Брайар
Я чувствую себя больной.
Физически, умственно, духовно — все, что только возможно в человеческом теле.
Последние два дня меня мучает тревога.
Я постоянно оглядываюсь через плечо, ожидая увидеть полицейского или, что еще хуже, одного из них. Еда едва имеет вкус, и, что еще хуже, я едва могу что-нибудь проглотить.
Каждый раз, когда что-то попадает в желудок, я думаю о крови. Думаю о змеях и криках, отправляя все, что я проглотила, обратно в горло.
Мои внутренности горят, кислотный рефлекс и необходимость кому-то рассказать. Кому-нибудь. Сохранение этого секрета, который я не должна хранить, убивает меня изнутри. Съедает меня.
Ночами меня преследуют мертвые тела, смерть и гниющие трупы, и я ворочаюсь, пока тусклое солнце не заглядывает в комнату общежития.
Кошмары о том, как мое сердце едва не вырывается из груди. Мои ноги болят от бега, но этого все равно недостаточно, чтобы вырваться из его лап. Я вижу его глаза во сне, я вижу их, когда он лежал на мне, заглядывая в мою душу.
Такие темные. Злые. В них столько ненависти.
От этого я вскакиваю с кровати, вся в поту. Его голос звенит у меня в ушах:
«Покажи мне, как ты напугана».
Его руки держат мои запястья, его пальцы впиваются в мою кожу. Его ладонь над моим ртом, его запах, от которого мне становится больно. Я все еще чувствую его грубое, твердое тело, вжимающееся в мое.
Он опасен. Как молния. Все в нем заставляет меня чувствовать себя беззащитной и уязвимой. Я в его власти. Он может делать со мной все, что хочет, и я ненавижу это.
Ненавижу его за ту власть, которую он надо мной имеет.
Но больше, чем его друзья-психопаты, чем его убийственные руки, меня пугает то, что, хотя я боюсь за свою жизнь, это меня возбуждает.
В тот момент я почувствовала себя живой. Каждая клеточка внутри меня наполнилась жизненной силой. Я могла бы без страха прыгнуть со скалы, ограбить банк. Я чувствовала себя сверхчеловеком благодаря адреналину, который бурлил во мне.
Мое тело все еще держится за влечение, которое я испытывала к нему в ночь вечеринки. Мой разум понимает, как опасно тянуться к такому парню, как он, мой мозг понимает последствия. Разрушения, которые он может причинить.
Но мое тело.
Моему телу нравится поток электричества. Эндорфины.
Рисковать своей жизнью, своей свободой — это то, что я делала с тех пор, как меня научили воровать. Это наркотик, с которым я завязала до приезда сюда, и к которому я твердо решила не возвращаться.
И руки Алистера Колдуэлла для меня — самый худший вариант рецидива.
За это я ненавижу его больше всего.
Мысли о нем заставляют меня потянуться в карман толстовки и провести пальцем по громоздкому кольцу, которое когда-то украшало руку короля моих кошмаров. Я чувствую полые кусочки от его вырезанных инициалов, поглаживая по ним снова и снова.
Я украла его на случай, если нас действительно убьют. Так полиция будет знать, кого искать. Если я и пойду ко дну, то не одна.
Последние два дня я жду логического завершения. Чтобы увидеть, как он войдет в мой класс математики, направится прямо ко мне и задушит меня голыми руками. Закончив работу, которую начал в лесу.
Я не видела ни одного из них, и Лира тоже.
Тихие скрипы и стоны почти древней библиотеки заставляют меня вздрогнуть. Я быстро поворачиваю голову через плечо, чтобы убедиться, что позади меня ничего и никого нет.
Напрягаю глаза, чтобы отыскать его между бесконечными рядами тускло освещенных книжных полок, почти ожидая, что он притаился в тени. Однако там никого важного, только другие студенты, ищущие материал.
Я поворачиваюсь на своем месте, подтягиваю ногу и подминаю ее под себя. Снова надев наушники, я возвращаю свой взгляд к ламинированным газетным статьям.
Отдел генеалогии в школьной библиотеке оказался гораздо обширнее, чем я думала. Я прочитала, казалось, сотни статей об истории этого места и города, на территории которого оно расположено.
В основном, я ищу все, что связано с фамилиями Колдуэлл, Ван Дорен, Хоторн и Пирсон. Все это похоже на сложную шахматную партию, и я ужасно проигрываю, потому что не знаю своего противника как следует.
