Глава 30
Самойлов идёт за мной вслед. Затем догоняет, и вот мы шагаем рядом, направляясь к клумбам. Чуть дальше — школьный стадион, пустой сейчас.
— Вы не будете против, если раз в неделю я буду приходить?
Я смотрю на него с замешательством и удивлением, наверное.
— Это право родителей приходить в школу, интересоваться успехами своих детей.
— Да-да, конечно, — трёт он лоб. — Раньше этим занималась жена, а я как-то… не то чтобы не интересовался. Просто это было… распределение обязанностей, что ли. Я зарабатывал деньги, она занималась домом и ребёнком. Поэтому для меня всё, как в первый раз. И, наверное, я могу задавать какие-то глупые вопросы. Или спрашивать об очевидных вещах. Но мне очень нужна обратная связь.
Он тяжело вздыхает, закладывает руки в карманы брюк. Осенний тёплый ветер треплет его волосы. Ещё пока тепло. Наверное, последние деньки, когда можно насладиться хорошей погодой. Но мне холодно изнутри, хочется поёжиться.
— Скоро у нас будет родительское собрание.
— Нет, это не то, — качает он головой.
— У нас есть родительский чат, я могу вас подключить, — чувствую собственную беспомощность, потому что не желаю часто видеть этого мужчину. — В конце концов, есть мой телефон. Вы всегда можете позвонить и поинтересоваться ребёнком.
— Я буду приходить, — упрямо сжимает он губы и становится суровее и старше, чем есть на самом деле. — Мне это нужно. И Пете, наверное, тоже. Я пойду. Петя меня заждался. До встречи, Анна Романовна.
Он уже не протягивает руку, кивает и уходит. Шаг у него широкий, твёрдый. И я снова ловлю себя на том, что чувствую к нему симпатию. Он чем-то сейчас похож на сына: такой же одинокий, хоть я знаю, что это далеко не так.
Пора и мне домой. Я возвращаюсь в школу, чтобы забрать из кабинета сумочку. Уже на подходе слышу, как разрывается мой телефон.
В последнее время каждый звонок вызывает во мне протест. Несколько раз в день, как часы, звонит Вадим. Я не отвечаю, а он продолжает звонить. Словно пытается этими звонками выбить меня из равновесия.
К счастью, это не Вадим.
Рейнер. Снова что-то сжимается в груди, когда я вижу на дисплее его фамилию.
— Вас не поймать, Анна Романовна, — вливается в меня его глубокий голос, как только я отвечаю на телефонный звонок.
— Простите, была занята.
— С выходом. Именно поэтому я вам и звоню. Как вы смотрите на то, чтобы завтра мы организовали доставку кабинета?
— Завтра?..
Я вдруг с ужасом понимаю, что ни слова не сказала Анаконде.
— А зачем тянуть? После уроков, разумеется. Чтобы не нарушать учебный процесс, — в его голосе явственно читался весёлый сарказм.
— А как же красная лента? Вспышки фотокамер? Прочувствованная речь? — не удержалась и я.
Рейнер расхохотался.
— Умеете же вы, когда хотите, Анна Романовна, подчеркнуть, что я зануда, сноб и вообще неравнодушен к почестям. Думаю, всё организуется неким волшебным образом. Речь я заготовил. Длинную. На полчаса. Слушать не переслушать. Так что готовьтесь. И попрошу не зевать. Кого поймаю за этим постыдным делом — кара будет страшной.
— Поставите в угол?
— Не исключено.
— Учтите: это непедагогично.
— А я и не педагог, если вы успели заметить. К тому же, спонсорам прощают некие вольности. И даже поощряют.
— Я могу для вас нарисовать медаль. На цветном картоне.
— Лучше орден. Я тщеславен. Медаль как-то мелко.
— Тогда уж звёзды на погоны и в лоб. Чтобы все ослепли от вашего великолепия.
Он хохотал заразительно. Вкусно. И с ним… было легко.
Совсем не тот мужчина, о котором я читала в интернете. И далеко не тот чужак, что рассматривал меня в туалете на закрытом приёме.
Как иногда легко мы судим. Как часто ошибаемся.
Но что касается Рейнера… Нет, я понимала: он далеко не со всеми такой. И то, что приоткрывалась в нём дверца, куда не каждому дано заглянуть, и льстило мне, и вызывало любопытство, и волновало.
— Предлагаю пообедать, — резко, без перехода.
— Спасибо, но, наверное, не стоит, — покачала я головой.
— Трусиха, — в его устах обидное слово звучало мягко и нежно, что ли.
И я действительно струсила. От мурашек по коже. От узла в животе. От сердца, что рвалось на волю.
— До завтра, Илья Эдуардович, — проговорила скороговоркой и отключилась.
Нужно отдышаться. И зайти в кабинет Анаконды.
Анна Кондратьевна изображала вид очень занятой деловой женщины. У неё была эта фишка: вечно занятая, никому не входить, всем ждать на задних лапах. Секретарь Валя только руками развела: мол, очередной приступ, жди.
Часы уже показывали почти четыре часа, рабочий день заканчивался даже у главы этого заведения, но нет же: дела и заботы у Анаконды не заканчивались.
Я устала, хотела есть. Чай и булочка будто в бездну провалились. А дома шаром покати.
Надо было согласиться на обед-ужин с Рейнером, — подумалось с тоской. Хотя нет. Лучше не надо.
Как унылая лошадь я покорно присела на стул, дожидаясь аудиенции у королевы. Можно и завтра ей сказать. Но завтра будет поздно. И я получу вместо благодарностей нахлобучку.
Правда, я вообще не уверена, что меня похвалят. Но я и не для того старалась, не для галочки. Хотя и для неё тоже. Если уж совсем честно. А я как раз люблю покопаться в себе и ответить без лжи на все сомнения…
— Майская? — привёл меня в чувство голос Анаконды. — Заходи!