Другие девочки не должны переезжать до следующей четверти, но это не мешает им посещать кампус по выходным, чтобы поработать над своей кампанией для Студенческого совета — особенно Астер. Или, чёрт возьми, может быть, она здесь только для того, чтобы трахнуть Марка под носом у Селены? Откуда мне знать?
— Ты правда думаешь, что Марк изменяет Селене с Астер? — спрашиваю я Спенсера, поправляя имитирующий пенис в своих трусиках, а затем поворачиваюсь, чтобы улыбнуться ему. Это создаёт приятную выпуклость у меня под юбкой, и я хихикаю. Предполагалось, что мы будем работать над нашими костюмами на Хэллоуин, и я подумала, что было бы забавно сделать что-нибудь с печально известным членом, он же «протез» Рейнджера. Мама всё ещё не понимает шутки. На днях, когда она позвонила мне, она снова спросила о его «несчастном случае».
— Я должен отвечать на этот вопрос, когда ты запускаешь руку в трусики? — спрашивает Спенсер, развалившись на моей кровати и подбрасывая в воздух мялку-антистресс. Он ловит её, когда она падает, а затем садится, перекидывая галстук через плечо. То, как он окидывает меня взглядом, напоминает мне о том дне, когда он вошёл и увидел, как я задрала задницу и наклонилась, пытаясь вытащить телефон из-за кровати.
Он никогда не смотрел на меня по-другому — ни как на мальчика, ни как на девочку, ни после того, как я начала встречаться с его друзьями.
— Эм, да. — Я кладу руки на бёдра и слегка поворачиваю их, обмахивая юбкой бёдра и покачивая пенисом в такт движению. — Да, это так.
— Ну, тогда, — говорит он, вставая с кровати, аромат его духов Кеннет Коул Блэк наполняет комнату и заставляет моё сердце трепетать. — Ответ, чёрт возьми, «да». Ты никогда не была на вечеринках с Марком? — я отрицательно качаю головой, когда Спенсер придвигается немного ближе, протягивает руку, чтобы обхватить мой искусственный член под юбкой и сжать его. — Он переспит с любой девушкой, которая захочет его заполучить. Неудивительно, что Селена охотится за его задницей.
Спенсер наклоняется и касается своими губами моих, скользя рукой вверх и под пояс моих трусиков. Вместо того чтобы сразу направиться к влажному теплу между моих бёдер, он поглаживает искусственный пенис, как будто это действительно часть меня.
— Черч, возможно, скоро вернётся, — бормочу я, наслаждаясь ощущением пальцев Спенсера, когда он проводит ими по моей шее и по волосам. Я поднимаю глаза и вижу, что он ухмыляется мне, эта самоуверенная ухмылка напоминает мне, почему я изначально влюбилась в него. Он ведёт себя как полный задира, но на самом деле, несмотря ни на что, у него самое доброе сердце.
— И что?
— А то, что ему может не понравиться, когда он войдёт и увидит, как ты трахаешь его невесту в его комнате.
Спенсер хихикает и убирает руку из моих трусиков, подтаскивая меня к кровати и опуская на неё. Он целует меня так, словно не может насытиться, скользя руками вверх и под юбку, чтобы обхватить мою попку. Это похоже на мою самую непристойную фантазию — быть трахнутой в школьной форме. Но мы ещё точно не добрались до этого.
Как раз в тот момент, когда я думаю, что мы могли бы, звук отпираемой двери заставляет Спенсера сползти с меня, ругаясь и хватая подушку, чтобы скрыть эрекцию в брюках. Ему совершенно определённо не нужен искусственный пенис, чтобы пройти тест на захват.
Черч входит в сопровождении других парней, следующих за ним по пятам, и останавливается, склонив голову набок, с чашкой кофе со льдом в одной руке и длинным тубусом для постеров в другой.
— Мы чему-то помешали? — он спрашивает, но и Спенсер, и моя невнятная болтовня о том, что это не так, доказывает, что это определённо так.
Рейнджер закатывает глаза и садится на кровать Черча, скрещивая руки на груди и встречаясь со мной взглядом через всю комнату. Близнецы не стесняются украсть из мини-холодильника несколько кофейных напитков Черча в банках, а затем устраиваются поудобнее на моей кровати.