Судя по тому, что я читаю, каждый из них потомок основателей города. Их семьи переплетаются с тысяча шестисотых годов. Что означает старые деньги и еще более старые секреты. Хотя о них самих практически ничего не известно, вокруг их семей множество сообщений.
Отец Сайласа один из самых успешных в мире владельцев технологий. Он создал систему, которая защищала крупные корпорации от кибервзломов. Казалось, любая компания, которая зарабатывала деньги, инвестировала в Хоторн Инкорпарейтед. У Сайласа также есть два младших брата, которые учатся в средней школе и довольно умны, завоевывают награды направо и налево.
Семья Рука переполнена адвокатами и судьями. Людьми, ответственными за уравновешивание весов добра и зла. Как они могли так ошибиться с этим поколением? О его маме почти ничего не известно, и я даже не уверена, что она существует.
Пирсоны, не имея лучшего слова, являлись шлюхами внимания. О Тэтчере имелось мало информации, что меня не удивило, но его богатейшие дедушка и бабушка были повсюду. Они построили империю недвижимости после ухода из фермерского бизнеса в пятидесятых годах. Но самый большой скандал вокруг этой семьи был связан с отцом Тэтчера, который в настоящее время находился в камере смертников после убийства тринадцати женщин за четыре года.
А я-то думала, это моя семья облажалась. Я просто воплощение счастья по сравнению с некоторыми из этих людей. Я имею в виду, представьте, что вы растете сыном серийного убийцы, и не можете не задаться вопросом, что это делает с ребенком.
Невозможно не понять, как он стал таким, как сейчас.
Это также заставляет меня задаться вопросом: это природа? или воспитание? Есть ли что-то биологически закодированное в мозгу Тэтчера? Или социопатические наклонности проявились только после того, как мир сказал ему, что он чудовище?
Несмотря на то, что про другие семьи было множество статей, Колдуэллы лидировали в публикациях Пондероза Спрингс.
Бесконечные страницы их истории. Как они возникли из ничего и создали наследие. Изначально они переселились в этот район за свободой вероисповедания и на основе этого создали один из самых богатых городов в мире. Более того, я узнала, что у Алистера есть старший брат по имени Дориан, и он, похоже, любил быть в центре внимания.
Звездный пловец, выпускник средней школы и университета Холлоу Хайтс, он получил практически все награды, которые только можно придумать. Я чуть не задохнулась от того, как они похожи. Почти как близнецы, хотя Дориан старше. Главное отличие заключалось в том, что Дориан был жизнерадостным, яркая улыбка освещала его черты лица, поэтому его темные волосы и глаза не казались такими уж темными.
Согласно этой новейшей статье, сейчас он живет в Бостоне, участвует в одной из лучших программ ординатуры в Соединенных Штатах и скоро станет хирургом.
Я не могу оторвать взгляд от фотографии на первой странице прошлой статьи о семейных узах, мистер и миссис Колдуэлл гордо стоят позади Дориана, каждый из них держит руку на его плече, а он сидит в кресле перед ними. Все это время Алистер оттеснен в сторону, ни тепла, ни внимания, ему ничего такого.
Он чужой везде. В том числе и в кругу своей семьи.
— Эй, ты готова идти?
Я вскакиваю, положив руку на сердце, от быстрой смены скорости мне хочется потерять сознание. Я так взвинчена, беспокойна, что все заставляет меня вздрагивать.
— Прости, я не хотела тебя напугать, — мягко улыбается Лира, ее рука все еще лежит на моем плече.
Я быстро собираю исследования, в которые погрузилась, складываю их в аккуратную стопку, а затем киваю.
— Да, давай вернемся до темноты, — говорю я.
Обычно я не против прогулок по кампусу ночью. Но обычно я также не беспокоюсь о четырех убийцах-мудаках, затаивших на меня злобу.
Вместе мы выходим из библиотеки. Мгновенно я плотнее закутываюсь в одежду, чтобы прохладный ветерок не проник сквозь нее.
— Я знаю, что ты не хочешь говорить об этом, но думаю, что нам нужно это сделать. Нам нужно разработать план, кому мы расскажем, — я прерываю молчание нашей прогулки.
Для любого прохожего мы просто две девушки, болтающими о жизни.
