Чёрт, он снова довёл меня до слёз.
Я сказала ему «нет», смогла. Но душа, сердце продолжали болеть и рваться на части. Пять лет жизни не исчезают по щелчку наших пальцев. Счастливые моменты никуда не деваются. И, наверное, поэтому так невыносимо больно — до темноты в глазах.
— Прощай, Вадим, — произнесла я вслух, пытаясь хоть как-то отпустить человека, которого любила, с которым прожила бок-о-бок не один год.
Глава 23
Квартиру я сняла. Мне очень понравился лофт под самой крышей. Меня не пугала высота. Мне нравилось небо из окон и лоджия, что целовала облака. Ещё одна крохотная комнатка, где можно было сидеть до холодов и дышать воздухом, строить планы и готовиться к урокам.
Мне нравилось светлое пространство и отсутствие лишней мебели. Здесь царила какая-то аура, что была мне близка и понятна.
— Вау! — сказала Машка. — Я тебе завидую, Сотникова! Только ты могла урвать в этом районе подобное чудо! Знала бы — отбила у тебя территорию и застолбила бы навеки!
Нет, она, конечно, не завидовала. Грустила, что нам придётся расстаться.
— Я люблю тебя, — сказала я ей, перебираясь в квартиру под небесами.
— Ой, перестаньте, мадам! — закатывала она глаза. — Не терплю я всех этих телячьих нежностей!
Она любила. Просто никому не позволяла быть с ней нежными. Может, ей так проще выживать — не знаю.
— Мы теперь рядом, и сможем чаще видеться.
— Чаще видеться, Сотникова, — это когда ты просыпалась под моей крышей и шлёпала босыми ногами на кухню, сидела и пила утренний кофе. А так… снова будем больше на телефоне висеть да встречаться раз в две-три недели в кафе, где будем трескать пирожные и жаловаться друг другу на жизнь.
Я буду. Машка — вряд ли. Но это никак не сказывалось на моей к ней любви и на тепле, что я неизменно чувствовала, когда она рядом.
— Поможешь мне вещи забрать? — спросила, зная, что она с радостью и согласится и поможет.
— Ну, наконец-то! Решилась! Давно пора! Конечно, помогу! И уложить, и перенести. И машину подгоню прямо к вашему парадному подъезду.
А я почему-то представила, как эти вещи переносит Рейнер. Меня даже в жар кинуло. Я слишком много о нём думала в последнее время. Не специально. Но нет-нет да всплывал в моей голове невольно его образ.
Тем утром я подала на развод. Заполняла бумаги не дрогнувшей рукой, хоть на душе скребли кошки.
Нет, ничего не прошло даром. На словах я была твёрдой. На деле — сомневалась всё же, правильно ли поступаю. Может, не стоило вот так. А потом перед глазами всплывала наша спальня, где мой неверный муж кувыркался с чужой женщиной, и сомнения уходили прочь.
Я не смогу. Просто не смогу всё это забыть. Наверное, даже через сто лет. Может, поэтому хватило сил довести дело до конца и не сдаться на полпути.
Да, наверное, стоило предупредить Вадима, но я не стала этого делать. Пусть уж лучше так. Он на работе. А я приеду днём. Лишнего не возьму — только личные вещи.
— Ну, что? — вздохнула Машка, заводя машину на подземную парковку. — С богом, как говорят?
Я кивнула. Спазм сжал горло. Нет, нелегко давались мне эти шаги. И возвращаться сюда — больно. И войти снова в квартиру — сродни подвигу. Но я должна это сделать.
Я долго не могла попасть ключом в замочную скважину. Руки дрожали.
— Ой, давай уже я! — забрала Машка у меня ключи. У неё получилось куда лучше, чем у меня. — Ну, и что за чёрт? — пыталась провернуть она ключ в замке, но у неё ничего не получалось.
Нехорошее предчувствие накрыло с головой.
— Дай-ка я, — протянула я руку и покрутила ключом туда-сюда.
Бесполезно. Подняла глаза на Машку. Та только головой крутнула.
— Вот гад, а. Замки сменил. Да хватит, не поможет.
Я всё ещё пыталась. Всё ещё не верила.
— Офигеть. Просто офигеть, Сотникова. Вот он — хороший Вадя во всей красе. Поехали отсюда. Будем думать, как быть.
— Нет, — тряхнула я головой, — нет. Там все мои вещи, ноутбук, конспекты. Мне скоро на работу выходить.
— Ну, позвонишь, попросишь аудиенции. Что делать? Сейчас ничего не добьёшься. Разве что слесаря вызвать. Так, мол, и так. Ключи потеряла. Или что-то вроде того наплести.
— Я не стану этого делать, Маш.
— Тогда хватит стоять и трясти эту чёртову дверь. Не поможет. Сезам не откроется.
Так мы и ушли не солоно хлебавши.
Машка молча вела машину. Губы в ниточку, брови нахмурены.
— А ну пошли! — резко притормозила она у ближайшего банкомата. — Карточки у тебя с собой?
— Д-да, — пробормотала я.
— Давай, надо попробовать, — показала она жестом, чтобы я поторопилась.
— Он не мог. Не мог со мной так поступить! — повторяла я снова и снова, пока рылась в сумочке.
Оказалось, мог. Деньги снять не получилось. Только рабочая карточка осталась. Но там денег немного.
— М-да, — сухо каркнула подруга, — не зря я тогда деньги сняла, ой, не зря. Заблокировал, сволочь.
Весь её вид кричал: «А я говорила!», но вслух она ничего не произнесла.
— Поехали отсюда. Будем думать.
Я шла за ней, как сиротливая собака. В машину села на автомате — ноги держать не хотели, стали свинцовыми.
— Что же делать… Я без вещей… Там ноутбук… конспекты… — раскачивалась я, как в трансе.
— Что-что. Договариваться. Или гордо выкрутиться.
Машка вела машину, как гонщик — жёстко и упрямо. Злилась.