную обиду.
— Можно все исправить, — поворачивается ко мне.
— А если уже поздно?
— А поздно? — переспрашивает. И говорим мы сейчас уже не о моих родителях. — Пойдем в машину, Юль. Ты заболеешь.
— Будешь ухаживать, если заболею? — резко оборачиваюсь, вскидывая взгляд. Глаза в глаза.
— Буду, — приподнимает краешек губ в мягкой и нежной полуулыбке.
— Почему?
— Потому что люблю тебя, — и снова просто, как само собой разумеющееся и неоспоримое. Снова говорит это именно так. Без заламывания рук, одухотворенного выражения лица или радостного возгласа, да плевать на все это, он это говорит так, как будто это просто набор слов, а не признание в любви.
— Почему? — повторяю упрямо.
“Скажи так, чтобы я поверила. Объясни, чтобы я не сомневалась. Сделай так, чтобы перестало все болеть и ныть.”
— Есть люди, которых ты любишь, просто потому что они есть. Твои родители, сестра, племянники — ты никогда не задумывалась над тем, любить их или нет. Они часть твоей жизни, — Саша делает шаг вперед. Одно движение руки и вот его горячие пальцы касаются моей щеки. Очерчивает скулу и спускается к губам. Мягко и нежно, почти невесомо, словно прикасается к хрупкой бесценной реликвии. — Для меня нет вопроса “почему”, ты просто часть моей жизни.