— Что в тубусе? — спрашиваю я, когда Черч передаёт его Рейнджеру, посасывая кофе через соломинку, в то время как его друг достаёт лежащие внутри бумаги.
Карты? Я наклоняюсь ближе, чтобы получше рассмотреть, и вместо этого нахожу чертежи. И не только Академии Адамсон, но и всего города Натмег.
— С их помощью мы можем увидеть, куда именно ведут туннели, — отвечает Черч, наблюдая, как Рейнджер разворачивает большие листы бумаги на кровати друга, придавив углы стопкой манги — японских аниме-комиксов — с приставного столика Черча. — Когда они строили Натмег и расширяли кампус Адамсона, то были обеспокоены возможностью обрушения туннелей, поэтому они все это нанесли на карту.
— Это то место, куда мы изначально вошли, — говорит Рейнджер, указывая на точку на карте, а затем прослеживая длинную протяженность туннеля. — И неудивительно, что мы не смогли найти другого выхода. Эта дорога тянется на многие мили, прежде чем разветвляется или открывает другой путь. Но посмотрите на это. — Рейнджер указывает на антикварный магазин на карте, а затем проводит пальцем по туннелю под ним. Обнаруженный нами вход в книжный шкаф ведёт не только ко всей подземной сети, но и к нескольким другим магазинам.
Магазинам, которыми Монтегю не владеют.
Единственное исключение — сам антикварный магазин.
— Семья Черча купила антикварный магазин у моих родителей, которые купили его у Магдалины, — объясняет Рейнджер. — Моя мама получила его при разводе, и я помню, что мой отец был в бешенстве. — Он поднимает голову, ноздри раздуваются, рот плотно сжат. — А с чего бы ему так себя вести? Из-за крошечного антикварного магазинчика, которым управляет пожилая леди? Мама продала его Монтегю вскоре после этого.
— Так это значит, что бизнес каким-то образом связан с культом? — спрашиваю я, и Рейнджер резко выдыхает через нос.
— Может быть. Ты знаешь, что ещё это значит? Что мой отец знает больше, чем ему следует. — Рейнджер отодвигает карты в сторону, а затем протягивает руку, чтобы схватить переднюю полу рубашки, сжимая ключи сквозь ткань. — Он хотел, чтобы я навестил его во время осенних каникул. Я мог бы.
— Не один, нет, — произносит Тобиас, садясь позади меня и сминая банку из-под кофе в руке. — Если ты поедешь, мы тоже.
Рейнджер ворчит, но не спорит, глядя в окно на внезапно начавшийся ливень.
— Где ты вообще взял эти вещи? — спрашивает Мика, протягивая руку, чтобы поиграть с бретелькой моего лифчика через рубашку. Я отталкиваю его руку, но мы оба ухмыляемся, как идиоты.
— В библиотеке, — отвечает Черч, а затем очень быстро добавляет: — Единственной в городе. Мы ходили в школьную библиотеку, но мистер Дэйв был не слишком разговорчив. — Он на мгновение замолкает, как будто о чём-то задумывается, а затем качает головой. — Я полагаю, он ни с кем не был откровенен и по поводу ножевого ранения, так что в этом нет ничего удивительного.
— Мы упоминали, что есть и другие пропавшие ежегодники? — говорит Рейнджер, скидывая ботинки и откидываясь на подушки Черча. Все они шелковистые, роскошные и мягкие — здесь подушка с перьями, там атласная подушка, одна с густым чёрным искусственным мехом. Я часто задавалась вопросом, что бы я почувствовала, если бы Черч поднял меня туда и положил мою голову на одну из них, прежде чем поцеловать. — Никакой закономерности в пропавших годах, по одному в разных годах.
— Я бы сказала, что поговорю об этом с папой, но после своего маленького признания он стал ещё более молчаливым, чем обычно. — Я вздыхаю и протягиваю руку, чтобы убрать несколько локонов со лба. — Я всё ещё думаю, что он связан с мистером Мерфи и мистером Дэйвом. Я только упомянула слово «культ», когда заходила вчера, и он захлопнул дверь кабинета у меня перед носом.
