Терпеть не могу слово «вполне». Опускаю руки.
― Я хочу поговорить с братом.
Джек, шумно выдохнув произносит:
― Нет.
Чувство тревоги сочится словно из сломанного крана, и в голову приходят мысли о самом худшем. Он мертв. Я дала ему умереть.
Джек встает.
― Он в порядке, ― подходит ко мне, берет меня за руки, наклоняется так, чтобы видеть мои глаза. ― Мейв, с ним все хорошо. Он только очнулся, так что звонить ему пока нельзя. Но я отвезу тебя к нему.
Дрожь пробегает вверх и вниз по руке, возвращая чувствительность моему телу. Я сглатываю:
― Спасибо.
Джек отпускает меня и идет к своему столу, откуда достает телефон и бумажник. Я откладываю эту информацию на потом, когда она сможет мне понадобиться, а я уверена, что так и будет.
― Мне пора собираться? ― подхожу к своей сумке, чтобы достать кожаную куртку.
― Да, ― Джек выпрямляется и бросает на меня взгляд, пока я натягиваю куртку.
Я странно чувствую себя, выходя из дома вместе с Джеком. Еще более странно забираться на переднее сиденье его джипа. В свете для Джек кажется еще красивее. Чтобы не смотреть на него, я сосредотачиваюсь на пейзаже, который быстро проносится за окном.
― Ты изучаешь психологию?
Вопрос Джека ставит меня в тупик. Он задает его так непринужденно. С каких это пор мы болтаем как ни в чем не бывало? Я смотрю на него, чтобы понять, к чему он клонит, но он сосредоточен на дороге.
― Да. Но я уже прогуляла несколько дней.
Желваки на его скулах приходят в движение.
― Я хочу стать социальным работником.
― У тебя должно отлично получиться, ― теперь Джек смотрит на меня, и я не знаю, что делать с его комплиментом. ― Ты никогда не рассказывала о себе, ― он взглядом подталкивает меня к тому, чтобы воспользоваться моментом и рассказать о своей жизни.
― Что происходит? Практикуешься для сегодняшнего вечера? ― громче чем нужно рявкаю я. Он прикидывается, что это нормально, как будто это может быть по-настоящему, как будто между нами что-то возможно. Это игра разума, чтобы в итоге разбить меня в пух и прах. Он всегда был хитер и жесток, а я уже и так слишком далеко зашла. Мне нужно защитить себя.
Так или иначе все делают тебе больно.
Джек крепче вцепляется в руль. Я жду, что он начнет угрожать мне, набросится на меня или даже посмеется надо мной за то, что я так завелась.
― Я просто пытаюсь узнать тебя получше, Мейв, ― он искоса смотрит на меня.
Он мог бы угрозами заставить меня ответить, и то, что он этого не делает, беспокоит меня еще сильнее. Он замолкает, и теперь я чувствую себя сукой.
Я сглатываю растерянность и чувство вины и смотрю в окно, когда мы въезжаем на территорию больницы, на парковке которой замечаю несколько машин. Из кашпо, достаточно большого, чтобы вместить дерево, торчит одинокий листик, цепляющийся за жизнь; этот коричневый лист согнулся, словно держит на себе вес всего мира. Джек паркуется в отдалении от остальных машин, и я собираюсь сказать ему, что могу зайти сама, но понимаю, что этого не будет, глядя на то, как он вынимает ключи из замка зажигания и отстегивает ремень безопасности. Закончив манипуляции, он не спешит выходить.
Как и я.
― Что не так? ― его тон резок.
― Я хочу попросить у тебя прощения за то, что подняла на тебя руку, ― произношу, глядя прямо на него. ― Не стоило мне давать тебе пощечину в тот день. Неважно, как сильно я разозлилась. Прости меня, ― мне нужно снять этот камень с души.
Я ожидаю, что он либо примет мои извинения, либо сумничает. Чего я не жду, так это того, что он потянется ко мне и обхватит мое лицо ладонями. Поцелуй жесткий, но быстро смягчается. Он слишком быстро прерывается, но не выпускает мое лицо из рук.
Сердце у меня стучит как сумасшедшее. Я не могу понять, что происходит. Но, когда он прикасается ко мне, я уже не такая решительная. Хочу спросить его, зачем все это, но вместо этого придвигаюсь ближе и прижимаюсь губами к его губам. Прервав поцелуй, поднимаю руку и провожу пальцем по его нижней губе. Она мягкая и теплая, а, когда Джек высовывает язык и облизывает мой большой палец, мой взгляд падает на него и сердце колотится в груди. Один взгляд, и он может с легкостью уничтожить меня.
― Джек, ― не знаю, зачем шепчу я ему в губы. Это так странно ― всю жизнь желать кого-то и сейчас получить, но я знаю, что все это фальш, как и остальные мои мечты. Отстраняюсь от его рук, расстегиваю ремень и, не говоря ни слова, выхожу из джипа.
***
Деклан спит. На фоне белоснежных простыней он очень бледен, и это пугает. Встаю рядом, беру его обмякшую руку. По моим щекам текут слезы, я пытаюсь справиться с болью, которая разъедает меня.
― Деклан, ― произношу я его имя, немного опасаясь, что разбужу его.
Он шевелится.
Медленно открывает глаза и улыбается.
― Вот и ты. Я знал, что ты придешь.
Я улыбаюсь сквозь слезы.
― Тебе от меня не скрыться. Как ты себя чувствуешь?
Он выдыхает и закрывает глаза, прежде чем снова откинуться на подушку.
― Помнишь, когда тебе было лет двенадцать? Мы с тобой занимались кикбоксингом возле батареи в гостиной?
― Да. Когда я ударилась пальцем об угол и сломала ноготь пополам. Чистейшая агония. Не думаю, что когда-нибудь забуду эту боль.
Деклан улыбается.
― Помнишь, ты пыталась надеть носок на треснувший ноготь?
Я киваю. Каждый раз, когда носок цеплялся, я ждала, что он оторвет ноготь. Помню, что ныла про это целую неделю.
― Я чувствую себя так же.
Отпускаю руку Деклана и пододвигаю зеленое кресло к кровати, а затем снова беру его пальцы в свои. Я точно знаю, что Джек смотрит через стекло двери в палату. Он занят разговором по телефону, но одновременно наблюдает за мной.
― Значит, ты чувствуешь себя как треснутый ноготь, ― уточняю я, улыбаясь и пряча слезы. Ему сейчас не нужна грусть. Ему нужно знать, что кому-то не все равно. Нам всем иногда это нужно.
― Ага, ― его сухи губы молят о воде. Поднимаюсь и наливаю ему немного в чашку, а затем вставлю в нее соломинку. Подношу брату ко рту, и замечаю, что его карие глаза по-прежнему смеются. Он не унывает. Он всегда такой, несмотря ни на что. Может быть, именно это и нравится мне в нем. Неважно, насколько все плохо, он всегда находит повод улыбнуться.