― Мы ему не нужны, ― ее слова ― последний гвоздь в крышку гроба.
Я никому не нужна.
Даже эта женщина, что сжимает меня в своих объятиях, вспоминает обо мне, только когда ей что-нибудь нужно.
― Я тебя ненавижу, ― говорю я ей в грудь, и она прижимает меня еще сильнее.
Из-за нее я потеряла отца и дружбу с Даной. Все знают, что она ― пьяница. Я отталкиваю ее, и, не удержавшись, она падает на пол. Потрясение сменяется злостью, и я бегу по коридору, а она преследует меня по пятам. Еле держась на ногах, она движется не слишком быстро, и я подумываю о том, чтобы сбросить на пол перед ней велосипед Деклана, но я не хочу делать ей больно. Я залетаю в свою комнату и захлопываю дверь. Она сотрясается от ударов, и мама кричит на меня по ту сторону двери.
― Ах ты, паршивка! Не удивительно, что твой отец ушел!
Я закрываю уши ладонями, и ее слова звучат приглушенно, когда я сползаю по двери на голые доски пола в пятнах краски ― моя попытка покрасить свою комнату. Я закрываю глаза, но боль не утихает. Я никогда не чувствовала такой боли.
В этот момент в этой комнате часть меня умерла. Я не верила, что эта часть когда-нибудь сможет возродиться.
ГЛАВА 1
МЕЙВ
НАШИ ДНИ
Ключи лязгают в замочной скважине двери, и я прижимаю ногой нижние доски, из-за которых ее обычно заклинивает. Такой способ открывания двери на протяжении многих лет сильно повредил нижнюю часть, и она того и гляди развалится. Я толкаю дверь и одновременно задерживаю дыхание. Правила мне уже известны. Уезжая на всю неделю в колледж, я оставляю мать и брата одних, и они едва могут поддерживать в себе жизнь.
― Мам, ― зову я, с усилием захлопывая за собой дверь. Понадобится по меньшей мере три попытки, чтобы замок встал на место, закрывая меня внутри дома. Я огибаю гору картона, сваленную возле плинтуса. Желтая напольная плитка под ним старая и грязная.
Шагнув в кухню, я останавливаюсь и бросаю сумку на пол. Стол заставлен тарелками с присохшими остатками еды ― придется замачивать не один час, чтобы все это отскрести. Я подхватываю стопку нераспечатанных писем и бросаю обратно, когда обнаруживаю пустые бутылки из-под водки и вина. Обойдя стол, дергаю окно, впуская немного воздуха и пытаясь избавиться от этой вони.
― Мам, ― зову громче, открывая заднюю дверь и подпирая ее стулом, чтобы не закрылась. Сердце делает сальто, когда Сэнди спрыгивает со стола и выбегает в открытую дверь. Мне даже не нужно смотреть на стол, я и так знаю, чем там занималась кошка.
Упаковки от еды сложены высокими штабелями друг на друга. Возвращаясь из колледжа, я каждый раз застаю такую картину. Все выходные я проведу за уборкой, работой в местном магазинчике и попытками сделать домашнее задание хоть немного.
Серебристого цвета миски Сэнди зияют пустотой на полу. Я не хочу дольше задерживаться на кухне, но я и не жестокая. Открываю дверцу шкафа, достаю заплесневелый хлеб и кладу его на кухонную столешницу. Отодвинув в сторону красный соус и какой-то джем, обнаруживаю за ними пустоту. Закрываю дверцу и перехожу к следующему, в котором находится пакетик сахара и немного соли.
Сэнди возвращается на кухню, мяукает и трется около моих ног.
― Да, я работаю над этим, ― опускаюсь на колени, открываю нижний шкафчик и улыбаюсь пакету с кошачьим кормом. Сэнди запрыгивает мне на колени, но я сгоняю ее.
― На старт, внимание, марш, ― едва я насыпаю еду в миску, как Сэнди тут же ее сметает. Наполняю водой другую миску, и еще раз зову мать, выходя из кухни:
― Мам! ― она, должно быть, опять где-то валяется в отключке. Дверь в гостиную закрыта, и толкнув, открываю ее. Чтобы привыкнуть к полумраку, моим глазам требуется несколько мгновений, но, когда это происходит, я жалею, что не могу выйти из комнаты. Воздух застывает у меня в легких и пол уходит из-под ног.
Мужчина стоит над моим окровавленным братом, лежащим на полу. Серая футболка на брате, ужасно старая, вся в пятнах крови. Джинсы сползли с его тощих ног.
Я лихорадочно обвожу взглядом скудную обстановку гостиной и наконец нахожу мать. Воздух вновь поступает в легкие, и я пытаюсь унять мчащееся галопом сердце.
Моя мать лежит бесформенной кучей в углу. Ее безумный взгляд мечется, ни на чем конкретно не задерживаясь. Тушь стекает по ее изможденному лицу. Мне хочется подойти к ней, но от внезапного толчка в спину меня пробирает озноб. Меня снова и снова толкают в спину пистолетом, пока я не оказываюсь в центре комнаты.