Я хотела рассказать кому-нибудь сразу после того, как окажусь в безопасности. Я все еще хочу кому-нибудь рассказать. Мне кажется, что сейчас самое подходящее время.
Единственная причина, по которой я этого не сделала, заключается в том, что Лира упорно твердит, что это ужасная идея.
Она искренне боится их, даже мысль о том, что они узнают, что мы что-то сказали, приводит ее к нервному срыву.
— Только не это. Я думаю, мы договорились не говорить об этом, — умоляюще твердит в ответ она.
— Нет, нет. Ты согласилась. Я никогда этого не говорила. Это наша обязанность — рассказать кому-то. А как же семья того человека? Разве ты не думаешь, что они заслуживают знать?
Меня беспокоит мысль о том, что где-то там кто-то пропал. Кто-то, у кого есть семья, а мы еще никому не сообщили.
— Ты не понимаешь, Брайар, — снова говорит мне Лира, пока мы идем по территории к нашему общежитию. Моя тонкая куртка плохо справляется с прохладным ветром. Лето давно прошло, а осень наступила быстро.
— Я знаю, что у них есть деньги, но это не защищает их от всего, — спорю я в сотый раз. — Это не фильм Тарантино. Людям не сходят с рук такие вещи, если ты кому-то расскажешь.
— Могут, если у тебя правильная фамилия, смотри, — вздыхает она, быстро оглядываясь вокруг себя, как бы убеждаясь, что их там нет. — Они — сыновья семей-основателей. В Пондероза Спрингс все иначе, чем там, где ты выросла. Тут есть иерархия, негласные правила, и одно из них — эти мальчики неприкасаемы.
Все это звучит просто невероятно. Неужели они настолько защищены, что им действительно может сойти с рук убийство?
— Я знаю все об этом. Семьи-основатели. Богатое дерьмо. Я знаю. Мы можем обратиться к властям за пределами Пондероза Спрингс. У нас есть варианты, Лира. Мы не можем просто позволить им выйти сухими из воды. Их наследие не делает их невидимыми для закона.
Ее лицо каменное, серьезное, но я все еще вижу в ее глазах страх.
— Да, это так. Они выше всего этого. Конечно, каждый из них ненавидит свое богатство и семью за тот ущерб, который они нанесли, но эти фамилии защищают их от всего. То, что они вообще нас отпустили — это подарок. Ты не знаешь, потому что выросла не здесь, но они сделают все, чтобы защитить друг друга. Будут лгать, воровать, обманывать, убивать. Мы — жвачка под их ботинками. Меду нашими жизнями и перспективой сесть в тюрьму они всегда выберут себя.
Мои конверсы стучат по булыжнику, пока мы идем по кампусу, мимо нас проходят другие студенты. Все они беспокоятся об оценках или вечеринках, а мы почему-то оказываемся в стороне. Мы беспокоимся о своей жизни и о том, что мы сделали, чтобы так проклясть Бога, что он бросил нас на пути Ублюдков.
Я крепче сжимаю кольцо Алистера.
— И что, ты действительно хочешь держать это в себе? Вести себя так, будто этого никогда не было? Думаешь, ты сможешь это сделать? — спрашиваю я.
— Не осуждай меня! Ты этого не видишь, но так будет лучше для нас обоих, — отвечает она, проскальзывая в дверь первой.
— Лира, мы не можем…
— Брайар! Я уже знаю, что происходит, когда ты доносишь на таких людей, как они. Когда ты раскрываешь секреты о тех семьях, о которых тебе не положено говорить, — вскидывает руку Лира. — Вся моя жизнь разрушена, потому что моя мать думала так же, как ты. И теперь из-за этого она гниет на шести футах под землей.
Ее голос дрожит, нижняя губа подрагивает, когда она поворачивается лицом ко мне в коридоре.
Я нахмуриваю брови.
— О чем ты говоришь?
Я предполагала, что ее мать умерла от сердечного приступа, может, в автомобильной аварии? Какое отношение они имеют к смерти ее матери?
Лира проводит рукой по своим вьющимся волосам, от дождя они пушатся, пальцы застревают в них, и она разочарованно вздыхает.
— Генри Пирсон — вот о ком я говорю. Отец Тэтчера. Мясник Спрингс. Он убивал и насиловал женщин. Держал их в своем подвале неделями, просто чтобы продлить пытку как можно дольше. Он делал с этими женщинами невыразимые вещи. И поскольку моя мать пыталась быть героем, пыталась быть похожей на тебя, она оказалась одной из этих женщин.
