Брайар
— Так что давай, выкладывай. Расскажи мне, что мне нужно знать об этом месте. Где следует избегать тайных обществ, — спрашиваю я Лиру, когда мы начинаем ковыряться в нашем обеде.
Погода достаточно хорошая, чтобы есть на улице, солнца, конечно, нет, но и дождя тоже, а мне нужно отдохнуть от всей этой пыли в стенах здания.
Я накалываю на вилку помидор и отправляю его в рот, пока Лира начинает выковыривать косточки из черных вишен. Темный сок окрашивает ее пальцы. Сегодня была обязательная вводная часть для всех студентов. Занятия начинаются завтра, и не знаю, рада ли я или меня вот-вот стошнит на мои Чаксы.
Вводная часть была праздником дремоты. Преподаватель за преподавателем, затем декан, выражающий свою потребность в послушании и совершенстве. Учителя навязывали правила, которые были старше всех присутствующих в зале. Я почти не слушала, я не собиралась делать ничего скандального, что могло бы потребовать от меня знания законов и ответственности.
— Что ты хочешь знать? — спрашивает Лира, подсовывая под себя один из своих массивных черных Док-мартенсов.
— Все, что угодно, — пожимаю плечами я. — В Кеннеди-Холл действительно водятся привидения?
Я поднимаю бровь с игривой ухмылкой.
Лира смеется.
— Кто знает? Рассказывают, что была девушка, которая спала с одним из профессоров английского языка, когда школа только открылась. Якобы он пытался порвать с ней, и она была так разбита, что спрыгнула с края одного из проемов колоннады. Ее тело нашли у подножия обрыва, застрявшее на одном из зубчатых камней. Ходят слухи, что если пройтись по Кеннеди-Холл после полуночи, то можно услышать ее крики при падении.
Ветер развевает мои волосы за плечами, в голове роятся мысли. Что такого в любви, что заставляет людей хотеть умереть, если они не могут ее получить? Когда-то я слышала, что это химическое вещество в мозгу, и начала думать, что мне не хватает биологии, чтобы испытывать такие чувства.
— Безумие, когда люди так сильно любят, не правда ли? — говорю я вслух.
Лира берет в рот вишню без косточки, тихо пережевывая:
— Это не любовь. Это одержимость. Две очень разные вещи.
— Да? Ты не думаешь, что это одно и то же?
— Нет, — качает головой она. — Любовь реальна. Осязаемая вещь, по которой можно провести пальцами, теплая и безопасная. Одержимость — это фантазии в твоей голове, снова и снова. Одержимость — это жить в кошмаре, но не хотеть проснуться.
Я прищуриваю глаза, подавляя улыбку. Ее лицо такое серьезное, она смотрит на свои пропитанные вишней кончики пальцев, как будто что-то смотрит на нее в ответ. Я знаю, что в шкафу моей соседки есть скелеты, они есть у всех.
Что-то, что заставляет тикать ее тайный механизм. Главный секрет, который мотивирует каждый шаг, и когда она будет готова, то расскажет мне. Но какая-то часть меня думает, что это ключ к разгадке того, кем на самом деле является Лира Эббот.
— Ого, как глубоко, — саркастически бормочу я.
Она огрызается, услышав мой голос, и игриво пихает меня в плечо.
— Я серьезно. Между ними тонкая грань, но она все же есть.
Открыв свой сок, я смотрю налево, откуда исходят громкие звуки, и вижу небольшую группу парней, играющих в футбол. Мы выбрали один из столов, расположенный под деревом, вдали от оживленных мест, потому что, как мы поняли прошлой ночью, общение — это то, чему еще нам придется научиться.
Один из игроков прорывается сквозь остальных, пытающихся добраться до него, и пересекает их согласованную линию для тачдауна. Он поднимает руки над головой, его светлые волосы падают на лоб. Этот парень создан для привлечения внимания.
Его белая рубашка с длинными рукавами оставляет мало места для воображения, ее прозрачный материал позволяет увидеть рельефные мышцы торса, которые сокращаются, когда он смеется и радуется вместе со своими друзьями.
