Я покосилась на неё недоверчиво.
— Нет, ну а что? Что мы сразу плохое думаем?
— У меня такое впечатление, что мы ролями поменялись. И карточки он мне тоже с горя заблокировал? С другой стороны, это его деньги. И уж коль я с ним развожусь… — махнула я рукой.
— О, да! Ты с ним пять лет прожила! И что, получается, ничего твоего нет? Всё его? А не жирно ему будет? Ты на шее у него не сидела, работала, в дом всё несла. Мелочное пузатое чмо — вот кто твой Вадик! Зря, зря ты побои не сняла! Мы б у него отсудили хотя бы положенное!
— Он не пузатый, — слабо улыбнулась я.
Вадима пузатым даже с пребольшим увеличением нельзя было назвать. Он всегда следил за фигурой, здоровьем. Правильно питался и не злоупотреблял.
— И вот кто его сейчас защищает? Душонка у него уродливая и пузатая! Даже расстаться по-человечески не может! Он даже лечение не оплатил! Твой Райдер оказался вполне нормальным, хоть и повёл себя изначально, как скотина.
— Рейнер, — кажется, Машка намеренно без конца коверкала его фамилию.
— Да хоть кот Пушок! — разошлась не на шутку подруга. — Зуб даю: он бы замки менять не стал и карточки блокировать — тоже.
— Мы этого знать не можем, — покачала я головой. Выдохнула и приняла решение.
— Я позвоню Вадиму. В конце концов, это будет намного проще, чем гадать и тратить нервы.
Глава 24
Вадим словно ждал моего звонка — ответил сразу же.
— Привет, Ань.
— Здравствуй, Вадим. Я приехала домой, хотела забрать свои вещи, но в квартиру попасть не могла.
— Приехала, даже не позвонив мне? — делано удивился он. — В то время, когда меня нет дома? Не согласовав предварительно?
Сказать, что я ошалела от таких заявлений, значит ничего не сказать.
Машка рядом буквально покрылась пятнами. Ещё немного — и взорвётся.
— Ты сменил замки, — не стала я отвечать на его вопросы.
— Да, дорогая. Это МОЯ квартира, — подчеркнул он, нажимая на нужное слово. И я бы не хотел, чтобы ты появлялась в ней без меня.
— И после этого ты говоришь о прощении? — тихо произнесла я.
— Ну, ты не захотела ни слушать меня, ни разговаривать. И не намерена прощать, возвращаться в семью. К тому же как-то некрасиво, Анна, что ты приходишь, как вор, втихаря.
Он не злорадничал. Отчитывал холодно, как девочку. В какой-то момент я почувствовала, что Вадим пачкает меня словами. Затошнило так, что я еле-еле сдержалась.
— Я поняла тебя, Вадим, — попыталась ответить спокойно и гордо, — думаю, мои платья будут тебе к лицу. Носи на здоровье.
Я отключилась. Целую вечность мы с Машкой молчали, а затем она прыснула и захохотала.
— Ты великолепна, Сотникова! Это ответ королевы!
— Понаехавшей нищебродки, — пробормотала я, прикидывая, как жить дальше.
У меня съёмная квартира. Я заплатила за три месяца вперёд, и денег почти не осталось. Так, крохи. Осень набирала обороты, а у меня в арсенале пара платьев, один костюм, одни туфли, не рассчитанные на лужи и дождь. Ни куртки, ни пальто, ни шарфа. Я уж молчу про нижнее бельё и средства гигиены.
Ни ноутбука, ни книг. Ни-че-го. И на карточке сущая ерунда.
— Эй, Ань, ты чего? — видимо, вид у меня тот ещё был. Машка смеяться перестала. — Ну, прорвёмся, подруга. Есть чудесные распродажи. Я места хорошие знаю, где можно неплохо приодеться за сущие копейки.
Она умела. Приободрить. Поддержать. Влить силы, которых у меня — на донышке. Особенно сейчас, когда отчаяние накрывало с головой и мешало дышать. Может, поэтому её оптимизм никак не хотел заходить в моё сознание.
— К тому же, у тебя есть я. Помогу. Всем, чем смогу. И есть у меня отличный парень — гений рукастый. Торгует подержанной техникой. Будет тебе ноутбук, а всё остальное и в интернете найдём. Голова ж твоя никуда не делась? Всё при тебе. Ум твой не убежал. Я об одном печалюсь, что ты Вадю пожалела, не стала раздувать историю. А надо было всё же снять побои и ославить его на весь белый свет.
Я покачала головой.
— Это себя, прежде всего, ославить. Себя выставить на потеху жадной публике, которая мыла бы мне кости очень долго. У Вадима адвокаты, очень ушлая мама. Они перевернут всё с ног на голову, и я останусь виноватой, оболганной, бесправной. У меня нет ни сил, ни средств с ним бороться. И стать предметом сплетен я тоже не хочу.
— Вот поэтому всё так и случается, Ань. Боимся. Оглядываемся. Стыдимся. Спускаем с рук проступки. Позволяем страху управлять нашей жизнью. В то время как ты вполне могла бы и компенсацию с него стрясти, и на раздел имущества подать. И даже часть квартиры отсудить.
— Я не стану. Ты же знаешь.
— Вот и плохо. Одного такого бы Вадю проучили, может, другой бы поостерёгся так поступать, как он с тобой поступил.
— Пусть живёт, как хочет. Зато я полностью лишена иллюзий. Он никогда, никогда так не поступал.
— Но это всё в нём жило и никуда не девалось. Скотиной в одночасье не становятся. Может, там мама его поджужжала — не исключаю. Но то, что он с гнильцой, видно и без подзорной трубы. Это только влюблённая женщина склонна не замечать, на что-то глаза закрывать, искать оправдания, когда вдруг хороший, милый муж превращается в рогатую тварь.
— Я больше ничего не ищу, Маш. Если Вадим задумал манипулировать мной, то ошибся. Наверное, он решил, что я пропаду без его денег. Я собираюсь выжить вопреки всему. Это… просто паника. Когда не можешь сосредоточиться и понять, что делать дальше.
— Если что, откажись от квартиры, будем жить вместе. Деньги вернут, пустим их на что-то более нужное.
— Нет, — стиснула я челюсти так, что даже зубы заболели, — пусть всё идёт, как идёт. Что ни делается — к лучшему. Отвези меня лучше домой. Я устала. А завтра что-нибудь придумаем.
— Я, короче, уже сегодня кое-что сделаю, — деятельная Машка не могла сидеть сложа руки. — Позвоню Альфе, пусть он тебе зверя подберёт. Ну, ноутбук то есть.
— Альфа?..
Машка хохотнула и закатила глаза.
— И не спрашивай, почему у него такое прозвище. Он совершенно не похож на альфача, самый натуральный компьютерный задрот-гений. Худющий, очкастый, лохматый, немного не от мира сего. Но зато голова у него варит прекрасно. Не поверишь: я даже толком не помню, как его зовут. То ли Стасик, то ли Славик.
У Машки — бездна полезных и бесполезных знакомств. Куча знакомых на все случаи жизни. И стабильный затык на имена.
— Я ж в больнице работаю! — нередко поясняет она. — Через мои руки кто только ни проходит!
Если бы не она, ползти мне на пузе отсюда к родителям. Но это уже самый крайний случай.