Сел рядом, расслабился и даже глаза прикрыл. С ним спокойно. Почему-то очень спокойно. И я тоже позволила себе расслабиться, отпустить напряжение этого дня, забыть о разговоре с директрисой.
— Как ты? — накрыла его ладонь мою. Будто так и надо. Словно возможность влить силы, которых ни у него, ни у меня не осталось, но рука в руке — и, кажется, становится легче дышать.
— Всё хорошо. Обычные рабочие будни.
Жутко хотелось наябедничать на Анаконду, но я сдержалась.
— Мужественная девочка. Не хочешь жаловаться?
— Нет, — тряхнула я головой. — То есть не на что.
— Лгунья. Я видел твоё лицо, когда ты выскочила на порог этой элитной клоаки.
Я не сдержала испуганного смешка.
— Во главе которой — даже представить страшно — Анаконда.
Его пальцы легко прошлись по моей шее, очертили скулу, зацепились за локон. Я прикрыла глаза, чувствуя, как, разгоняясь, грохочет сердце. Наверное, так громко, что он тоже слышит.
В тот миг мне это было нужно. Он словно стирал неприятности этого дня, дарил невесомую ласку, распутывал узлы и давал кислород… которого стало не хватать, когда его губы накрыли мои.
Глава 32
Рейнер
Это как разряд тока по оголённым нервам.
Это как глоток воздуха, когда выныриваешь из воды, где пробыл очень долго.
Я не собирался её целовать, но как удержаться? Как обуздать себя, когда только мысли о том, чтобы хоть на миг прикоснуться и понять: так ли сильна эта тяга? Так ли оно прекрасно, как я себе вообразил?
Это было лучше. Гораздо лучше, чем я думал.
Это когда без слов, потому что и так всё понятно.
Это когда хочешь женщину до звёзд в глазах — и не позволяешь себе лишнего, потому что она доверяет тебе. Пусть на миг. Пусть в минуту слабости, когда ей хочется просто заботы и участия.
И сквозь рёв яростного огня, что бушевал во мне с неистовой силой, я это понимал.
Я бы хотел продлить поцелуй на целую вечность. Я бы уволок её подальше и сделал своей. Любил бы так, чтоб она забыла, кто она и где. И выкрикивала в экстазе только моё имя, сдаваясь, покоряясь, растворяясь во мне.
Вместо этого я отступил, ощущая, как сводит судорогами неудовлетворённости тело.
— Ничего не говори, — провёл большим пальцем по её губам, запоминая их изгиб и мягкость. — И ничего не бойся. Я тебя никогда не обижу.
И она молчала, не поднимая глаз. Я только слышал её дыхание да стук сердца. Для этого, оказывается, не обязательно прижимать к себе женщину. Это, оказывается, можно услышать и на расстоянии.
Мне не хотелось, чтобы кто-то из нас испортил этот миг. Ни я своей первобытной похотливой грубостью. Ни она своими «простите-извините».
К счастью, ничто не нарушило ту гармонию, которую я ощущал.
— Я подъеду завтра к трём. Торжественно вручу документы на кабинет. Со мной будет бригада специалистов, которые установят мебель и оборудование.
— Спасибо большое, — вздохнула она как-то нерадостно. И улыбка у неё горько-вымученная. Кажется, я догадывался, что за этим скрывается, но расспрашивать ни о чём не стал.
Она не захотела поделиться. Очень упрямая и скрытная девочка. Загадка. Ребус. И, может, поэтому тянуло к ней ещё больше.
Открыто-закрытая. Как на ладони, и в то же время — только догадываться, что у неё в голове.
Наверное, мне приятно было бы взять её груз, печали и проблемы на себя. Опекать. Заботиться. Сдувать пылинки. Не по принуждению, а по собственному желанию.
Сколько их прошло рядом, но мимо? Женщин, которые нуждались во мне? А я тяготился любыми отношениями, которые таили хоть намёк на серьёзность.
Гораздо проще быть сторонним наблюдателем. Быть щедрым, но далёким. Не втягиваться во что-то поглубже. В то, что раньше казалось непроходимой трясиной.
Сейчас же я тонул добровольно и знал: эта женщина способна подарить воздух, но не спешит им делиться. Не из вредности. Из осторожности или по каким-то ещё причинам, понятным только ей одной.
— Я выбрал небольшой ресторанчик, — зачем-то пояснил, когда машина наконец-то остановилась. — Подумал, что тебе здесь понравится.
Ей понравилось. Я чувствовал это по её дыханию и улыбке. Уже совершенно другой. Немного радостной и слегка восхищённой.
— Выберешь сама или позволишь сделать заказ на мой вкус?
Кажется, я никогда и никого об этом не спрашивал. Либо действовал сам, либо позволял выбирать самостоятельно, не заботясь и не интересуясь.
— Сама, — легко подхватила она меню, — и позвольте мне оплатить свой заказ.
— Не позволю, — кажется, её независимость меня задевала.
Впрочем, меня задевало всё, что касалось этой девушки.
— Илья… — подняла она глаза, и я понял, что сейчас получу выговор. О, это строгие учительские глаза. Этот воистину профессиональный взгляд!
— Стоп! Вот так хорошо. Мне нравится, как вы произносите моё имя.
— Послушайте, Илья, — маленькая победа, крохотная уступка с её стороны, — я очень благодарна вам за всё. Не только за то, что вы сделали для школы, но и…
— Я ещё ничего не сделал для этой чёртовой школы. И — откровенно — вряд ли бы сделал. Я ни разу не переступал её порог с тех пор, как получил аттестат о среднем образовании.
— Неужели всё настолько плохо? — кажется, она мне сочувствовала.
— Не настолько. Но я переступил и забыл. Не был изгоем, непонятым гением. Но и пай-мальчиком меня тоже трудно назвать. Однако, как и многие в том возрасте, я мечтал вырваться и начать иную жизнь. По другим правилам и без душного давления со всех сторон.
— Получилось? — разглядывала она меня, подперев подбородок руками, сложенными в замок.
— Вполне. Я избавился от опеки человека, который не давал дышать, и осуществил мечту. И жалел, что не сделал этого раньше. А чтобы предупредить ваши «но и…», скажу одно: я сделал то, что посчитал нужным. И ничего не потребую взамен. Не мучайте себя. Здесь неуместны угрызения совести, чувство вины, сомнения. Ответьте на один вопрос: как бы вы поступили, если бы видели, что кому-то плохо?