— Истон Синклер, — шепчет Лира. — Сын Дина Синклера. Один из самых любимых сыновей в Пондероза Спрингс. Спортсмен, президент студенческого совета, волонтер в местном приюте для животных. Идеальный человек, если таковой вообще существует.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, испытывая проблемы с тем, чтобы не смотреть на него. Вы не можете винить меня, но у нас дома не было таких парней. Таких, которые выглядят, как модели Аберкромби.
Словно ощущая, что мой взгляд прожигает дыры в его голове, он поворачивается в мою сторону и, хмуря красивое лицо, ищет смотрящие на него глаза.
Я быстро поворачиваюсь обратно к Лире, лицо пылает ярко-красным.
— Да, — хихикает Лира. — Он, как правило, так действует на девушек. Давай посмотрим, кто еще… О! Скотти Кэмпбелл.
Она показывает направо.
— Его родители владеют кучей сталелитейных заводов, и он вылил на меня весь свой поднос с едой в первый день в пятом классе. Потом упал с целого лестничного пролета в школе на следующий день, после этого я начала верить в карму.
Парень высокий, долговязый и похож на человека, который задирает других людей, пока не появится кто-то покрупнее.
Не в силах побороть свое любопытство, я снова поворачиваю голову к Истону ровно настолько, чтобы мельком увидеть симпатичную брюнетку, обнимающую его за плечи и целующую его в губы.
— А что насчет нее? — спрашиваю я, слегка завидуя тому, как клетчатая юбка облегает ее фигуру. Милый кардиган на плечах, а повязка на голове сдерживает разлетающиеся волосы. Уверенная, элегантная и сногсшибательная.
Все то, чем я не являюсь.
— Мэри Тургид, родители — владельцы сети магазинов. Одна из самых конкурентоспособных в академическом плане в нашем классе. Двойная специализация, цель — стать адвокатом защиты в одной из крупнейших юридических фирм Америки. Целеустремленная, красивая и мастер убивать людей добротой.
Да, определенно полная противоположность мне. Хотя они симпатичная пара. Молодой Джон Ф. Кеннеди и Джеки О.
Интересно, каково это — быть такой девушкой? Мисс Американа, которую все любят, которая цветет в центре внимания. Я пробыла здесь всего неделю и уже думала о том, кем мне никогда не стать.
Даже если Холлоу Хайтс был туманным и немного загадочным. В нем было то, чего никогда не было в Техасе.
Надежда на лучшую жизнь.
Холодный порыв ветра с силой переворачивает страницы книги Лиры, он завывает между деревьями, заставляя их стонать и раскачиваться. Некогда безмолвное небо раскалывается от раскатов грома. Предупреждение о надвигающейся буре. Вот и наш обед на улице.
Я начинаю собирать свои вещи, не желая попасть под этот ливень, когда слышу, как Лира глубоко вдыхает, как будто кто-то ударил ее прямо в живот.
— Почему они здесь? — хрипит она, ее голос дрожит от страха. Она прижимает книгу к груди, словно та должна ее защитить.
Я быстро оглядываюсь вокруг, замечая ропот и шепот, распространяющийся по площади. Все либо переглядываются, либо смотрят в одном направлении. Я чувствую, как меняется настроение в воздухе, как будто темная сила только что охватила всех.
— Кто? Что происходит? — хмурюсь я, глядя в сторону главного зала.
Дверь открывается, и оттуда выходит полицейский. Уже облава на наркотики? Почему все так напуганы?
В ответ в дверной проем входит высокая фигура, от которой у меня по позвоночнику пробегает вспышка чего-то очень похожего на страх. Дневной свет одного за другим освещает появляющихся за ней парней, их руки в наручниках за спиной. Они на расстоянии всего двадцати футов от меня.
Даже при том, что они скованы металлическими браслетами, истерика, охватившая всех студентов вокруг меня, говорит о том, что наручники мало сдерживают силу, которую они излучают.
— Ублюдки Холлоу Хайтс.
Это произносится как молитва сатанинского культа. Я наполовину жду, что земля начнет дрожать, а адский огонь прольется вниз под тяжестью ее тона. По какой-то причине очевидно, что эти парни не в первый раз совершают нечто подобное.
Люди боятся их не просто так.
Всего их четверо.