Я распахиваю глаза, пузырьки кислоты в желудке вызывают у меня тошноту.
Несколько недель назад это место было мечтой. Землей возможностей.
Но оно быстро превратилось в мой самый страшный кошмар.
— Она увидела, как он кладет тело в багажник, когда выходила на пробежку. Она сразу же обратилась в полицию, думая, что они что-нибудь сделают. Думала, что они защитят, — насмехается Лира, сильно прикусив нижнюю губу и глядя в потолок. — Но она поняла, что нет никого, кто мог бы защитить тебя от такого человека. Здесь негде спрятаться. Не от семей основателей.
Гневные слезы наворачиваются на ее глаза, собираются в уголках, а затем катятся по щекам.
— Я была там в ту ночь, когда он появился.
Я ахаю, прикрыв рот пальцами, как будто это может предотвратить конец истории Лиры.
— Он ворвался в дом, и моя мама посадила меня в свой шкаф. Мне нравилось спать с ней, когда я была маленькой. Она пыталась позвать на помощь, но это было бесполезно, он одолел ее. Я видела, что он сделал с ней, Брайар. Видела, на что способны такие мужчины, как они. Я видела смерть той ночью. Я лежала рядом с ней, пока на следующий день не пришла уборщица. Я видела, как она разлагается и разбухает. Видела все это. Я видела, что произошло, и пытаюсь предупредить тебя. Пытаюсь спасти тебя, умоляя ничего не говорить. Все закончится не так, как ты думаешь.
Слезы капают из ее глаз, стекая по подбородку на пол в коридоре нашего общежития. Я даже не знаю, что сказать. Как ответить на такое?
Последние два дня я только и делала, что приставала к ней с расспросами о том, что нужно кому-то рассказать, кому угодно, что мне нужно выпустить это из себя, но я не понимала, что это может сделать с ней.
Как я выложу все не тем людям, которые повлияют на ее и мою жизнь. Я никогда раньше не была в таком положении, находясь во власти кого-то другого. И ничего не могу сделать, чтобы защитить себя или Лиру. Мы не можем позвать на помощь или протянуть руку помощи. Мы одни.
Я задерживаю дыхание, тянусь вперед и хватаю Лиру за руку, показывая свою поддержку. Это неизвестное чувство в моем животе. Узлы нервов и беспокойства, потому что я не знаю, что будет дальше. Не знаю, каким будет мой следующий шаг, но мы сделаем это вместе.
Оставят ли они нас в покое? Закончат ли они то, что начали? Что они вообще делали, убивая кого-то? Что в их жизни было настолько плохо, что они решились на убийство?
Это были вопросы, на которые, как я боялась, никогда не получу ответов.
— Хорошо, я понимаю. Я ничего не скажу. Обещаю, — тихо шепчу я, притягивая ее в крепкие объятия.
Хотя я сама не до конца верю в свои слова. Я ничего не скажу, пока не буду уверена, что с Лирой ничего не случится.
Я закрываю глаза на мгновение, думая о том, как ужасно это должно было быть для нее. Кошмары, которые ей снились, ненависть, которую она испытывала, наблюдая, как Тэтчер вальсирует по кампусу. Знать, что из-за его отца она стала сиротой. В моем животе бурлила ярость за нее.
Лира обнимает меня в ответ.
— Как ты можешь смотреть на него, Лира? Почему ты все еще остаешься здесь? — спрашиваю я. Я бы на ее месте сбежала из этого города как можно скорее.
Она немного отстраняется, вытирая лицо от слез.
— Это трудно объяснить, но я чувствую себя ближе к ней, когда нахожусь здесь. Уехать отсюда — все равно, что бросить ее, а я не думаю, что еще готова к этому.
Я вижу, что она хочет сказать что-то еще, что-то не договаривает, но я не настаиваю. Я считаю, что Лира уже достаточно поделилась семейной историей на сегодня.
Тишина возвращается, когда мы идем в нашу комнату. Поднимаемся по парадной лестнице на третий этаж. Я вроде как привыкла к экстравагантным украшениям и чрезмерным формальностям. Это начинает становиться нормальным. Хотя я только начала обживаться, но знаю, что если эти бессонные ночи и навязчивые воспоминания будут продолжаться, то в следующем семестре мне придется перевестись.