— Это имело бы смысл, — говорит Спенсер, теребя шов на моём одеяле. — Они втроём работают вместе, чтобы защитить Чака — пусть и за кулисами. — Он поднимает взгляд, кожа вокруг его рта напряжена от беспокойства. — Это то, что, я думаю, делал Джек, когда пришёл за мной в хижину — он защищал меня.
— Да? — Рейнджер возражает, и я чувствую, как напряжение между ними в одно мгновение поднимается до небес. Существует довольно много разногласий по поводу Джека и его роли в смерти Дженики. Не то чтобы я винила кого-то из них за позицию, которую они занимают, просто тяжело видеть, как они ссорятся друг с другом. — Ну, тогда, если он так чертовски беспокоится о тебе, зачем ни с того ни с сего появляться в кампусе, исчезать при малейшем намёке на проблему, а потом, чёрт возьми, нахрен исчезать от тебя?
— Джек неплохой человек, — произносит Спенсер, и в его голосе слышатся грустные, но решительные нотки, которые напоминают мне о том дне в коридоре, когда он посмотрел на меня так, словно я обманщица. От мыслей об этом у меня болит сердце, поэтому я прогоняю эту мысль прочь. — Он просто трус. Мне совершенно ясно, что он боится этого… Братства Священнослужителей или как там они себя называют. И это справедливо, могу добавить, учитывая количество погибших.
— Давайте не будем называть их именами собственными, — предлагаю я, пытаясь разрядить напряжённость. — Давайте назовём их… Братством грязных туалетных ёршиков.
— Что у тебя такое случилось с туалетными ёршиками? — спрашивает Мика, получая от меня удар локтем в грудь в качестве расплаты. — Давайте назовём их Последователи Сырных Членов.
— Чувак, я только что поел, — говорит Тобиас, дёргая брата за прядь волос. — А теперь будьте на секунду серьёзны: мы собираемся снова спуститься в те туннели?
— Нет! — кричу я в то же самое время, когда Черч говорит: «Да».
Он смотрит на меня и слегка улыбается.
— Вы нет, но я да.
— Ты что, с ума сошёл?! — огрызается Спенсер, роняя подушку, которую использовал, чтобы скрыть свою эрекцию, и поднимается на ноги. — Я знаю, что меня там не было, но, типа, разве вы, ребята, не усвоили урок в первый раз? Вы все могли погибнуть.
— Отправь туда одного из охранников твоих родителей для расследования, — говорит Рейнджер, и Черч вздыхает, как будто ожидал такого ответа от друзей.
— Этот культ, — молвит он, скрещивая руки на груди и, наконец, присаживаясь на край кровати. — Они явно состоят из влиятельных семей, семей с ресурсами, которые соответствуют моим собственным.
— Ничьи ресурсы не сравнятся с твоими собственными, — бормочут близнецы у меня за спиной, но достаточно громко, чтобы я могла расслышать.
— Это игра, разве вы не видите этого? — он поднимает взгляд, и в его янтарных глазах горит яростная решимость. — Люди, которые охотятся за Шарлоттой, молоды, неопытны. Они не наёмные убийцы, они не профессионалы. Подумайте об этом: школьный совет отклонил наши просьбы о дополнительной безопасности. Почему? Потому что они хотят, чтобы это был вызов. Дженика записала это ясно как божий день: это посвящение. — Ноздри Черча раздуваются, и тогда я понимаю, насколько он на самом деле чертовски умён. Он мог бы обвести всех нас вокруг пальца, если бы захотел. — Даже эта цитата о лисах, та, что из Библии: поймайте для нас лисиц, маленьких лисят, которые грабят виноградники; ибо наши виноградники в цвету. Это метафора. — Он указывает в мою сторону. — Дженика, Юджин, Джейсон… Шарлотка. Это лисы. Виноградник — это интересы культа, какими бы они ни были. — Черч внезапно встаёт, явно разгневанный своей речью, очевидно разочарованный тем, что он не раскрыл всю тайну убийства самостоятельно. Он слишком строг к себе. — Эти семьи прислали своих людей, чтобы сделать это дело, и я намерен принять этот вызов. — Он подходит к двери, кладёт руку на ручку и оглядывается, всего один раз. — И, если мои родители чему-то меня и научили, так это защищать тех, кого ты любишь, чего бы это ни стоило.