И трудно отрицать, насколько они привлекательны. Достаточно красивы, чтобы притянуть вас к себе, но окружающая их аура заставляет вас сделать шаг назад. Несколько шагов назад.
Они выходят один за другим, словно демоническое господство в идеальном соответствии. Они настолько разные, но выглядят как самое удачное сочетание. Как ножи и кровь.
Рядом кто-то громко цокает языком.
— Нельзя было начать год без какого-то хаоса, да, парни? — громко кричит он.
Студенты физически вздрагивают, волосы у меня на затылке встают дыбом, болезненно осознавая беспокойство, пробегающее по моему телу. Я горжусь тем, что ничего не боюсь, но в страхе есть что-то заразное. Как только он овладевает одним человеком, это передается окружающим.
Первый стоит, расправив плечи, с волчьей ухмылкой, а в его красных губах, как предупреждение, зажата спичка. Каждый раз, когда его рот двигается, он перекатывает ее на другую сторону.
— Это спичка? — насмешливо спрашиваю я.
Лира кивает.
— Его зовут Рук. Рук Ван Дорен. Сын окружного прокурора. Он самый… коммуникабельный из четверых. Можно подумать, что черты соседского парня делают его самым милым. Но спичка здесь неспроста, — бормочет она, словно рассказывает мне жуткую историю у костра. — Люди шутят, что спичка там, чтобы зажечь его короткий запал. В прошлом году он сжег самую старую иву в городе. Без всякой причины. Просто сделал это, потому что ему нравится смотреть, как горят вещи. Каждый пожар, каждое преступление с поджогом, все знают, что это он. Но это только то, что я слышала.
Мне хочется закатить глаза. Сказать ей, что она драматизирует, что это глупо. Но чувствую, какой он дикий, это видно по его глазам. Они вспыхивают и искрятся, как лесной пожар, готовый уничтожить все на своем пути.
— Я полагаю, это прекрасное начало. — Голос человека, стоящего позади Рука, отдается эхом, как крики в пустой пещере.
Он отдается у меня в груди, а льдисто-голубые глаза этого парня жалят всех перед ним, включая меня. Это самые голубые глаза, которые я когда-либо видела у человека. Он самый высокий и худой среди своих собратьев, но, на мой взгляд, самый устрашающий.
Фарфоровая кожа, безупречно сочетающаяся с его угольно-черным пиджаком, отглаженной черной водолазкой и клетчатыми брюками, мне завидно, как хорошо он одет. Все в нем говорит о том, что он заботится о своем внешнем виде. Следит за тем, чтобы каждый его светлый волос был на своем месте.
— Тэтчер Пирсон. Олицетворение смерти в одном идеально созданном человеке. — говорит с придыханием Лира, совсем так, как когда любуется одним из своих мертвых жуков. С волнением. — Способном задушить тебя голыми руками и не чувствующем ничего в своем холодном, темном сердце. Он не способен на эмоции. Вот почему считается, что яблоко от яблони недалеко падает. Его отец был единственным и неповторимым серийным убийцей Пондероза Спрингс.
— Ты, блядь, шутишь. Серийный убийца? — шиплю я. А я-то думала, что это у меня долбанутые родители. Отец-псих победил родителей-грабителей. — Ты…
Не могу поверить, что спрашиваю об этом.
— Как ты думаешь, он похож на своего отца? Он, знаешь, убивает людей? — шепчу я, потому что будь я проклята, если он меня услышит.
Лира только пожимает плечами, наблюдая, как он идет к полицейским машинам.
— Я не знаю, и это не та теория, которую многие проверяли. Так что до тех пор никто не узнает. — Она не сводит с него глаз, даже когда я спрашиваю ее о других.
— Эм, Сайлас Хоторн, — кивает она. — Наследник технологической империи. В двенадцать лет ему поставили диагноз «шизофрения». Конечно, его родители пытались скрыть это, но в Пондероза Спрингс нет ничего, что осталось бы незаметным. Во всяком случае, не навсегда. Он всегда мало разговаривал, но теперь, после Розмари, он практически немой.
Я обвожу взглядом золотистую кожу. Внешний облик, созданный для солнечного света, таит в себе эоны тьмы. Красивые золотисто-карие глаза, которые должны нести тепло, но у меня чувство, что в них живут только демоны.
