В сложных ситуациях кто-то впадает в истерику, кто-то в буйное помешательство, когда разум отказывает, а живут лишь боль да жажда разрушения.
Я впадала в ступор. В штопор, когда по спирали вниз. И никакие другие силы не действовали.
Застав собственного мужа с любовницей, я не знала, что делать.
Странное оцепенение сковало меня по рукам и ногам.
Как во сне, я свернула всё же на кухню и без сил опустилась на стул. Меня мутило. Я смотрела одну точку невидящим взглядом и сдерживала рвотные позывы.
Хотя, нет. Я видела нашу с Вадимом супружескую постель, где, как животные, совокуплялись мой муж и его любовница.
Кажется, я на этом зациклилась. Меня перемкнуло.
— В моём доме. На моей постели. На моих простынях, — проговорила я вслух. — На моих шёлковых простынях. На моей кровати, — повторяла я шёпотом, мечтая, что всё это — дурацкий сон, что мне приснилось. А на самом деле ничего не произошло.
— Анна! — ворвался в сознание голос Вадима.
Он всегда называл меня так — полным именем. Ему не нравились уменьшительно-ласкательные Аня, Анюта. «Слишком по-детски», — морщил Вадим нос, будто у него что-то болело, а поэтому он научился произносить моё полное имя с разными интонациями.
Сейчас оно звучало зло и раздражённо.
— Какого чёрта ты дома? — поинтересовался он.
Жизнь рушится, летит под откос, но это, видимо, главный вопрос мироздания.
— Ну, извини, — не стала я на него смотреть, потому что не имела понятия, что будет, если я встречусь с его бесстыжими глазами. — Я не знала, что должна придерживаться расписания, когда мне домой возвращаться.
— Ты почему не на работе? — продолжал наседать муж, и я вдруг поняла, что не могу слышать его голос. Еле держусь, чтобы не сорваться.
— Хорошо, что не говоришь: «это не то, что ты подумала», — наконец-то нашла я в себе силы, чтобы сфокусироваться на фигуре, маячившей в дверном проёме.
Нас разделял метр.
Пропасть, по сути.
Я услышала быстрые шаги, а потом — как хлопнула входная дверь.
Тихо. Поспешно. Воровато. Будто это могло что-то изменить.
Она уже ворвалась в мою жизнь. Могла бы и не стесняться. Цокать каблуками. Хлопнуть дверью. Так, чтобы стёкла моей жизни вывалились нахрен и засыпали пол осколками.
— Анна! — Вадим сделал шаг ко мне.
— Не подходи. Не прикасайся, — попросила тихо. — Не надо ничего говорить и объяснять. Я и так всё поняла.
— Что ты поняла? — повысил он голос. — Ты сейчас в шоке и не способна здраво мыслить.
— Правда? — снова мазнула я взглядом по Вадиму. — Считаешь, я дура? Хотя почему считаешь. Я дура и есть. Самая настоящая.
— Вот только не начинай! — опять в его голосе злость и раздражение.
— Да я уже закончила, — отвернулась устало.
Странно. Я даже не заплакала. Внутри — выжженная пустошь. Будто ничего никогда не было.
Наверное, да. Это шок. И позже накатит волной, что сразу оглушит меня и потянет на дно.
— Ну, прости, — попытался выдать Вадим раскаяние, но я его не почувствовала.
Он злился. Как всегда, впрочем, когда был виноват, но признаваться в этом не хотел.
Пустые слова, что падают в пустую душу.
Я слепо пошарила рукой, ища сумочку. Там телефон. Надо делать простые и понятные вещи. Я не могу здесь оставаться. Надо вызвать такси и выбраться из этого дома.
Сумочка, наверное, осталась в коридоре. Или я её потеряла по дороге к спальне.
Я поднялась со стула. Вадим стоял у меня на пути.
Брюки застёгнуты наспех — ремень болтается. Белоснежная домашняя футболка облегала торс, как вторая кожа. Свежая футболка, из шкафа. Пахнет кондиционером для белья.
Он любил только белые футболки. У него их целая полка. Чистые, хорошо пахнущие, наглаженные. Я заботилась, чтобы у него всегда были чистые вещи.
— Дай мне пройти, — попросила монотонно. На эмоции не хватало сил.
— Не устраивай истерик, Анна, — Вадим тоже говорил тихо, но смотрел волком.
Я бедная Красная Шапочка. Если не сумею за себя постоять, он меня съест.
— Ну, облажался. С кем не бывает.
Для него это в порядке вещей, — отстранённо подумала я. Сколько их было? Вот таких любовниц? Видимо, не одна. А сегодня — не первый и единственный раз. Обыденность. Тайная изнанка жизни Вадима Майского.
Я покачала головой:
— Возможно, для тебя это ничего не значит. Для меня всё по-другому. Уйди с дороги.
Раз, два, три, четыре, пять… — вело отсчёт моё сердце. Не драться же мне с ним? Я ждала.
Где-то на двадцать первом ударе он посторонился. Смотрел исподлобья.
Мне бы вещи собрать. Но для этого нужно зайти в спальню. Я не смогу, не получится. Лучше когда-нибудь потом.
Я шла, спотыкаясь, как слепая. В голове гулко, руки холодные. Хороший сентябрьский день безнадежно испорчен. Навсегда перечёркнут двумя телами на белых простынях.
Сумочка нашлась в коридоре. Стояла на тумбочке.