― Что это тут у нас?
Я поворачиваюсь на голос. Он как острие ножа, глубоко прорезающее кожу. Мне не по себе от него, и я настораживаюсь.
Даже без оружия этот мужчина опасен. Его лысый череп как будто поглощает свет. Голубые глаза под нависшими тяжелыми бровями оценивающе смотрят на меня. Он подходит ближе. Кожаный плащ на нем поскрипывает, когда рукой в татуировках он тянется к моим светлым волосам, заплетенным в косу, приподнимает их и опускает обратно на мое обнаженное плечо.
Мне хочется подтянуть повыше лямку топа, но эта модель предполагает ношение на одном плече, так что я лишь сжимаю руки в кулаки.
― А ты милашка, ― его улыбка остра как бритва, тревожные колокола начинают бить сильнее, когда я пячусь назад от него.
― Что вам нужно? ― мой голос звучит тверже, чем я на самом деле себя чувствую.
― Оставь ее в покое, ― стонет Деклан с пола, и я радуюсь, что он жив. Его бледность заставила меня задуматься, не сегодня ли тот день, когда я должна буду найти своего брата мертвым.
Теперь, когда я вижу, что он не умер, задаюсь вопросом, в какое же дерьмо он нас втянул. Я пытаюсь взглядом донести до него этот вопрос. Брат недолго смотрит мне в глаза, а затем зажмуривается, когда мужик, стоящий рядом с ним, впечатывается черным армейским ботинком в его живот. Я бросаюсь вперед, но чья-то рука хватает меня за запястье и дергает назад.
― Стой, где стоишь, сучка!
― Просто скажите, что вам нужно, ― я не могу оторвать взгляда от Деклана, пока он хватает ртом воздух. Мужик, возвышающийся над ним, довольно ухмыляется. Он смотрит мне в глаза и сплевывает вниз на моего брата, словно на бездомного пса.
― Деклан торчит нам двенадцать штук.
Пол уходит из-под ног, и мне хочется присесть, но я не двигаюсь. Я больше не смотрю на своего брата и не слышу его стонов. Мне хочется посмотреть на мать, которая не издает ни звука, лишь настороженно наблюдает за происходящим. Я слышу ее прерывистое дыхание, доносящееся из угла гостиной.
― А если он не заплатит? ― задаю я пугающий вопрос.
Взгляд голубых глаз опускается на мою грудь, парень придвигается ближе и пожирает взглядом мое открытое плечо.
― Я собирался отправить твою мать погашать долг в один из наших борделей. Но теперь, когда ты здесь, думаю, ты сможешь приносить лучший доход, ― он приподнимает пальцами мой подбородок, и у меня возникает желание отшатнуться, но я стою смирно, и в его взгляде появляется одобрение, которое мне совсем не нужно.
― Я мог бы провести тест драйв прежде, чем мы согласимся на что-нибудь, ― скалится парень, стоящий возле брата.
― Оставь мою сестру в покое, бро. Я достану деньги, ― Деклан пытается приподняться, но нога в огромном ботинке давит ему на грудь и толкает обратно.
Он тянет свои тонкие руки, и я ненавижу то, каким потухшим он выглядит. Бледная тень того, каким брат был прежде.
― Твоя сестра?
Пока лысый говорит, я делаю шаг назад, и его пальцы соскальзывают с моего лица. Я не ожидала, что он отпустит меня так легко.
― Итак, мы заключим сделку, ― он прячет пушку за пояс брюк, и комната как будто облегченно выдыхает. Но я не питаю иллюзий. Этот мужчина может достать ее снова уже через секунду. Я слежу за его напарником, который, без сомнения, тоже вооружен.
― У вас двадцать четыре часа, чтобы достать мне мои деньги. Если я вернусь, а их не будет, я заберу тебя, ― он сверлит меня взглядом и делает шаг в мою сторону.
На этот раз, когда его пальцы сжимают мою руку, он ничуть не нежен. Меня впечатывает в его грудь, когда другой рукой он грубо лезет мне в штаны. Горло перехватывает от накатившей волны ужаса, я отталкиваю его и сопротивляюсь. Я пытаюсь вырваться, но из-за глубоко засевшего страха меня начинает охватывать оцепенение, быстро расползаясь от кончиков пальце на ногах вверх по телу. Мне нельзя застывать, я не могу, иначе он меня изнасилует. Его пальцы вторгаются внутрь меня, и в следующее мгновение меня отпускают, он делает шаг в сторону и сует пальцы, побывавшие во мне, себе в рот. Мне страшно, и внутри все завязывается в узел. Через секунду все закончится.
― Я почти надеюсь, что ты не найдешь деньги. Увидимся через двадцать четыре часа, ― его смех слышится уже из-за двери, а его напарник убирает ногу с груди брата и выходит вслед за ним.
Как только они скрываются из виду, мама начинает плакать, сильнее с каждой минутой. Я хочу утешить ее, но у меня подкашиваются колени. Я пытаюсь не думать о вторжении в мое тело.