Я не могу оставаться здесь, постоянно беспокоясь о том, что за мной кто-то следит. Кто-то стоит за моей спиной. Но я также не могу оставить Лиру одну, чтобы она в одиночку отбивалась от голодных волков.
Когда мы добираемся до верхней ступеньки, в холле слышится шум. В конце длинного коридора, где слева находится наша комната, собралась толпа девушек. Их голоса отскакивают от стен и рикошетом долетают до нас.
Начинается полнейшая паника. Я знаю, что это не совпадение, что они сгрудились вокруг нашей комнаты, так же, как не было совпадением то, что я чувствовала, что кто-то наблюдает за мной в библиотеке до появления Лиры.
Они наблюдают за нами. Играют с нами.
Несмотря на то, что ни Лира, ни я не видели их с той ночи. Они все еще были там. Рыскали в темноте. Терпеливо ожидая идеального момента для нападения. Хищники в засаде, животные, которые хватают свою добычу с помощью хитрости и заманивания.
Прошлой ночью они превратились в преследующих существ. Но я не хуже их знала, что такие, как они, не преследуют. Они ждут. Используя элемент неожиданности в своих интересах, наносят удар, когда ты меньше всего этого ожидаешь, и страх только зажегся в угольках твоих глаз.
Именно это делает их охоту увлекательной.
Я не позволяю своим страхам помешать мне выяснить, что именно привлекло всеобщее внимание. Что оказалось настолько интересным, что заставило всех выбежать из своих собственных комнат в коридор после долгого учебного дня.
— Извините, — бормочу я, пробираясь сквозь толпу.
Прокладываю себе путь сквозь них с Лирой, идущей за мной по пятам. Ее шаги менее тревожные, чем мои, как будто она уже знает, что ее ждет.
— Что это?!
— Гребаные чудики!
— От него воняет!
Один-единственный гвоздь пронзает череп освежеванной и изрезанной твари. Ее средних размеров тельце свисает с гвоздя, струйка темной жидкости стекает по двери и сливается в сгусток на полу. Запах перебродил из-за жары, распространяется по коридорам.
Гниющее мясо и дикие намерения просачиваются в мое тело. У меня по коже поползут мурашки от неизбежности. Ладони вспотели, во рту пересохло, а сердце бьется о грудь, как барабан. Я протискиваюсь вперед, хватаюсь за дверную ручку и распахиваю дверь.
Судорожно пробираюсь к клетке на столе, откидываю крышку и щелкаю языком. Надежда рассыпается в моей груди. Моя милая полностью белая девочка не выскакивает из своего укрытия за угощением, как обычно.
В отчаянии я бросаюсь к качелям и домикам, обыскивая все пространство ее жилища. Из моего горла вырывается всхлип, когда я поднимаю металлическую клетку и яростно бросаю ее на пол. Она разбивается об пол.
Никогда в жизни я не испытывала такой ярости. Никто никогда раньше не делал со мной ничего подобного, не вторгался в мое пространство и не крал у меня. Я всегда была единственной, кто брал. Я контролировала то, что кто-то мог сохранить, а что нет.
— Брайар… — шепчет Лира позади меня, мои плечи поднимаются и опускаются от сильных вдохов, слезы стекают по моим щекам. Мое зрение затуманено от гнева и боли.
Лира смотрит на меня печальным взглядом, но какая-то ее часть хочет сказать мне: «Я тебе говорила». Я вижу это.
Я поворачиваюсь и вижу, что весь этаж смотрит на меня, как на какое-то цирковое представление. Я хочу закричать, чтобы они убирались к черту, и я уже собираюсь это сделать.
Но вижу бумагу. Белую бумагу, которая прижата под моей дохлой крысой, висящей на двери. Я вытираю слезы тыльной стороной ладони, иду к двери, и девочки за ней отпрыгивают назад от моей агрессии.
Я срываю записку со стены, вглядываясь в слова, нацарапанные темно-красным, без сомнения, кровью. Нет ни подписи, ничего, потому что он уверен, что я пойму, от кого это. Записка не от Рука, не от Тэтчера и не от Сайласа.
Нет, она от того, у кого темные глаза.
«Я заберу то, что принадлежит мне, маленькая воришка. А до тех пор помалкивай».