— Розмари? — спрашиваю я, чувствуя себя так, будто меня посвящают в местные дела банды или какого-то клуба убийц.
Она кивает, заслоняя меня, желая, чтобы я говорила тише.
— Розмари Донахью, дочь мэра. Я не уверена, что именно произошло, но все говорят, что у нее была передозировка. Сайлас был ее парнем. Они были вместе, кажется, со средней школы. Именно он нашел ее тело. Они все нашли.
Это имело смысл. Я видела таящийся в нем гнев. Причину, по которой тьма накатывала на него волнами. Потеря любимого человека превратила его в нечто совершенно иное.
У меня было так много вопросов. Так много чувств. У меня не было достаточно времени, чтобы привести в порядок свои мысли.
Именно тогда облака заплакали тяжелыми, влажными слезами, упавшими на мою тонкую серую матерчатую куртку. Скоро она промокнет. Дешевый материал плохо отталкивает воду.
Нам нужно попасть внутрь до того, как дождь разразится в полную силу, но я остаюсь сидеть на своем месте. Потому что по мощеным ступеням спускается последний из четверки, и не думаю, что он нуждается в представлении.
Я его узнала.
Я бы запомнила эти глаза где угодно.
Другие ребята были одеты строго, в дизайнерскую одежду, носили свое богатство как знак гордости. Но он одет в поношенную кожаную куртку, обтягивающую его мощные плечи. Под ней серый «хенли» и простые джинсы.
То же чувство, которое я испытала прошлой ночью, скользнуло по моим ногам: в темноте он был манящим, но при свете дня выглядит так поразительно, что у меня перехватывает дыхание.
— Это Алистер Колдуэлл. Они никогда не говорят об этом вслух, но все знают, что именно он вершит судьбы. Его семья владеет половиной города, один из его прадедушек основал Пондероза Спрингс. Он дерется в «Кладбище» каждые выходные и никогда не проигрывает. Сомневаюсь, что кто-то хоть раз смог его ударить.
Алистер.
Так вот как зовут загадочного парня, которого я видела на вечеринке.
Мое дыхание вырывается заметными клубами, цепочка на его талии, кольца на пальцах. Все это так хорошо подходит к образу разгневанного парня. Разгневанного бога. На его лице не отражается ни одной эмоции, кроме ярости.
Я чувствую это даже отсюда.
— Сыновья мучительно богатых. Худший кошмар Пондерозы Спрингс. Они — Черная Смерть этого города. Не потому, что популярны, а потому, что у них есть сила пугать людей. Легенды. Они претенциозные и им принадлежит все до последней капли. Я просто… я не знаю, почему они здесь, — говорит в замешательстве Лира.
Они этим наслаждаются. Каждый из них. Вызывая ужас и вопросы. Студенты жутко заинтригованы тем, что же такого случилось, что пришлось вывести их всех в наручниках. Им нравится этот страх. Как голодные монстры, и это идеальная еда.
— Они живут здесь, почему бы им не приехать в Холлоу Хайтс? — Я каким-то образом обрела голос, чтобы задать еще один вопрос.
— Они ненавидят это место. Все они. Они должны были уехать после выпускного класса. Я думала… Не знаю. Они просто не должны были быть здесь.
Ветер щиплет мою обнаженную кожу, на ладонях выступает пот, и я с трудом дышу. Дождь льет все сильнее, а мы сидим и смотрим, как их запихивают на заднее сиденье черного внедорожника.
Адреналин, который я почувствовала рядом Алистером, мог бы дать фору любому преступлению, которое я когда-либо совершала. Мое сердце бешено колотится в грудной клетке. Когда полицейские усаживают Алистера в машину, его темные глаза пронзают меня насквозь.
Я знаю, что он меня видит. Так же, как и на вечеринке.
Уголок его губ дергается, и я перестаю дышать. Помедлив, он подмигивает, затем дверь полностью закрывается, и машины направляются в полицейский участок.
В тот день меня преследует темное облако, даже после того, как я сбрасываю мокрую одежду и встаю под теплый душ. Я стою и чувствую, что Алистер еще не закончил со мной.