Черч исчезает в коридоре и захлопывает за собой дверь.
Я встаю, чтобы пойти за ним, забыв, что на мне всё ещё надет искусственный пенис в нижнем белье. Он шлёпается на пол и подпрыгивает рядом с кроватью Черча, разрушая драматизм момента.
Не теряя ни секунды, Рейнджер наклоняется, поднимает его и засовывает себе в штаны, прежде чем встать и указать на остальных из нас.
— Я пойду приведу его. Вы, придурки, заканчивайте свои грёбаные костюмы на Хэллоуин и перестаньте валять дурака.
— Прекрасный каламбур, — замечает Тобиас, прежде чем Рейнджер показывает ему фак и отправляется на поиски друга. Спенсеру и близнецам требуется около двух секунд, чтобы разразиться хриплым смехом. Но что касается меня, я не могу перестать думать о том, как глаза Черча встретились с моими, когда он произнёс слово «любишь».
С тех пор как я начала ходить в школу, я не особо нуждалась в репетиторстве, поскольку помощь Черча в прошлом году сильно изменила то, как я учусь и разбираюсь с проблемами. Он был прав: у меня не было фундамента, а без этого фундамента я не могла построить ничего нового. Но он создал мне его, и с тех пор у меня не было проблем с тем, чтобы собрать всё воедино самостоятельно.
— Ты действительно думаешь, что я смогла бы поступить в колледж? — спрашиваю я Черча, откладывая книги в сторону и глядя на него, купающегося в тусклом свете лампы рядом с кроватью. У каждого из нас есть настенные электрические камины на стенах в изножьях наших кроватей, которые весело горят, защищая от холода снаружи.
Пока я работаю над дурацким заданием мистера Мерфи по английскому, Черч просмотрел свою домашнюю работу и перешёл на страницы дневника Дженики. Он берётся за них так, как за всё остальное в жизни: как будто у него задание не на жизнь, а на смерть. Однако в данном случае это чертовски буквально.
— Назови колледж, и я позабочусь, чтобы ты поступила, — бормочет он, обводя пальцем предметы на экране своего Айпада. Он отсканировал все страницы, так что может поиграть с ними и делать пометки. Настоящие спрятаны обратно в дневник Дженики и хранятся в маленьком сейфе в комнате Рейнджера и Спенсера. Черч ненадолго замолкает, чтобы посмотреть на меня, сидящую на кровати в очках и забрызганном краской свитере. Парни продолжают пытаться купить мне новую пижаму, но чего они не понимают, так это того, что мне нравится эта. Она удобная и немало повидавшая. Когда я надеваю её, я думаю о своей тёте Элизе и о том, как она заманила меня к себе домой пиццей и светлым пивом, чтобы заставить меня помочь покрасить стену в её гостиной в фиолетовый цвет. За деньги можно купить новую пижаму, но они не могут подарить мне поток счастливых воспоминаний, как эти спортивные штаны. — При условии, конечно, что ты будешь продолжать получать хорошие оценки.
— Я не хочу покупать себе место, — говорю я, гадая, какие у него планы на выпускной, гадая, каково это — вернуть это кольцо и разочаровать его родителей, его сестёр… себя. Я выдыхаю и встаю, подходя, чтобы присесть на край его кровати. — Дай угадаю? Ты поступаешь в Гарвард, или Стэнфорд, или Оксфорд, или ещё куда-нибудь. Старые деньги, модная школа.
Черч не утруждает себя ответом. Вместо этого он просто дарит мне ещё одну из тех ослепительных улыбок, которым он научился у своей семьи.
— Может быть. А что? Это то место, куда ты хочешь поступить? Как муж и жена, мы, вероятно, должны учиться в одном университете.
Я хватаю одну из его отброшенных с кровати подушек и бью его ею.
— Ты невозможен, ты знаешь это? — я вздыхаю и прижимаю подушку к груди, просматривая записи Дженики и задаваясь вопросом, есть ли там что-нибудь новое, о чём он нам не рассказал. Иногда у меня возникает мысль, что он пытается многое сделать в одиночку. — Когда ты собираешься им рассказать?
