Вадим, оказывается, следовал за мной тенью. Уродливым чёрным нечто. Безобразной кляксой, что испоганила мне жизнь.
— Я вызову такси и уеду, — ответила ему не оборачиваясь.
— Давай поговорим, Анна.
— Не о чём говорить, Вадим.
— Есть о чём, — схватил он меня за предплечье.
Пальцы его сжались, как капкан. Больно. Но эта боль не перекрыла ту, что засела у меня в груди.
— Отпусти! — процедила я сквозь стиснутые зубы.
— Не отпущу! — сжал он мою руку ещё сильнее. — Это ничего не значит! Мне всего лишь нужно было спустить пар! Ты достала меня, Анна!
— Чем же, хотела бы я знать?
Вырваться из его хватки невозможно. Я наконец-то почувствовала, как из глаз брызнули слёзы. От физической боли, потому что Вадим, уже не осознавая, сжимал пальцы всё сильнее и сильнее. Он что, хочет руку мне сломать?
— Больно же, отпусти!
— Больно? — стиснул он пальцы ещё крепче. — Что ты знаешь о боли? Больно, это когда ты стала другой, Анна. Когда вечно в себе, своих делах, заботах. Вечно ноешь и таскаешься по клиникам. У тебя же разговоры только об одном — как забеременеть. А если не об этом, то о твоей чёртовой школе. Ты меня перестала замечать, я для тебя что коврик у ног — вытерла грязную обувь — и дальше в свои конспекты да анализы, вечные страдания о ребёнке. Но моя ли в том вина, что ты даже залететь, как любая нормальная баба, не в состоянии? Да у нас секса нормального хрен знает сколько не было! Только по расписанию, только в нужных тебе позах. А после? Да любой нормальный мужик с катушек слетит! А я нормальный, Анна, нормальный! Говорила мне мама: не связывайся. А я, дурак, влюбился! Знал бы, чем это обернётся, не женился бы.
— Отпусти! — рванула я руку, понимая, что ещё немного — и упаду на колени от боли. Всё к тому шло.
Он наконец-то ослабил хватку, смотрел на свою ладонь.
А меня пробил нервный смех. Мама… ну, понятно, откуда ветер веет. Не удивлюсь, если это дорогая мама посоветовала своему любимому мальчику развеяться, отдохнуть «от этой душной Аньки».
Мама Вадима, в отличие от него, не стеснялась меня унижать и отзываться обо мне пренебрежительно.
— Алло, такси? — наконец-то я достала телефон и позвонила.
— Никуда ты не поедешь! — снова попытался достать меня Вадим, но я увернулась. Схватила сумочку и направилась к двери.
К чёрту. Надо уйти отсюда поскорее. Думать я буду потом. И так цистерну помоев вылил на мою несчастную голову. Оказывается, это я во всём виновата.
— Остановись, я сказал!
Вадим всё-таки догнал меня. До двери я дойти не успела.
Вцепился в плечо, развернул.
— Ты меня не остановишь! — снова попыталась я вырваться из его рук.
И тогда он меня ударил. По лицу. Отвесил оплеуху. Такую сильную, что я отлетела к двери и больно ударилась головой и лопатками.
Во рту стало горячо и солоно.
Вадим смотрел не на меня. Снова на руку, что поднял. Ему опять вроде как не верилось, что он это сделал.
И пока он пребывал в прострации, я наконец-то выскочила вон.
Как была: в чулках и без туфель. Растрёпанная. С пылающей щекой и разбитой губой. С одной сумочкой да телефоном в руках.
Глава 3
Уже сидя в такси, я позвонила Машке.
Ехать мне было некуда. Я не бедная родственница, но и не столичная штучка. «Понаехавшая», как пренебрежительно отзывалась обо мне свекровь. За спиной, естественно. Но у спины тоже есть уши. Иногда.
— Маш, можно я к тебе приеду? — спросила, прикладывая платок к разбитой губе. Кровь никак не хотела останавливаться.
Хорошо, что таксист не стал задавать лишние вопросы, только головой покачал, глядя на мои почти босые ноги.
— Что-то случилось? — у Машки внутри радар. Она чувствовала неприятности каким-то особым чутьём.
— Случилось. Я тебе при встрече расскажу, если можно.
— Нужно. Приезжай.
Она всегда такая. Немного резкая. Иногда — много. Но честная и порядочная, хоть и не каждому дано увидеть все прекрасные глубины её души.
Вадим Машку недолюбливал. Но наша дружба — не то, что я готова была бы променять на душевное спокойствие мужа.
Если бы я всегда и во всём его слушалась, то осталась бы мёртвой царевной в хрустальном гробу.
Вадиму всегда хотелось, чтобы я всецело и полностью принадлежала ему. Но я, при всей покладистости и бессловесности характера, всё же отстояла важные и очень нужные для меня вещи. Обучение и общение с лучшей подругой — из их числа.
— Нихрена себе! — присвистнула Машка, разглядывая моё лицо, а затем засмотрелась на мои ноги.
Я поджала пальцы: из дыры колготок сиротливо выглядывал большой, и я чувствовала себя нищенкой, которую обобрали.
— Твой? — коротко поинтересовалась Машка.
Я кивнула. Казалось: открою рот — и разрыдаюсь. Почему-то слёзы, которые никак не хотели литься дома, очень близко засели и попытались прорваться здесь, в очень скромной Машкиной «однушке».
— Ясно, — взяла она меня за руку. Я вздрогнула: её пальцы точно легли на то место, где со всей силой и яростью отметился Вадим.
У Машки — чутьё зверя. Она тут же отпустила мою руку, ещё раз внимательно посмотрела на меня и указала головой на ванную комнату.
— В душ. Всё остальное потом.
Позже, сидя на кухне в Машкином халате, сверкая синяками на руке, я пила чай и пустыми глазами смотрела не пойми куда.
— Я его с другой застала, — слова, оказалось, выталкивать из себя просто. — Домой не вовремя явилась.