— Рассказать кому и о чём? Нам нужно поговорить на тему уточнения, моя дорогая?
У меня дёргается глаз, но я не собираюсь поддаваться на небольшой словесный выпад.
— Парням. Твоим товарищам по Студенческому совету. — По крайней мере, членам Студенческого совета на данный момент, может быть, не в конце четверти, и не после этих дурацких выборов. — Когда ты собираешься рассказать им о том, что тебя усыновили?
— Я вообще не планировал им говорить, — отвечает Черч, обводя имя кружком на экране. Либби. Кто, чёрт возьми, такая Либби? Я имею в виду, кроме той ужасной девчонки, которая носила с собой камень с изображённым на нём культовым символом и издевалась над бедной Дженикой. — Ты единственная, кому я хотел рассказать. Я люблю парней, но просто есть некоторые вещи, которыми мужчина должен делиться со своей женой и ни с кем другим, тебе не кажется?
Мои щёки вспыхивают, но в этой маленькой комнате с пылающими каминами и бурей за окном я чувствую себя ужасно уютно и интимно; если я поддамся смущению, то вполне могу съёжиться и умереть. Поэтому я пробую юмор как метод отвлечения внимания.
— Если мы действительно собираемся стать мужем и женой, тогда почему ты до сих пор не начал приставать ко мне? Я имею в виду, мы живём в одной комнате и всё такое. Возможностей для соблазнения предостаточно.
Черч на мгновение откладывает айпад в сторону и оглядывает меня, изучая с такой тщательной точностью, что я удивляюсь, как он не разгадал мой секрет раньше. Он ни черта не упускает.
— Когда твой отец отчитывал меня и, могу добавить, запятнал мою безупречную успеваемость, он определённо дал мне понять, что, если я хоть пальцем трону тебя, он исключит меня, и что ему всё равно, кто мои родители. — Губы Черча растягиваются в улыбке. — Он заботится о тебе, ты ведь знаешь это?
— Тогда почему он всё время такой чёртов мудак? — я стону, пряча лицо в подушку.
— Он хочет защитить тебя, но не знает как. И я имею в виду не только эту культовую штуку, я имею в виду в жизни. — Черч вздыхает и проводит рукой по лицу, когда я поднимаю взгляд, протягивая руку, чтобы пододвинуть к себе айпад.
Рядом с обведённой кружком Либби стоит фамилия МакКоннелл.
Мне действительно начинает не нравиться слышать эту фамилию.
— Либби — сестра Селены и Гарета? — спрашиваю я, меняя тему, как обычно делает Черч, с личной на деловую. Он бросает взгляд на айпад и хмурится, лёд снова появляется на его лице.
— Так и есть.
— Итак… тогда могла ли Селена быть нашей нападавшей женщиной? — я решаюсь, гадая, сходятся ли все улики. — Я имею в виду, что слишком много совпадений — её брат баллотируется в Студенческий совет, её сестра упоминается в дневнике, и она появляется на горячих источниках.
— Честно говоря, я больше склоняюсь к Астер. — Черч садится, скрестив ноги перед собой. Мой взгляд скользит немного дальше его лодыжки к небольшой икроножной мышце, виднеющейся под брюками, заставляя меня чувствовать себя какой-то извращенкой викторианской эпохи. Боже мой, я увидела промелькнувшую лодыжку! Какой скандал. — Но в основном потому, что они оба связаны с Марком. Близнецы правы: он виновен.
— Мы говорим это потому, что он полное ничтожество? Или потому, что ты знаешь что-то, о чём не говоришь мне?
— Это всего лишь догадка, — отвечает Черч, протягивая руку и выключая экран айпада. После короткой паузы он наклоняется и нежно целует меня в лоб. — А теперь ложись спать. Завтра у нас впереди долгий день.
Я крадусь обратно в свою постель, но не без того, чтобы не задаться вопросом, что бы сделал Черч, если бы я попыталась забраться под одеяло рядом с ним.
Я решаю, что слишком напугана, чтобы рисковать быть отвергнутой, и в конце концов засыпаю с мечтами о янтарных глазах, аристократических пальцах и улыбках, которые предназначены только для меня.